Принцесса Елена вернулась в Нейгауз в чрезвычайно дурном расположении духа. По дороге она молча сидела в углу ландо, а принцесса Текла так же молчала в другом. Графиня Морслебен, сидевшая с ними вместе, с трудом сдерживала улыбку: молодое и старое лица в эту минуту неудовольствия были так похожи друг на друга.

Гроза разразилась только уже в верхних комнатах Нейгауза и обрушилась на фрау фон Берг, вызванную в комнату маленькой принцессы. Елена осыпала глубоко обиженную даму градом безумных упреков, как будто она была виновата в том, что четыреста лет назад Нейгауз был построен слишком близко к отвратительному Альтенштейну. Это ужасное место, настоящая пустыня, и ясно как день, что разумный человек никогда не построил бы замок здесь, если бы не имел особой цели.

– Слыхано ли это – получить столь резкое замечание от ее высочества из-за такой… – принцесса от злости не нашла подходящего слова. Не хватает еще, чтобы она, принцесса Елена, просила прощения у фрейлины герцогини!

– О, ваша светлость, – сказала фрау фон Берг, которая молча выдержала всю бурю, – за что вам просить прощения, ведь ваша светлость ничего такого не сделали?

– Я просто не заметила эту выскочку, потому что не выношу ее, – объяснила принцесса.

Глаза почтенной дамы заблестели.

– Во всяком случае, ваша светлость, это было плохо, – мягко сказала она. – Ее высочество просто очарована своей подругой. Можно подумать, что прекрасная Клодина готовит любовный напиток в своем Совином доме. Как неприятна должна была быть эта сцена барону!

– Неприятна? – проговорила принцесса. – Вы думаете, что он без удовольствия оставил игру, чтобы по приказанию ее высочества успокоить и вернуть свою кузину?

При этих словах принцесса вскочила со стула, обитого голубым кретоном, и подбежала к окну.

Фрау фон Берг видела, как она сжимала кулаки, нервно топая ногой и едва сдерживая себя.

– Что же ему было делать, ваша светлость? – спросила она. – Но, впрочем, это не невозможно – кто знает мужское сердце?

Она усмехнулась за спиной принцессы.

Та быстро обернулась, как будто ее ударили, и заметила улыбку своей поверенной. Тотчас же что-то пролетело над завитой головой женщины и упало у камина. Это был рабочий мешок принцессы из мягкого светло-голубого шелка с бесконечным вязанием, и он, несомненно, направлялся в голову фрау фон Берг. Та поднесла платок к глазам и зарыдала.

– Не плачьте, – повелительно сказала принцесса. – Вы знаете, что я прихожу в бешенство, когда… Я вас слишком хорошо знаю, Алиса, вы злорадствуете.

– Ей-богу, нет, ваша светлость! – воскликнула плачущая женщина. – Я думаю, иногда улыбаются из сожаления. Кто же говорит, что улыбка относилась к вашей светлости? Мне жаль герцогиню. Ее высочество представляется мне ягненком, позвавшим в гости волка. Герцогиня обожает Клодину, и жалко и смешно видеть, когда кто-то осыпает нежностями своего злейшего врага.

Принцесса не отвечала. Она сидела за кретоновой занавеской на подоконнике и нетерпеливо болтала ногами, а горящие глаза ее смотрели на дорогу, видневшуюся за парком.

– Что я могу сделать, когда люди слепы, – сказала она наконец.

– Я думаю, ваша светлость любит герцогиню.

– Да, она добра, по-детски добра и всегда очень внимательна ко мне. Но мама говорит, что она ни в чем не знает меры, и я это сегодня увидела. Я не могу помочь ей.

Часы на шкафчике в стиле рококо со светлыми бронзовыми замками пробили семь. Принцесса заметила это.

– Уже так поздно? – произнесла она. – Барон забыл, что мы хотели сегодня выбрать место для танцев.

– Может быть, ее высочество позвала его в свою гостиную, – сказала фрау фон Берг. – Фрейлейн фон Герольд поет каждый вечер, а барон, как известно вашей светлости, фанатично любит музыку.

– Но герцогиня знает, что у него гости! – воскликнула, сверкнув глазами, принцесса и грозно посмотрела на свою собеседницу.

– А если ее высочество прикажет? – мягко заметила Берг.

– Прикажет? Мы живем не в Средние века. Может, ее высочество прикажет ему жениться на ее любимице?

Фрау фон Берг безмятежно ответила на, пожалуй, чересчур резкое высказывание принцессы:

– Кто знает, ваша светлость, может быть, если этого сильно пожелает ее любимица.

Это было уж слишком. Принцесса подбежала к Берг и схватила ее за плечи, худенькое личико стало совершенно белым.

– Алиса, вы дурная, дурная женщина, я чувствую. Вы умеете больно задевать меня. То, что вы говорите, ужасно, но возможно. Алиса, я теперь никогда не бываю спокойна. Я хотела бы умереть, как сестра. Она, по крайней мере, была счастлива.

– Ваша светлость шутит?

– Нет, я не шучу. Ради бога, не считайте это шуткой! Я не знаю, что бы я сделала от радости, если бы та навсегда убралась из наших гор. Почему она не уехала с герцогиней-матерью в Швейцарию? Зачем она сидит здесь?

– Да, действительно, зачем? – повторила Берг и поцеловала руку маленькой принцессы. – Бедное дитя, – прибавила она со вздохом.

– Ах, Алиса, найдите какой-нибудь выход. Укажите его мне, придумайте что-нибудь. Я не могу выносить сомнений, – страстно прошептала девушка.

– Я, ваша светлость? Что же я могу сделать? Если только случай не откроет глаза ее высочеству…

– Случай, – горько усмехнулась принцесса.

– Как же иначе? Ее высочество не имеет никого, кто относился бы к ней настолько хорошо, чтобы оказать такую дружескую услугу.

– Хороша дружеская услуга! – насмешливо промолвила принцесса. – Скорее дело палача, потому что знание этого обстоятельства, я уверена, разобьет сердце Элизы.

– Ваша светлость, по-вашему, лучше смотреть, как обманывают добрейшее, благороднейшее и симпатичнейшее существо в мире? Я должна признать, что понятие о дружбе бывает разным, – с упреком сказала Берг.

– Вы, вероятно, никогда никого не любили, Алиса. Не любили так, что скорее предпочли бы смерть, чем лишиться любимого. Нет, вы этого испытать не могли, ведь у вас вместо сердца пустое место. Не возражайте! От меня герцогиня ничего не узнает, тем более что-то весьма сомнительное, без неопровержимых доказательств.

Фрау фон Берг провела рукой по волосам принцессы, на ее глазах блестели слезы.

– Как может золотое, по-детски чистое сердце поверить такому обвинению? – тихо сказала она. – Герцогиня не признает даже доказательств.

Принцесса сняла ее руку.

– Пожалуйста, не держите себя так, словно у вас их полные карманы, – сказала она, раздраженная прикосновением.

– Карманы у меня не полны, но достаточно и одного доказательства, ваша светлость.

Лицо молодой девушки покрылось яркой краской стыда.

– Это неправда, – повторяла она. – Ни одна женщина не бесчестна настолько, чтобы выказывать дружбу, обманывая. Вы ужасны, Алиса!

Принцесса вдруг вскочила и побежала в спальню, дверь за ней с шумом захлопнулась. Фрау фон Берг осталась одна в комнате; по лицу ее снова скользнула усмешка. Потом она вынула из кармана записную книжку и достала из нее письмо. «Вот оно!» – прошептала почтенная дама, с нежностью глядя на бумагу. Уже один раз этот клочок показал свою волшебную силу.

Принцесса Текла сидела у себя в комнате и писала герцогине-матери письмо, полное благородного негодования. Рядом слышались страстные рыдания. Фрау фон Берг вышла из своей комнаты и с водой и малиновым вареньем вошла в спальню.

– Ваша светлость должны успокоиться, – нежно сказала она, подавая принцессе прохладительный напиток.

Она стала на колени перед заплаканной молодой девушкой.

– Не должно быть красных глаз – если я не ошибаюсь, приехал барон, – продолжала фрау. – Там, на столе, лежат маски для костюмированного бала и большой выбор моделей от Ульмана.

Принцесса встала, дала фрау фон Берг причесать себя и освежить глаза.

– Что, я заплакана? – спросила она.

– Нет, нет! Очаровательны, как всегда, – ответила Берг.

Через несколько минут принцесса уже была внизу, не желая упустить ни секунды дорогого времени, глаза ее блестели.

В широко открытых дверях ярко освещенной столовой стояла Беата в своем сером с черным праздничном шелковом платье, которое она всегда надевала к обеду.

– Мой брат просит извинить его отсутствие: он задержан его высочеством, пустой экипаж только что вернулся, – сказала она с легким поклоном.

Сияние исчезло с лица молодой девушки, она тихо села рядом с Беатой; старая принцесса не вышла, сославшись на головную боль.

Графиня Морслебен с трудом удерживалась от зевоты, камергер тихо разговаривал с фрау фон Берг. Кроме этого, слышались только звон тарелок да голос Беаты, которая, как всегда, говорила громко и отчетливо. Она пыталась заговаривать с принцессой, но та не отвечала; не дожидаясь десерта, Елена встала, сделав графине знак остаться и, как капризный ребенок, убежала в сад.

Когда часа через два Елена вернулась к себе, волосы ее были мокры от росы, а глаза распухли от слез. Перед этими глазами стояла комната, в которой за роялем сидела девушка с белокурыми волосами, образовавшими сияние вокруг головы, а рядом стоял человек, которого чистый, великолепный голос очаровывал против его воли… Было от чего прийти в отчаяние.

– Позовите фрау фон Берг, – приказала она горничной. – Огня не зажигайте.

Через несколько минут в дверях прошуршало шелковое платье женщины, и маленькая дрожащая рука принцессы схватила ее руку.

– Доказательство, Алиса, дайте мне его, – прошептала она, дрожа как в лихорадке.

– Вот, – спокойно сказала фон Берг и вложила в правую руку принцессы предательское письмо. – Я думаю, оно ничего не стоит. Выбросьте записку, когда прочтете, ваша светлость.

– Хорошо, Алиса, благодарю, можете идти.

Принцесса пошла к себе и прочла записку при свете розового фонаря, висевшего посреди спальни.

– И, несмотря на это, она ее друг?! Бедная Лизель! – прошептала она.

Потом сделала движение, как будто хотела разорвать записку, но остановилась. Кровь прилила к голове, ей стало жарко, она тяжело вздохнула. Комната еще была полна дневного тепла, в открытое окно врывался сладкий запах цветущих лип, такой же опьяняющий, как желание любви и счастья, наполнявшее грудь молодой девушки.