– Немного туманно, господин фон Пальмер, я вас не понимаю, – сказала Клодина.

– Правда? Ах, милостивая государыня, при вашей-то проницательности… Вы здесь, должно быть, чувствуете себя совсем как дома, – ответил он. – Надо надеяться, что скоро вы совсем переселитесь в жилище ваших предков. Я думаю, что постоянные поездки взад-вперед, должно быть, утомительны, в особенности теперь, когда устраиваются празднества в Альтенштейне и Нейгаузе.

– По несчастью, господин фон Пальмер, я опять не понимаю смысла ваших слов.

– Так смотрите на них как на пророчество, фрейлейн! – сказал звонкий голос, и наследный принц, красивый двенадцатилетний мальчик с выразительными, как у матери, глазами пододвинул к Клодине свой табурет. – Пророки всегда говорят туманно, – добавил он.

– Браво, ваше сиятельство! – воскликнул, смеясь, Пальмер.

– Я бы желал, чтобы господин фон Пальмер предсказал верно, – продолжал принц, любуясь Клодиной со смелостью, свойственной его возрасту. – Вы могли бы совсем переехать к маме, она еще вчера говорила папе, как было бы хорошо, если бы вы не уезжали…

Пальмер все еще улыбался.

– Я не могу этого сделать, ваше высочество: у меня есть обязанности, – спокойно отвечала Клодина, – иначе я бы охотно жила в милом моему сердцу Альтенштейне.

– Это великолепное поместье, – сказал ротмистр. – Как прекрасны здесь сад и оранжерея!

– Это было страстью моего дедушки, – грустно заметила Клодина.

– Вы с братом и другими детьми играли в «разбойников и принцесс», когда были маленькими? – спросил наследный принц, не отрывая глаз от молодой девушки.

– Да, там, внизу, – отвечала она, – около стены, в которой маленькая дверь – из нее мы нападали!

– Господин ротмистр, – громко сказала принцесса Елена, – я бы хотела теперь сыграть партию в крокет. Пойдемте, Исидора!

Графиня и ротмистр поднялись и пошли на лужайку, принцесса Елена стояла в нерешительности.

– Барон, – обратилась она к Лотарю, и в голосе ее прозвучала просьба, – не примете ли и вы участие в игре?

Он встал и наклонил голову в знак согласия.

– Ваша светлость уже назначили всех для партии? – спросил он.

– Зачем? Ведь нас двое против двух.

– Не больше двух? Ваше высочество, – обратился он к наследному принцу, – принцесса Елена желает играть в крокет. Я знаю, вы любите эту игру.

Ножка принцессы нетерпеливо топтала траву.

– Очень сожалею, – серьезно ответил принц, – фрейлейн фон Герольд только что обещала мне показать место, где мы с братом можем построить крепость. Это мне интересней.

Барон улыбнулся. Он постоял немного, глядя, как принц с важностью подал Клодине руку.

Герцогиня с изумлением посмотрела вслед молодой девушке, уходившей с мальчиком.

– Почему фрейлейн фон Герольд не играет? – спросила она.

– Ваше высочество, принцесса Елена только что выбрала себе партнеров, – ответил Лотарь.

– Пожалуйста, барон, пойдите вслед за вашей кузиной, передайте мои извинения в том, что ее забыли пригласить, и, по возможности, верните ее. Гувернер наследного принца заменит вас в игре.

Барон поклонился и пошел извиниться перед принцессой Еленой и передать свой молоток гувернеру, приятному, но чрезвычайно застенчивому молодому человеку. Потом он медленно, не оборачиваясь, пошел за кузиной. Нос старой принцессы побледнел и заострился во время этого разговора.

– Извините, ваше высочество, – сказала она и со звоном поставила чашку на стол. – Елена, конечно, не хотела обидеть фрейлейн и ничего дурного не думала. Она очень любит ваше высочество. Но ее честное сердце всегда… не может…

– Я не вижу, при чем тут честность, тетя, – возразила герцогиня, и щеки ее вспыхнули.

Фон Пальмер посмотрел на герцога, который не обращал внимания на этот разговор. Его высочество играл моноклем и серьезно смотрел вслед удаляющейся молодой девушке, которую принц бережно держал под руку и задавал всевозможные вопросы. Они исчезли за густыми кустами жасмина. Герцог медленно повернул голову и встретил взгляд принцессы Теклы – глаза ее горели ярче, чем обычно, худое лицо выражало злорадство и неудовольствие.

– Он рано начинает ухаживать, – сказал герцог, – мальчик весь огонь и пламя.

– У него хороший вкус, – весело ответила на шутку герцогиня.

– Это у него от отца, – послышался голос старой принцессы, и любезно-язвительная улыбка мгновенно сменила неудовольствие. Она приняла самый безмятежный вид и подвинулась на стуле.

Герцог вежливо снял шляпу и поклонился ей:

– Да, глубокоуважаемая тетушка, я всегда с бо́льшим удовольствием смотрел на красивых женщин, чем на безобразных. Если вы находите, что это качество перешло от меня к наследному принцу, вы делаете меня счастливым. Благодарю вас!

Острое лицо Пальмера засветилось от удовольствия. Если бы Берг могла это слышать! Принцесса Текла принялась нервно дергать носовой платок, герцогиня бросила умоляющий взгляд на мужа: она знала его антипатию к тете Текле. Это чувство он сохранил с юности, когда принцесса проявляла необыкновенный талант к отслеживанию его похождений, чтобы потом передать все матери, конечно, не совсем согласно с действительностью. Старуха больше не удостоила герцога ни словом. Она повернулась к герцогине и осыпала ее комплиментами, не предвещавшими ничего хорошего: в них проскальзывало сожаление, с которым относятся к человеку, без вины страдающему. Это было дружелюбие, которое может лишь оскорбить гордую и нервную натуру.

Герцогиня не понимала ее и ужасно устала от расспросов и советов, и наконец, когда принцесса со вздохом проговорила: «Если бы я только наверняка знала, что этот Альтенштейн поможет вам», ее терпение лопнуло и она попросила отвести себя в дом.

Это послужило всем сигналом к отъезду. Скоро под дубами стало пусто, пестрые шары остались на дорожках, а обе принцессы со своей свитой вернулись в Нейгауз.

Глава 15

Клодина шла с принцем в самый отдаленный конец огромного парка. Она была рада уйти от взоров Лотаря, которые причиняли ей боль. Намеренное оскорбление маленькой принцессы едва задело ее: оно показалось ей столь ребяческим, что на него не стоило обращать внимания. Клодине часто приходилось терпеть от нее мелкие неприятности. Они начались с тех пор, как появление Клодины на придворных празднествах и балах несколько затмило Елену. Но молодая девушка все-таки не понимала, почему принцесса так открыто показывала свою неприязнь к ней даже в присутствии герцога и герцогини. Маленькая принцесса, должно быть, была в очень дурном настроении, или она с проницательностью любящего сердца угадала особое расположение Клодины к Лотарю? Но нет! Она была так уверена в своей победе, что даже взяла у Беаты фартук, чтобы войти в роль хозяйки в своем будущем доме. Да и Лотарь, очевидно, был уверен в этом ветреном, кокетливом сердце, иначе не решился бы так иронично отметить неприличие ее поведения.

Клодина нахмурила брови и закусила губы. Какое ему было дело до того, что ей неприятно? Он, наверное, не заметил бы этого, если бы она не носила имени Герольдов. Вечно эта безумная родовая гордость! Ведь она сама знает, в каких границах должны держаться относительно ее, и умеет защищаться без помощи кого бы то ни было, тем более его.

Клодина со своим юным спутником дошли до края парка, где еще во времена ее детства деревья и кусты росли совершенно свободно. Здесь пахло мхом и сыростью, среди разросшегося папоротника протекал прозрачный ручей. Вода под маленьким мостиком из грушевых стволов шумела так же, как тогда, когда она была маленькой девочкой и бегала здесь. По-прежнему стояла полуразвалившаяся хижина, которая служила им то темницей, то рыцарским замком. Как часто Клодина сидела в ней пленницей! Печаль овладела ею, когда она рассказывала об этом молодому принцу. Здесь же была могила любимой собаки Иоахима, маленького желтого датского дога, который был так умен, что никогда не выдавал своего хозяина во время игры в прятки и, лежа с Иоахимом в кустах, задерживал дыхание, когда тот, кто искал, подходил близко. Какое было счастливое время!

– Куда они выходят? – спросил принц, указывая на узкие низкие ворота в стене.

– В деревню, ваше высочество, – отвечала Клодина. – Их используют для крестного хода.

Любознательный мальчик все дальше и дальше вел девушку вдоль стены и засыпал ее вопросами. Вдруг он увидел сойку и, забыв о своих рыцарских обязанностях, стал подкрадываться к ней.

Клодина, погрузившись в грустные воспоминания, ничего не замечала и очнулась только тогда, когда мальчик уже скрылся за кустами. Она вздохнула и вытерла платочком глаза. Чего же она хотела, ведь нельзя вернуть то, что прошло. Повесив голову и плача, не найдешь потерянного, слезами и вздохами не добьешься того, в чем отказано самим Господом… «Настанет время, когда не будет больно, – утешала она себя. – Это время должно прийти, потому что невозможно жить с такой жгучей раной в сердце».

Клодина стояла с глазами, полными слез. Теперь, когда она осталась одна, боль, которую она чувствовала в присутствии Лотаря, готова была прорваться, и девушка подумала, что будет не в силах видеть его рядом с той легкомысленной и капризной женщиной в качестве ее собственности.

– Извините, кузина, – внезапно услышала она его голос. Вздрогнув, Клодина испуганно оглянулась, и блестящая капля упала из ее глаз на руку, но она быстро стерла ее, приняв свой обычный гордый вид.

– Я никогда не решился бы помешать вам, – сказал Лотарь, приближаясь, – но ее высочество поручила мне сказать, что очень сожалеет, что вас оскорбили.

– Ее высочество, как всегда, добра ко мне, – холодно произнесла Клодина. – Я не оскорблена: привыкаешь не обращать внимания на такие выходки и относишься к ним по их достоинству.

– Кажется, вы многому научились в последнее время, кузина, – с горечью заметил он и пошел с ней рядом. – Я помню время, когда вы боязливо бежали от любого взгляда, и это было не так давно, в залах резиденции.