Ледяная принцесса, созданная Уином Сазерлендом, на глазах таяла от сжигавшего ее жара. Как и предупреждал Джеймс, она отдавалась ему целиком, без остатка.

Приподняв голову, он зажал зубами один сосок и легонько прикусил его. Почти в то же мгновение тело Энни начало сотрясаться от нахлынувшего оргазма. И тут же Джеймс с недоумением обнаружил, что и сам уже пересек заветную черту. Он был настолько увлечен наблюдением за страстью Энни Сазерленд, что даже не заметил, как перехлестнула через край страсть, сжигавшая его самого! Одновременно с Энни он провалился в сладостное небытие, раз за разом извергая эту страсть в ее трепещущее лоно.

Глава 16

— Если хочешь, можешь принять душ.

Слова эти, бесстрастные и отрывистые, вырвали Энни из тревожного сна. В оконце спальни просачивался серый утренний свет, тело ее мучительно ныло, а на Джеймса ей даже смотреть не хотелось.

— Хорошо, — пробормотала Энни и села на постели, повыше натянув тонкое байковое одеяло.

Джеймс стоял в проеме двери, так что посмотреть на него ей все-таки пришлось.

Он уже принял душ, волосы его влажно блестели, а в руке он держал большую чашку. Энни хотела было уже с достоинством отказаться, однако мучившая ее жажда все-таки пересилила.

— Это кофе? — спросила она.

— Чай.

От неожиданности Энни резко подняла голову.

— Но вы ведь не пьете чай!

— Целых двадцать лет не пил. Если ты решила принять душ, то поторапливайся. Через час мы отсюда уходим.

— Почему?

— Ты могла бы уже перестать задавать глупые вопросы, — усмехнулся Джеймс. — Мы уходим, потому что трупы в сарайчике скоро начнут разлагаться и вонять, а по улицам бродят стаи одичавших животных, готовых сожрать все, что попадется. Не говоря уж о том, что если по нашу душу приходили эти двое, то вскоре можно ждать и других незваных гостей. — Он пожал плечами, словно недоумевая, что приходится объяснять столь очевидные вещи. — Не копайся, иначе мне придется уходить без тебя.

Энни ошеломленно уставилась ему вслед. Она, едва проснувшись, решила делать вид, что прошлой ночи не было; не было этой дикой, поистине животной страсти, которая ее обуяла. Она намеревалась держаться с Джеймсом холодно и отчужденно.

Однако холодно и отчужденно держался с ней он сам! Понятно — для него это, конечно же, ровным счетом ничего не значило. Не то что для нее… Энни неожиданно поймала себя на мысли, что уже снова хочет оказаться в его объятиях. Хочет, чтобы он ласкал ее, гладил, шептал слова утешения… И тут же ей вновь захотелось его ударить.

Ванная при дневном свете выглядела еще безобразнее, чем накануне, но Джеймс догадался оставить для нее чистую одежду на крышке унитаза. Только полностью одевшись, Энни заметила под раковиной несколько бурых пятен. Запекшаяся кровь.

«Трупы в сарайчике начнут разлагаться и вонять», — так он сказал. Энни вдруг вспомнила отвратительный запах кровавой лилии. Хемантуса. На глазах у нее Джеймс вчера убил человека. Скольких же людей он убил из-за нее, но без ее ведома?

Джеймс дожидался ее в кухне, и на сей раз Энни взглянула на него без всякого смущения. Что ж, пусть все будет так, словно между ними ничего не было. Если он так считает, то и ее это вполне устраивает.

Джеймс был одет во все черное, а его длинные темные волосы прятались под вязаной матросской шапочкой. Он казался постаревшим и усталым, лишь глаза оставались прежними. И еще — он удивительно походил на ирландца; Энни даже изумилась, что некогда принимала его за уроженца Техаса.

— Я приготовил тебе чай, — произнес он.

Энни терпеть не могла чай, что всегда вызывало неудовольствие Уина. Почему-то при мысли об отце ей вдруг захотелось расхохотаться, и она испугалась, не становится ли истеричкой.

Взяв из рук Джеймса толстенную, местами выщербленную кружку, она с жадностью сделала большой глоток, а потом, собравшись с духом, заявила:

— Есть хочу.

— Боюсь, здесь ничего съедобного нет.

— Даже не помню, когда в последний раз ела что-нибудь приличное, — вздохнула Энни. — Вы, может быть, и робот, но я — человек, и я голодна как волк. Если хотите, чтобы я вас сопровождала, извольте меня накормить.

— Если ты будешь капризничать и ставить свои условия, я готов с тобой расстаться, — спокойно сказал Джеймс.

«Что ж, вполне справедливо», — подумала Энни и решила оставить эту скользкую тему.

Выйдя из дома вслед за Джеймсом, она впервые увидела мрачный серый город. Пустынные улицы, пугающе темные глазницы окон заброшенных домов, мрачные закоулки… Энни поневоле поежилась.

— Где мы? — спросила она. — Похоже, что мы оказались за вратами ада.

— Ты почти угадала. Это Дерримор, Северная Ирландия. Когда-то, лет двадцать назад, жизнь здесь кипела ключом. Но затем единственное на весь город промышленное предприятие закрылось, и почти все население лишилось работы. Город, как видишь, совсем заброшен. Вполне возможно, что по дороге мы ни единой живой души не встретим.

— Я предпочла бы избегать и мертвых, — сухо заметила Энни.

— Это невозможно, — покачал головой Джеймс. — Мы в Ирландии, Энни. Нас здесь повсюду окружают души моих давно ушедших предков.

— Очень весело! — нахмурилась Энни, стараясь не отставать от него. В воздухе висел легкий промозглый туман, и было довольно прохладно. — Послушайте, Джеймс, вы можете ответить мне на один вопрос?

— Да.

— Как, прямо сразу? — не поверила Энни. — А вдруг этот вопрос вам совсем не понравится?

— Я скажу тебе все, что тебя интересует.

И Энни поверила ему. Впервые поверила, что времена лжи и отговорок остались в прошлом, и испугалась. Но отступать было поздно.

— Скажите, скольких людей вы убили? Нет, не этого вопроса ждал от нее Джеймс.

— Ты действительно хочешь, чтобы я тебе ответил?

Энни вовсе не была в этом уверена.

— Да, — тем не менее твердо сказала она.

— Не знаю.

— Не может быть! Не верю, чтобы вы не вели подсчета или не помнили точную цифру.

— Поверь мне, Энни, я и правда не знаю. В противном случае я бы давно уже рехнулся. — Он шагал рядом с ней под мелким, едва моросящим дождем, подняв воротник куртки. — Сейчас мы найдем какой-нибудь паб, где ты заморишь червячка, а заодно разведаем, что вокруг творится.

— Паб? — недоверчиво переспросила Энни и хмуро воззрилась на него. — Прямо с утра?

— Боже мой, Энни, неужели ты думаешь, что я собираюсь напиться? Не такой уж я забулдыга, как тебе, может быть, показалось. Да и вряд ли я смогу защищать тебя в пьяном виде.

— До сих пор вам это удавалось, — съязвила Энни.

Она была почти уверена, что Джеймс в ответ вспылит, но он только пожал плечами.

— Тоже справедливо, — заметил он. — Но только сейчас все значительно усложнилось, и нам нельзя ни на минуту терять бдительность.

— Сейчас усложнилось? — в ужасе переспросила Энни, чувствуя, как внутри у нее все холодеет.

— Да, Энни. Трудности только начинаются.

Назвать городишко Дерримор бедным значило бы сделать ему пышный комплимент. Серые пустынные улицы с полуразвалившимися домами, в которых окна с целыми стеклами были наперечет, производили удручающее и гнетущее впечатление. Паб, который отыскал Джеймс, снаружи выглядел немногим лучше, однако внутри оказалось неожиданно чисто, тепло и уютно. И еще — слава господу! — в меню оказался кофе.

Джеймс терпеливо дожидался, пока Энни покончит с огромной порцией омлета. Она набросилась на еду жадно, позабыв об угрозе холестерина, а Джеймс только выпил одну за другой несколько чашек чая.

— Неужели вы не проголодались? — спросила Энни, проглотив последний кусочек хлеба, которым собирала с тарелки остатки омлета.

— Нет.

Резкость его тона встревожила Энни. Она внимательно посмотрела на лицо Джеймса и впервые заметила, как заострились его черты, щеки ввалились, а под глазами залегли глубокие тени.

— Джеймс, любому человеку необходима пища.

— Я непременно поем, как только все это останется позади, — пообещал он.

— Джеймс… Он вздохнул.

— Энни, поверь, без еды я чувствую себя гораздо лучше. Во всяком случае, увереннее. Голод обостряет мои чувства, улучшает реакцию и наблюдательность. Поверь, пока я голодаю, наши шансы выжить только возрастают. Кстати, мне бы в свою очередь хотелось задать тебе несколько вопросов.

— О чем?

— О твоем отце. А также о пропавшей репродукции с изображением католического святого.

— Я уже рассказала вам все, что знала об этом. Картина еще была дома, когда я навещала отца в последний раз — за две недели до его гибели. Больше из дома ничего не пропало, поэтому я и не стала обращаться в полицию. Подумаешь — какая-то старая репродукция! Но вот теперь я искренне жалею, что сразу не обратилась.

— Ты бы только потратила время впустую, — убежденно сказал Джеймс. — Сомневаюсь, что картинку похитили; скорее всего Уин сам ее припрятал. Причем — именно здесь, в Дерриморе. Я говорил тебе, что у него было своеобразное чувство юмора. Но он должен был оставить мне какой-то ключик, подсказку! Однако, как я ни старался, ничего не нашел. Единственное, что он сделал, — прислал ко мне тебя. Значит, ключик — это ты, Энни. Уин наверняка рассказал тебе нечто об этой картине, чтобы я мог ее найти. Тебе только нужно постараться вспомнить.

— Но почему вы считаете, что это настолько важно? — недоуменно спросила Энни. — Может, отец просто уронил ее на мраморный пол, и стекло разбилось. А потом он отнес картину в мастерскую, но так и не успел забрать.

— Что было изображено на этой репродукции, Энни? Расскажи мне еще раз.

— Господи, я точно и не помню. Какая-то очень старая картина на религиозную тему. Один из ранних христианских великомучеников, которого пожирал змей. Аспид. Я не раз говорила Уину, что меня от этой репродукции коробит, а он отвечал, что его она забавляет.

— Что же, вполне в его духе, — кивнул Джеймс. — Вопрос лишь в том, для чего она ему понадобилась. В бога Уин не верил, да и коллекционированием старого хлама тоже не занимался. У него были совсем другие увлечения.