Она суетилась вокруг меня, осматривала со всех сторон, то поправляя выбившуюся кудряшку, то одергивая складку. Наконец она осталась удовлетворена моим видом.

– Так, теперь все хорошо. Можете перекусить, и я отведу вас к самому.

– К самому? – сказала я, вполне, однако, равнодушная к тому, какое имя стоит за этим словом.

Кто бы ни был этот «сам», он, конечно, будет задавать мне нелегкие вопросы.

– Ну да, к Маккензи то есть. К кому же еще?

В самом деле, к кому же еще? Замок Леох, как мне смутно припомнилось, располагался в самой середине земель клана Маккензи. Очевидно, что главным таном – вождем клана – является один из членов рода. Я начала понимать, почему наш маленький конный отряд скакал всю ночь, чтобы добраться до замка: это самое безопасное место для тех, кого преследуют солдаты короны. Ни один английский офицер, обладающий хотя бы каплей здравого смысла, не завел бы своих людей столь глубоко во владения клана. Поступить подобным образом – значило нарваться на засаду в первой же рощице. А у ворот замка решилось бы появиться только хорошо вооруженное войско. Я пыталась вспомнить, заходила ли когда-нибудь английская армия так далеко, но тут мне пришло в голову, что возможный удел замка – куда менее уместный повод для размышлений, нежели мое непосредственное будущее.

Мне не хотелось ни лепешек, ни овсянки, которые принесла миссис Фицгиббонс на завтрак, но я отломила кусочек лепешки и сделала вид, что жую и глотаю, – надо было выиграть хоть сколько-нибудь времени для размышлений. Когда миссис Фицгиббонс пришла за мной, чтобы вести к Маккензи, у меня уже был готов примерный план поведения.


Лэрд принял меня в помещении, расположенном наверху каменной лестницы в один марш. Комната находилась в башне и потому была круглой формы, покатые стены украшены картинами и гобеленами. Другие комнаты в замке показались мне достаточно удобными, но пустоватыми, а эта была битком набита предметами роскоши, заставлена мебелью, украшенной резным орнаментом, и тепло освещена огнем камина и свечей – как бы в противовес дурной погоде за окнами. Во внешних стенах замка были проделаны высокие узкие окна типа бойниц, здесь же окна оказались иные: более современные, длинные, двустворчатые, они хорошо пропускали дневной свет.

Едва я вошла, мое внимание привлекла огромная металлическая клетка, хитроумно сконструированная таким образом, чтобы вписываться в округлую форму комнаты от пола до потолка; клетка полна была множеством маленьких птичек – зябликов, овсянок, синиц и других певуний. Я подошла поближе, и передо мной замелькали пушистые тельца и блестящие глазки-бисеринки, они напоминали драгоценности, рассыпанные по зеленому бархату листьев дуба, вяза и каштана – все эти деревья были заботливо посажены в горшки с мульчированной почвой. Веселый щебет говорливых пташек сопровождался трепетом крылышек и шорохом листьев, когда обитатели клетки перепархивали с одного деревца на другое.

– Хлопотливые маленькие создания, не правда ли? – раздался позади меня глубокий, приятный голос, и я обернулась с застывшей улыбкой.

Колум Маккензи сложением и высоким лбом напоминал своего брата Дугала, однако жизненная сила, которая у Дугала производила пугающее впечатление, здесь была смягчена приветливостью, но приветливостью активной, живой. Более смуглый, чем брат, с глазами голубовато-серыми, а не карими, Колум излучал настолько сильную жизненную энергию, что вы чувствовали себя не слишком уютно, если он приближался к вам чересчур близко. Мне это казалось тем более неудобным, что прекрасно вылепленная голова и длинный торс сочетались с обескураживающе кривыми и короткими ногами. Мужчина, который мог бы иметь рост в шесть футов, едва доставал головой мне до плеча.

Он разглядывал птичек, тактично давая мне время – весьма необходимое! – чтобы овладеть собой и принять соответствующее выражение лица. Он, разумеется, уже привык к реакции людей, встречающихся с ним впервые. Продолжая осматривать комнату, я задала себе вопрос, часто ли Колуму приходится видеть новых людей. То место, где я сейчас находилась, несомненно было убежищем, созданным по собственным представлениям мирком человека, для которого внешний мир стал непривлекателен – или недоступен.

– Приветствую вас, миссис, – проговорил он с легким поклоном. – Перед вами Колум бан Кэмпбелл Маккензи, хозяин этого замка. Я понял из слов моего брата, что ему привелось… э-э… повстречать вас на некотором расстоянии отсюда.

– Он похитил меня, если хотите знать, – сказала я.

Мне, безусловно, хотелось бы, чтобы разговор носил доброжелательный характер, однако еще больше мне хотелось убраться из замка и попасть туда, где на холме стояли вкруг каменные столбы. Что бы со мной ни произошло, ответ на загадку находился там – если он вообще существовал.

Брови лэрда слегка приподнялись, и улыбка тронула его красиво очерченные губы.

– Возможно, – согласился он. – Дугал порой бывает немного… порывист.

– Хорошо. – Я снисходительно махнула рукой, снимая проблему с повестки дня. – Я готова признать, что имело место недоразумение. Но я настаивала бы на том, чтобы меня возвратили… на то место, откуда увезли.

– Мм…

Все еще не опуская брови, Колум жестом предложил мне сесть.

Я неохотно подчинилась, и он кивнул одному из слуг, который тотчас исчез за дверью.

– Я послал за чем-нибудь освежающим, миссис… Бошан, если не ошибаюсь? Как я понял, мой брат и его люди нашли вас в явно затруднительном положении.

Мне почудилось, что он прячет усмешку, и я представила себе, как ему рассказывали о моем неподобающем одеянии.

Я глубоко вздохнула. Пора было приступать к объяснениям. Обдумывая свой рассказ, я припомнила, что говорил мне Фрэнк о подготовке офицеров к допросу в руках противника – их обучали этому на специальных курсах. Самое главное заключалось в том, чтобы держаться по возможности ближе к правде, изменяя лишь те детали, которые нужно было держать в секрете. Это уменьшает шанс попасться на какой-нибудь незначительной подробности легенды. Ну что ж, посмотрим, насколько это эффективно.

– Да, вы правы. На меня напали.

Он кивнул, лицо оживилось.

– Вот как? Кто же на вас напал? Скажи правду.

– Английские солдаты. В частности, человек по имени Рэндолл.

При звуке этого имени аристократическое лицо мгновенно изменилось – на нем по-прежнему была заинтересованность, однако линия рта сделалась жестче, а морщины по краям его – резче. Имя ему явно было знакомо. Глава клана Маккензи слегка откинулся назад, составил пальцы обеих рук «домиком» и посмотрел на меня поверх них.

– Вот как, – произнес он. – Расскажите об этом поподробнее.

Ну что ж, с божьей помощью я могла ему кое-что рассказать. Изложила основные подробности стычки между шотландцами и людьми Рэндолла – он легко мог справиться об этом у Дугала. Поведала и содержание моего разговора с капитаном Рэндоллом – мне ведь было неизвестно, сколько успел услышать Мурта.

Колум кивнул, полный жадного внимания.

– Так, – сказал он. – Но каким образом вы-то оказались в том месте? Это далеко в сторону от дороги на Инвернесс, где вы, как я полагаю, собирались сесть на корабль.

Я кивнула и набрала в грудь побольше воздуха. Мы теперь волей-неволей вступали в область чистого вымысла. Хотелось бы мне, чтобы я в свое время более внимательно прислушивалась к рассказам Фрэнка о разбойниках с большой дороги, но теперь уж ничего не попишешь, постараюсь как смогу. Я назвала себя вдовствующей леди из Оксфордшира (что, в связи со сложившимися обстоятельствами, было не столь уж далеко от истины). Я путешествовала со своим слугой и направлялась к дальним родственникам во Францию (что, понятно, от истины было весьма далеко). На нас напали грабители, и мой слуга то ли был убит, то ли попросту сбежал. Верхом на своей лошади я ускакала в лес, но была схвачена на некотором расстоянии от дороги. Пытаясь убежать от бандитов, я вынуждена была оставить и лошадь, и все имущество, которое она везла. Мне удалось скрыться, но, блуждая по лесу, я подверглась нападению капитана Рэндолла и его людей.

Я откинулась к спинке кресла, довольная собственным рассказом: все просто, ясно и правдиво и в тех деталях, которые можно проверить. Лицо Колума не выражало теперь ничего, кроме вежливого внимания. Он открыл было рот, чтобы задать мне какой-то вопрос, но в это время у двери раздался слабый шорох. Там появился мужчина, один из тех, кого я видела во дворе, когда мы только приехали в замок; он держал в руках небольшую кожаную шкатулку.

Вождь клана Маккензи извинился с изысканной любезностью и оставил меня созерцать птичек, заверив, что очень скоро вернется, чтобы продолжить наш в высшей степени интересный разговор.

Едва дверь за ним затворилась, как я бросилась к книжной полке и начала быстро перебирать рукой кожаные переплеты. На полке находилось более двадцати книг. Я поспешно просматривала титульные листы. На некоторых не были обозначены годы издания, на остальных же стояли даты от 1720 до 1742. Колум Маккензи, безусловно, любил роскошь, но никакие другие вещи в комнате не свидетельствовали о том, что он вообще любитель антиквариата. Да и переплеты книг были совершенно новые, без трещин, а бумага без пятен.

Не испытывая никаких угрызений совести, я обшарила письменный стол оливкового дерева, прислушиваясь, не раздаются ли за дверью шаги.

В среднем ящике я нашла то, что искала: неоконченное письмо, написанное беглым почерком и для меня нечитаемое из-за необычной орфографии и полного отсутствия знаков препинания. Бумага была новая и чистая, чернила четкие и яркие. И хоть само письмо разобрать я не могла, дата его, обозначенная наверху страницы, словно огнем вспыхнула у меня перед глазами: 20 апреля 1743.

Колум вернулся через несколько минут и застал свою гостью сидящей возле окна с благопристойно сложенными на коленях руками. Сидящей – потому что ноги меня не держали. Со сложенными руками – чтобы скрыть дрожь, из-за которой я еле успела вовремя сунуть письмо на место.