Диана Гэблдон

Чужестранка. Книга 1. Восхождение к любви

Diana Gabaldon

Outlander

Copyright © 1991, 2011 by Diana Gabaldon

Перевод с английского Л. Лебедевой

Иллюстрация на переплете Михаила Петрова

© Лебедева Л., перевод на русский язык, 2011

© Издание на русском языке, оформление. Издательство «Эксмо», 2015

* * *

Памяти моей матери Жаклин Сайкс Гэблдон, которая научила меня читать


Люди исчезают постоянно. Спросите об этом у любого полицейского. Или, еще лучше, у журналиста. Для журналистов исчезновения – хлеб насущный.

Юные девицы убегают из дома. Дети покидают родительский кров и не возвращаются. Домоправительницы теряют терпение и, прихватив хозяйственные деньги, берут такси до вокзала. Международные финансисты меняют имена и скрываются в дыму импортных сигар.

Многие из пропавших находятся. Так или иначе. Живыми или мертвыми. Исчезновения в конце концов получают объяснение. Как правило.

Часть первая. Инвернесс. 1945 год

Глава 1. Новое начало

Это было не слишком подходящее место для исчезновений, во всяком случае на первый взгляд. Меблированные комнаты миссис Бэйрд не отличались от тысячи других таких же пансионов с завтраком в горной Шотландии 1945 года, чистеньких и тихих: обои в цветочек, полы натерты до блеска, в туалетной комнате надо опустить монетку, чтобы потекла горячая вода. Сама миссис Бэйрд была маленькая, толстенькая и очень подвижная; ее ничуть не беспокоило, что Фрэнк разбрасывает множество своих книжек и газет, без которых для него немыслима никакая поездка, по ее крошечной – обои в розочках – гостиной.

Я встретила миссис Бэйрд в передней, собираясь уходить. Одной пухлой ручкой она ухватила меня за рукав, а другую протянула к моим волосам.

– Миссис Рэндолл, это просто невозможно – выходить на люди с такой головой! Подождите, я немного поправлю, вот так. Уже лучше. Моя кузина говорила мне, что сделала перманент по новому способу, выглядит великолепно и держится – прямо мечта. Может, и вам стоит в следующий раз попробовать…

У меня не хватило храбрости сказать ей, что мои непослушные каштановые кудряшки – всего-навсего ошибка природы, а не результат небрежности искусников от перманента. Туго и аккуратно уложенные волны на голове миссис Бэйрд свидетельствовали, что к ее прическе отнеслись со всем тщанием.

– Я непременно так и поступлю, миссис Бэйрд, – соврала я. – Я иду вниз в деревню, мы договорились встретиться там с Фрэнком. Вернемся к чаю.

Выскочив за дверь, я быстро зашагала по дорожке, пока она не успела углядеть в моей наружности еще какие-нибудь дефекты. Я четыре года прослужила медсестрой в Королевской армии и, радуясь избавлению от форменной одежды, носила светлые легкие хлопчатобумажные платья, совершенно непригодные для прогулок по вересковым пустошам.

Нельзя сказать, чтобы я загодя планировала много таких прогулок; мечты мои устремлялись совсем к другому: спать подольше по утрам, а по вечерам побольше времени проводить в постели с Фрэнком, но уже не спать. Однако поддерживать соответствующее томно-романическое настроение оказалось не слишком легко из-за рвения и постоянства, с каким миссис Бэйрд орудовала пылесосом поблизости от нашей двери.

– Должно быть, это самый грязный ковер во всей Шотландии, – к такому заключению пришел Фрэнк нынче утром, когда мы с ним еще лежали в постели, а в прихожей неистово ревел пылесос.

– Почти такой же грязный, как воображение нашей хозяйки, – согласилась я. – Может, нам стоило бы перебраться в Брайтон.

Мы получили возможность отдохнуть перед тем, как Фрэнк приступит к своим обязанностям профессора истории в Оксфорде, и выбрали Шотландию из-за того, что ее меньше, чем другие области Британии, коснулись ужасы войны, а неистовая веселость послевоенного времени не поразила ее в той степени, как многие другие курортные места.

Кроме того – хоть мы этого и не обсуждали, – для нас обоих горы Шотландии имели некое символическое значение, если иметь в виду восстановление нашей супружеской жизни; мы поженились семь лет назад и успели провести именно в Шотландии всего два дня нашего медового месяца, перед тем как разразилась война. Мирное прибежище, где мы вновь обретем друг друга, – так мы думали, несколько упустив из виду, что если гольф и рыбная ловля – наиболее популярные местные виды спорта на вольном воздухе, то излюбленным спортом для закрытых помещений здесь являются сплетни и пересуды. Поскольку в Шотландии часто идут дожди, люди проводят в закрытых помещениях достаточно много времени.

– Ты куда собираешься? – спросила я, когда Фрэнк спустил ноги с кровати.

– Ужасно не хочется разочаровывать старушку, – ответил он и, сидя на краю древней кровати, принялся раскачиваться взад-вперед.

Кровать пронзительно скрипела. Пылесос в прихожей внезапно умолк. Покачавшись минуту или две, Фрэнк испустил громкий театральный стон и с маху откинулся назад, так что пружины матраса возмущенно зазвенели. Я захихикала и уткнулась в подушку, чтобы не спугнуть затаившую дыхание слушательницу за дверью.

Фрэнк зверски нахмурил брови.

– Ты должна стонать в экстазе, а не хихикать, – прошипел он. – Иначе она решит, что я никуда не годный любовник.

– Тебе следовало бы заниматься этим подольше, чтобы услышать экстатические стоны. Две минуты только хихиканья и заслуживают.

– Шлюшка бессердечная! Прошу не забывать, что я сюда приехал на отдых.

– Ты самый настоящий лентяй! Если не будешь усердно трудиться, на твоем генеалогическом древе никогда не вырастет новая ветвь!

Кстати, страсть Фрэнка к генеалогии была еще одной причиной, которая привела нас в Шотландию. Если верить некоему грязному клочку бумаги – Фрэнк повсюду таскал его с собой, – то один из его занудных предков имел какое-то отношение к чему-то в этом районе то ли в восемнадцатом, то ли даже в семнадцатом веке.

– Если я превращусь в засохший бесплодный сучок на моем фамильном древе, то повинна в этом будет наша неутомимая хозяйка. Ведь мы женаты почитай что восемь лет. Маленький Фрэнк-младший может быть зачат на вполне законных основаниях без присутствия свидетелей.

– Если он вообще будет зачат, – пессимистически добавила я, вспомнив о разочаровании, которое мы пережили за неделю до отъезда в горы.

– При таком бодрящем воздухе и здоровой диете? Чем еще мы могли бы этому помочь?

Позавчера на обед подавали жареную сельдь. Вчера на ланч – сельдь соленую, а сегодня на завтрак, судя по запаху, который доносился снизу, нам должны были подать сельдь копченую.

– Если ты не хочешь дать миссис Бэйрд еще один повод для нотации, – сказала я, – то тебе, пожалуй, пора одеваться. Ты ведь, кажется, должен встретиться с пастором в десять?

Достопочтенный доктор Реджиналд Уэйкфилд, викарий местного прихода, должен был предоставить Фрэнку возможность изучить неотразимо привлекательные записи о крещениях, не говоря уже о блестящей перспективе откопать какие-нибудь ветхие офицерские списки или хотя бы упоминание о пресловутом предке.

– А как звали твоего прапрапрапрадедушку, который крутился где-то в этих краях во время одного из восстаний? – спросила я. – То ли Уилли, то ли Уолтер, не могу вспомнить.

– На самом деле его звали Джонатан.

Фрэнк, в общем, мирно относился к тому, что я не проявляю никакого интереса к истории его семьи, но постоянно был на страже, готовый воспользоваться малейшим проявлением любознательности с моей стороны как поводом для сообщения фактов о прошлом Рэндоллов и об их генеалогических связях. Он застегивал рубашку, а в глазах уже вспыхнул неистовый блеск лектора-фанатика.

– Джонатан Уолвертон Рэндолл – Уолвертоном его назвали в честь дяди по матери, второго по старшинству сына рыцаря из Суссекса. Но он был гораздо более известен под лихим прозвищем Черный Джек, которое заслужил в армии, думаю, как раз во время пребывания в этих местах.

Я плюхнулась ничком на постель и притворно захрапела. Фрэнк, не обращая на меня внимания, продолжал свои научные толкования:

– Он приобрел патент на офицерский чин в середине тридцатых годов, я имею в виду тысяча семьсот тридцатых, и был драгунским капитаном. Судя по этим вот старым письмам, знаешь, которые мне прислала кузина Мэй, в армии он служил хорошо. Недурной вариант для второго сына. Младший из троих братьев, в соответствии с традицией, стал священником, но о нем мне пока что ничего не довелось узнать. Во всяком случае, Джек Рэндолл получил похвалу от герцога Сандрингема за свои действия накануне и во время событий сорок пятого года, то есть второго якобитского восстания. – И добавил, обращаясь к равнодушной аудитории: – Ну ты же знаешь, Красавчик принц Чарли и тому подобное[1].

– Я не уверена, что шотландцы поняли, кого они потеряли, – заметила я, усаживаясь на постели и пытаясь привести в порядок волосы. – Вчера в пабе я слышала, что бармен называл нас словечком «сэсинак».

– А почему бы и нет? – благодушно отозвался Фрэнк. – Это всего-навсего означает «англичанин» или, на худой конец, «чужак», а мы и есть чужаки.

– Я знаю, что это означает. Мне его тон не понравился.

Фрэнк перегнулся через письменный стол за своим брючным ремнем.

– Он просто обиделся. Я сказал, что эль у них слабый. И еще прибавил, что в бочку с настоящим шотландским пивом полагается бросить для крепости старый башмак, а готовый продукт процедить через изрядно изношенную тряпку от нижнего белья.

– А-а, так вот что повлияло на сумму счета!

– Я выразился столь тактично потому, что в гэльском языке[2] нет слова, которое обозначало бы штаны или подштанники.

Я потянулась за собственными трусиками, несколько заинтригованная.

– А почему нет? Разве шотландцы в старину не носили нижнего белья?