— Кто это сделал? — спрашиваю я, делая шаг к нему.

— В тот вечер я получил титул короля Мародеров. Я проснулся посреди ночи, запертый в ловушке своих покоев, объятых бушующим пламенем. К этому времени группа Мародеров уже была сформирована, и хотя я никогда не узнаю, что на самом деле произошло той ночью, я уверен, кто-то из моих людей выдал меня представителю Элиты. Они хотели меня убить, сжечь заживо. Но я изо всех сил старался остаться в живых. Пока пламя облизывало меня, я сражался за свою жизнь и за людей, подобных тебе — бедных и угнетенных. Я боролся с пламенем, терпел боль, кричал, пока меня не спасли. Огонь был таким обжигающим. В какой-то момент я почувствовал, как на моем лице начала плавиться кожа. Но я стойко держался, отступил в дальний угол и звал на помощь, пока один из моих друзей не прорвался сквозь пекло с одеялом, чтобы им укрыть меня от пламени. После этого я ничего не помню. Девушка, которая пришла мне на помощь, умерла, спасая меня. Она спасла мне жизнь.

Я не осознавала, что все это время плакала, пока одна из моих слезинок не упала на мои скрещенные руки. Я вытираю влагу и недоверчиво качаю головой.

— Я так долго ненавидела таких людей, как ты, — говорю я сквозь слезы. — Я была воспитана так, чтобы тебя презирать, чтобы обвинять тебя в каждом ужасном поступке. Разве тебя не беспокоит то, что все считают тебя монстром?

Самсон смотрит на меня с легкой улыбкой и засовывает руки в карманы брюк, опуская плечи.

— Я так старался выжить в том огне, Мейбелл. Моя жизнь не была бы моей, если бы я беспокоился о том, что обо мне думают. Кроме того, люди после первого знакомства со мной, как правило, стараются держаться от меня подальше. За последние два года, с тех пор, как был коронован, я научился не зависеть от мнения других. Потому что характер и репутация — это две разные вещи. Я знаю, кто я есть на самом деле, и я — не тот человек, которого все презирают. Именно поэтому я собираюсь осуществить задуманное. Иногда это единственная причина, ради которой стоит просыпаться по утрам.

Вот это стойкость. Я никогда раньше не встречала человека с таким внутренним стержнем. Интересно, какие демоны преследовали его по ночам, в темноте, в одиночестве… как он убедил себя помогать людям, которые скорее перерезали бы ему горло, чем стали слушать его речь. Таким людям, как я.

— Они болят? — спрашиваю я, мой тихий голос разносится по просторной комнате.

Он смеется.

— Нет. Уже нет.

Подняв плащ с пола, он набрасывает его на себя и проходит мимо меня. Я быстро поворачиваюсь к нему.

— Приятной недели, Мейбелл. У меня есть дела, которыми я буду заниматься в течение следующих пяти дней, поэтому, пожалуйста, будь как дома. Лучано или Гораций будут сопровождать тебя в столовую. Трэшеру тоже понравится твоя компания, — добавляет он, указывая на собаку, которая стоит рядом со мной и выжидающе виляет хвостом.

Трэшер? [6]. Да, точно. Я наблюдаю, как Самсон выходит в коридор. Перед тем, как закрыть двойные двери, он подмигивает мне.

Я рада, что его нет рядом и он не видит, как мои щеки заливает румянец.


***

Следующие несколько дней я провожу за чтением тех книг, до которых могу добраться. С середины утра и до ужина, если я не занята разработкой плана по убеждению отца принять предложение Самсона или не беспокоюсь о Годрике (который, как клянется Лучано, в порядке), я прогуливаюсь по бесконечным проходам библиотеки Мародеров и выбираю несколько книг, чтобы просмотреть их при дневном свете. После ужина, с разрешения Лучано, я беру в свою комнату еще больше книг и провожу оставшуюся часть дня, уткнувшись в них. И это не просто книги — я нашла шкаф под названием «Классика», и я никогда в жизни не читала так много невероятных историй.

И здесь были не только книги, но и различные предметы искусства.

Например, Гораций провел для меня экскурсию по смежным складским зданиям, также известным как «Художественные магазины». Картины, рисунки, скульптуры… обо всем здесь заботились, все было готово к ночному переезду, как только у нас будет разрешение. Есть целое здание, предназначенное для хранения музыки и фильмов.

Поскольку у бедных нет экранов, Самсон планировал сам построить по одному кинотеатру на каждые несколько кварталов. Что касается музыки, мы смогли бы арендовать небольшие устройства — они позволят нам слушать музыку из библиотек, которые Самсон надеется разместить в каждом районе города — как на нашей стороне, так и на стороне Элиты. Когда Лучано показывает мне чертежи центральной библиотеки, я понимаю, что Самсон потратил годы на создание всего этого и теперь пытается осуществить свой план, чтобы навсегда изменить жизни тех, кто находится по эту сторону стены. Он ждет, чтобы сделать огромный сюрприз тем людям, которые даже не осмеливались мечтать о таком. Собирается открыть университеты и школы, где будут преподавать такие предметы, как математика, естественные науки, история и экономика.

Но все это зависит от того, способна ли я убедить отца в том, что искусство достаточно важно, чтобы умереть за него. Потому что, если он не согласится, мы с Самсоном вполне можем встретить нашу безвременную кончину.

Вечером, когда Самсон должен был вернуться, я вхожу в спальню после того, как долго принимала ванну, и нахожу там платье и кусок пергамента. Улыбаясь, я провожу пальцем по шелковистому материалу и смеюсь над запиской.


Я знаю-знаю — платье. Но выслушай меня, хорошо? Во-первых, тебе не обязательно его надевать. Ты можешь надеть мешок, мне-то что, но я надену костюм, и я не хочу, чтобы ты чувствовала себя одетой неуместно. Во-вторых, встретимся в шесть в баре через дорогу. Надеюсь, что ты любишь танцевать.

С.


Платье простое, но элегантное, материал такой гладкий, что скользит в моих дрожащих пальцах. Я никогда не носила ничего подобного. Должно быть, оно стоит целое состояние. Платье длиною в пол, узкое, с тонкими, едва заметными бретелями и воротником «хомут». Когда я надеваю его, то волнуюсь, что тонкий материал будет сильно обтягивать меня, подчеркивая недостатки фигуры, но оно создает противоположный эффект: верх платья свободно сидит на груди и талии, а юбка красиво ниспадает, по форме напоминая тюльпан. Я скручиваю свои волосы в свободный французский узел, и сейчас больше, чем когда-либо, мне хочется быть действительно мастером в искусстве прически и макияжа. Я поворачиваюсь к Трэшеру, который на прошлой неделе поселился в моей кровати, и он просто фыркает и отводит взгляд. Ну хорошо. Спасибо за твое одобрение. Как только я наношу тушь для ресниц и прозрачный блеск для губ, разносится слабый стук в дверь моей спальни. Надев золотистые туфли на каблуках, которые Самсон прислал с платьем, я распахиваю дверь и сразу начинаю плакать, когда вижу Годрика.

— Как… Что… Откуда ты пришел? — спрашиваю я, заикаясь, а он улыбается. Позади него мне подмигивает Гораций, прежде чем уйти.

— Он милый, — бормочет Годрик, кивая головой в сторону Горация, и закрывает за собой дверь, когда входит в мою комнату. — Я всю неделю чуть с ума не сошел от волнения, а теперь понимаю, что мне вообще не стоило беспокоиться, — поддразнивает он, осматривая комнату. Он приподнимает бровь и кладет руки на бедра. — Изящное платье, но волосы и макияж оставляют желать лучшего. Сядь. Я все исправлю. — Он указывает на табурет перед туалетным столиком.

Я улыбаюсь и сажусь, вытирая слезы.

— Я скучала по тебе, — шепчу я, хватая его за руку и целуя ее. — Мне сказали, что с тобой все в порядке, но с Мародерами никогда не знаешь наверняка. — Я начинаю икать и пытаюсь успокоить свои эмоции.

— Принцесса, я восемнадцать лет заботился о себе, прежде чем появилась ты. Со мной было все в порядке. Я просто рад, что Гораций пришел за мной. Твой отец допрашивал меня каждый день. — Я напрягаюсь, затем сморкаюсь в салфетку, а он продолжает, пропуская мои волосы сквозь свои пальцы. Я закрываю глаза и издаю стон, когда он делает мне массаж головы. — Не волнуйся, я спрятал все, что было подозрительным. Это раздражает, но зато никакой опасности. Я не настолько глуп.

Я бормочу что-то неразборчивое, и он смеется, играя с моими волосами, а мои веки все тяжелеют. Вскоре появляется ощущение покалывания у основания моей шеи. Мы болтаем и делимся новостями, пока я стараюсь не задремать. Через несколько минут, когда я открываю глаза, вижу, что ему удалось превратить мой простой французский узел в небрежную, чувственную массу локонов, изящно ниспадающих на правое плечо. Я поворачиваюсь и улыбаюсь.

— А как насчет моего лица? — спрашиваю я, надувая губы.

Годрик улыбается, его белые зубы выделяются на фоне темной кожи, а в уголках черных миндалевидных глаз появляются морщинки.

— Тебе не много-то и нужно, как насчет того, чтобы поменять блеск для губ на красную помаду?

Несколько минут спустя он слегка припудривает мое лицо и грудь небольшим количеством блестящей пудры, и, к его удовольствию, находит золотистую ленту для волос, чтобы подвязать мне волосы. Эффект невероятен, с учетом подходящей по цвету обуви. Годрик — мастер по прическам и макияжу.

— Спасибо, — бормочу я, вставая и крепко обнимая его. — Ты присоединишься к нам в заведении через дорогу?

Он отстраняется и кладет руки мне на обнаженные предплечья, проводит по ним и довольно улыбается.

— Не сегодня. Думаю, я поброжу по складу и посмотрю, какую добычу собирали эти парни за прошедшие годы. — Годрик ухмыляется. — Гораций предложил мне устроить экскурсию, — добавляет он, подмигивая.

Я смеюсь.

— Ну, в таком случае, полагаю, мы увидимся завтра.

Мы прощаемся, и без пяти минут шесть я присоединяюсь к Лучано, когда он выводит меня из склада и ведет в темный старый бар через дорогу. Он открывает и закрывает рот, затем качает головой и уходит, оставляя меня в одиночестве в пустом баре. Я смеюсь. Неделю назад, даже если бы мне заплатили, я бы все равно не подружилась с мародером. Теперь у меня было несколько друзей-мародеров. Бармен полирует бокалы, не обращая на меня внимания, а музыкальный автомат в углу играет мелодию, которую я никогда не слышала. Музыка больше не популярна — не в этой части города. Я подхожу к автомату и внимательно просматриваю варианты — мне не знакомы большинство из них. Нажав несколько кнопок, я жду воспроизведения случайно выбранной песни. Я выбрала ее только потому, что мужчина на обложке напомнил мне Самсона.