— Ну? — нетерпеливо спрашиваю я, расхаживая перед ним, в то время как он бросает к моим ногам коричневые джутовые мешки с украденными книгами. — Почему так долго?

— Вот так? И никакой благодарности? Ты бессовестная. Как насчет «Спасибо, Годрик, за то, что ты такой смелый, и за то, что совершил набег на дом элиты. Да, кстати, твои волосы выглядят невероятно». Разве это так трудно? — нарочно обижается он, приглаживая волосы, как высокомерный дурак.

Мои губы растягиваются в улыбке.

— Твои волосы выглядят пугающе прекрасно, — признаюсь я, потянувшись к мешку. — Это вызывает беспокойство, правда. Ты — выдающийся вор, который грабит богатых, и все же тебе каким-то образом удается сохранить каждый волос на своем месте.

Я лезу в большой мешок, и мое сердце начинает биться быстрее. Так много новомодных историй и приключений, так много потенциала на контрабандных страницах.

— Полагаю, ты смог избежать караульных после комендантского часа? — Я вытаскиваю одну из книг и начинаю листать «хрустящие» страницы. Я точно могу сказать, что к ней никто никогда не прикасался. Невежественные, богатые дураки — единственные, кому разрешено иметь книги, и все же, книги, которыми они владеют, остаются непрочитанными. Какое кощунство.

Годрик хитро улыбается, снимая свой черный плащ и вешая его на спинку стула.

— Ты вообще собираешься спросить? — Он расстегивает верхнюю пуговицу своей рубашки и скидывает сапоги, стряхивая черную сажу на только что вымытый бетонный пол. — Тот дом просто забит книгами, Мейбелл. Я имею в виду целые горы книг.

Я усмехаюсь.

— Мы можем туда вернуться завтра? — Завтра — слишком скоро.

Он качает головой.

— Нет, пока за тобой так пристально следят. — Он потирает подбородок. — Плюс, ты же знаешь, что в этом деле я лучше тебя, — напоминает он, приподняв бровь.

Не задумываясь, я беру подушку с дивана и бросаю ему в лицо.

— Чушь собачья.

Он быстро уворачивается, а затем направляется в свой угол в нашем большом открытом лофте.

— Разбирайся с этим, — вяло бубнит он, указывая на мешок. — Я иду спать. Иногда воровство утомляет. Спокойной ночи, принцесса. — Он исчезает за своей перегородкой, прежде чем мне удается ответить.

Я сижу в одиночестве еще в течение минуты, затем направляюсь к своей койке за своей собственной ширмой, схватив самую толстую книгу из этой стопки. Свернувшись калачиком под изношенным одеялом, я начинаю читать выцветший текст, теряясь в словах другого времени — даже если это пиратская, избитая версия оригинала. Обычно в книгах, которые мы крадем, или отсутствуют номера страниц, или они написаны на полях, а листы этой конкретной копии скреплены случайным образом. Я никогда не видела оригинал. Большинство из них со временем исчезло.

Воровка.

Принцесса.

Полагаю, меня точно описывают оба этих слова. Я провожу свои дни как дочь лидера Элиты, а по ночам дружу с хулиганом нашего города, воруя книги у людей, которые никогда их не оценят. Наша ветхая квартира и моя независимость — это попытка дистанцироваться от Элиты и их разобщающих обычаев, но это не мешает моему отцу следить за мной и вводить бессмысленные комендантские часы в качестве меры защиты. Хотя он, может, и не знает о моей незаконной ночной деятельности, ему все же удается держать меня на коротком поводке. Вот почему Годрик сам организует сложные ограбления, как, например, сегодня.

У моего отца есть веская причина для беспокойства. Разделение на Элиту и остальных воздвигло в обществе невидимую стену, и это пробудило забытое зло. В частности, Мародеров — группу мятежных бандитов, которые обворовывали любого и брали все, до чего смогли добраться. Неотесанные уголовники.

Они были в ответе за убийство моей матери, и я давно поклялась самой себе, что однажды отомщу за ее смерть.

Я просматриваю страницы книги, когда в голове у меня всплывают слова Годрика: «Тот дом просто забит книгами, Мейбелл. Я имею в виду целые горы книг». Признаться, я жадная, когда дело касается книг. Годрик делает это ради острых ощущений, а вот я краду книги ради бегства от реальности. Они мне нужны. В этих вымышленных мирах я не дочь недосягаемого лидера. Я могу быть, кем захочу.

Проверяя часы на камине, я отмечаю, что уже почти два часа ночи. Я раздумываю над тем, чтобы уйти. Я наркоманка, а книги — мой наркотик. «Горы книг», — сказал он. Наверное, не стоит этого делать. Годрик убил бы меня, если бы знал, о чем я думаю. То, что Годрик не знает, не убьет его, верно? Спрыгнув с кровати, я надеваю свой обычный наряд — обтягивающие черные штаны, ботинки на шнуровке, черную толстовку с капюшоном и черную шапочку, в которую заправляю свои длинные каштановые, заплетенные в косу волосы. Я хватаю отмычку и мешок для книг, которые собираюсь украсть. Как можно тише запираю за собой дверь и прячу ключ в одном из светильников в коридоре. Это наше правило — больше для Годрика, чем для меня. Именно его допрашивают охранники, а меня отпускают из-за того, кем является мой отец. Но книги в нашем городе незаконны, по крайней мере, для тех, кто не входит в Элиту. Когда в восемнадцать лет я боролась за свою независимость, я также отказалась и от статуса Элиты. Последнее, чего я хочу — это чтобы мой отец или один из его лакеев узнали о гигантском тайнике с книгами, которые мы спрятали. Возможно, они не были бы такими прощающими, если бы знали, что мы с Годриком по ночам влезаем в дома Элиты и крадем их литературу.

Я спускаюсь по лестнице и как обычно слежу за тем, чтобы меня не заметили охранники внизу у лифта. Двадцать два этажа. У меня подкашиваются колени, когда я достигают нижнего этажа. Я ищу охранников — безмозглых солдат, нанятых моим отцом, которые проводят свои смены, разглядывая обнаженных женщин в журналах вместо того, чтобы выполнять свою работу. Это, безусловно, делает мою жизнь проще. Сейчас они сидят в своих шикарных креслах и смеются, не обращая внимания на лестницу. Как бы меня ни бесило то, что за мной следят, я знаю, что отец делает это из любви. В обмен на независимость я с радостью смирюсь с парочкой простых охранников. Я крадусь вдоль стены к входной двери, и как только оказываюсь на улице, сливаюсь с тенями заброшенных улиц. Я быстро перебегаю от здания к зданию, чтобы никто меня не увидел, пока не доберусь до кварталов Элиты. Большой город или то, что когда-то им было, ночью тихий и призрачный — пустой, темный и запустелый. Но как только перехожу на другую сторону, сразу же замечаю разницу. Дороги — асфальтированные. Здания — новые. Кусты — подстриженные. Богато блестят экипажи, выстроенные вдоль изящных подъездов многоэтажных домов, каждый из которых рассчитан на одну семью. Меня тошнит от этого вида. Неудивительно, что я оставила все это в прошлом.

Я нахожу дом, в который пробрался Годрик — большой кирпичный трехэтажный особняк с белой отделкой и кустами роз, растущими вдоль стены. Я изучаю его через черные ворота. Проходя по периметру, я пытаюсь найти щель в аккуратной изгороди, окружающей дом. Дома никого нет, поэтому я натягиваю пониже капюшон и пробираюсь сквозь кусты, пока не выхожу на другую сторону. Осмотревшись по сторонам, я быстро бегу по открытой лужайке, пока не добираюсь до крыльца, где низко приседаю. Осталось преодолеть грязную дорожку вдоль стены дома, ведущую на задний двор. А дальше надо лишь отпереть замок задней двери, действуя как можно тише. В отличие от Мародеров, мы с Годриком изо всех сил стараемся ничего не разбить. Мы предпочитаем, чтобы люди, у которых мы воруем, никогда об этом не узнали. Буквально на прошлой неделе один из Мародеров кинул кирпич в окно элитного дома. Так непрофессионально.

Я направляюсь к задней двери. Вынимаю свою отмычку, и через несколько секунд слышу волшебный щелчок замка. Медленно открывая дверь, я прищуриваюсь, привыкая к пространству дома и темноте.

Время от времени я оплакиваю легкую жизнь, которой жила восемнадцать лет. В ней не было ни взорванных стен, ни холодных ночей, ни сна на голодный желудок, потому что работа уборщицей недостаточно хорошо оплачивается — мы получаем такую работу, которой не хотят заниматься люди из Элиты. Отец воспитывал меня сам после того, как пять лет назад умерла мама, он был хорошим отцом. Мое стремление к независимости в восемнадцать лет было не только из-за него, хотя мы всегда не сходились с ним в политических взглядах. Я просто должна была это сделать, потому что всегда этого хотела. У меня не было желания руководить Элитой в качестве наследницы отца, и поэтому мой уход был единственным выбором, так как я хотела жить своей собственной жизнью. Хотя и живу лучше большинства людей из моей части города, но в такие моменты осознаю, от чего мне пришлось отказаться ради своей свободы. От кондиционера. От отопления. От новой мебели. От новой одежды.

Я вхожу в современную кухню и открываю холодильник. В нем столько еды, что жильцы этого дома вряд ли ее когда-нибудь съедят, прежде чем она испортится. Я тихо закрываю дверь. Я пришла сюда не за едой. Хотя они этого никогда и не заметят, но это противоречит нашим правилам.

Только книги.

И только книги, принадлежащие Элите.

Я тихо прохожу по оставшейся части первого этажа. Кабинет — вот где большинство людей Элиты хранят свои книги, как сувениры — должно быть, он на втором этаже. Я поднимаюсь по широкой лестнице и на носочках иду по коридору, пока не добираюсь до двойных дверей. Сглотнув, я открываю их и вхожу в кабинет. Прижав ладонь ко рту, я осматриваю темную комнату, освещенную только фонарем с улицы, свет которого проникает через окно. Годрик был прав. Повсюду стоят стопки книг, которые кажутся нетронутыми. Конечно же, это копии, но мне все равно. Я подхожу, беру несколько книг с полки и аккуратно кладу их в мешок, который принесла с собой. Возможно, из-за адреналина я становлюсь ужасно небрежной и ни на что не обращаю внимания, поэтому не замечаю другого человека, находящегося в этой большой комнате, пока его тень не перекрывает свет с улицы, но к тому времени уже слишком поздно.