Потом, когда уже давно стихли последние стоны удовлетворенной страсти и она заснула в его объятиях, Джо неподвижно лежал, уставившись на мерцающие искорки догорающего камина.

Он так боялся, что Нэнси Пикфорд похитит его бедную душу. Но ведь вышло наоборот. Он уже почти утратил свою душу в тюрьме. А она ему ее вернула, вселив в нее не только радость любви, но и неугасающую надежду.

Немного удачи — и можно навсегда убежать от полиции. Но разве убежишь от чувств к ней, переполнивших его разбитое сердце? Он понял, что влюблен в нее. Отчаянно влюблен. Именно так, как об этом пишут в хороших книгах. А он-то считал, что все это — высосанные из пальца бредни для рафинированных барышень…

Если бы только можно было убедить ее в своей любви, в том, что ему ничего на свете так не хочется, как быть рядом с ней всю оставшуюся жизнь. Всю оставшуюся ему жизнь, в которой нет иного выбора: или жуткие годы в тюрьме, или бесконечная игра в прятки с законом, в которой не будет минуты передышки. Что может он, человек, отмеченный клеймом проклятия, предложить женщине, которая заслуживает самого лучшего?


Нэнси проснулась. Сладко зевнув, она привстала на локте, чтобы всмотреться в его успокоенное сном лицо, такое переменчивое и такое красивое, по крайней мере для нее.

Она еще никогда так не была влюблена, даже на заре туманной юности, когда жизнь — сплошное ожидание принца из счастливой сказки.

Никогда бы раньше она не поверила, что может без остатка отдаться мужчине, которого знает всего несколько дней и который был безбожным чудищем для целого штата. Проклятым всеми отцеубийцей. Кто бы не вспомнил, узнав о ее поступке, древнюю истину про то, что любовь сердита, полюбишь и бандита…

— Я люблю тебя, Джо, — целуя его небритые щеки, пробормотала она.

Его глаза удивленно раскрылись спросонья, губы зашевелились, а она продолжала вдохновленная:

— Я хочу остаться твоей навсегда. Куда бы ты ни ушел завтра, через год или через десять лет, я буду всегда и везде с тобой.

Легкий, ускользающий испуг в его глазах дал ей понять яснее всяких слов, что она сделала ужасную ошибку. Но исправлять ее было свыше ее сил.

— Я люблю тебя, — повторила она дрожащим голосом, хотя мужество покидало ее. Она была слишком переполнена радостью своей любви и совершенно позабыла о горестном их бытие.

Джо чувствовал себя так, будто его ударили ножом в сердце. Первые слова, которые он услышал после пробуждения от тяжелого, маятного сна заставили его возликовать. Она объясняется в любви! Но радость сгинула так же быстро, как и появилась. Любовь для беглеца — это несчастье, это те же самые узы, которые он не имеет права себе позволить.

Слезы, блеснувшие в глазах Нэнси, почти обезоружили его. Вот все, что он может ей дать, уныло подумал Джо. Слезы и боль, беду и страдание.

Какой пыткой было удержаться и не обнять ее. Не признаться ей, что тоже влюблен безумно. Но он знал, что она сильна и упряма. Она не из тех, кто испугается грядущих трудностей. Если она будет знать, что он тоже любит ее, то ни за что не захочет покинуть его, чего бы это ни стоило. И — в самом лучшем случае — будет вынуждена вести вместе с ним унизительную жизнь бесправного подпольщика.

Он не мог этого допустить. Двухлетнее заключение пробудило в нем неистовую тягу к свободе. Как большинство людей, и Нэнси в том числе, он не осознавал реальной ценности свободы, пока не был осужден. Хотела она того или нет, но он должен был оставить ее по-настоящему свободной, чтобы она жестоко не раскаялась потом.

Нэнси не могла понять, почему Джо молчит. Она попыталась снова что-то прочесть на его лице. Бесполезно. Долгие секунды — пытка молчанием — изнуряли ее. Джо резко сел, отбросив ее руки движением плеч.

— Когда я смоюсь отсюда, Нэнси, я уйду один.

Она машинально подтянула одеяло, чтобы прикрыть обнаженные груди.

— Но… но без моей помощи тебе не обойтись!

— Ты мне очень помогла. И я это высоко ценю. Но всему есть предел.

О Господи! — подумала она. Ведь он был так нежен… Неужели она обманывалась?

— Но, Джо… Я люблю тебя! Я не могу расстаться с тобой!

Нож вонзился в Джо еще глубже и повернулся в ране. Она не хотела дать ему возможность покончить с этим по-хорошему. Дать ему возможность сохранить свое достоинство, а себе самой — спасти женскую гордость. Она вынуждала его идти на резкий и грубый разрыв. Он должен освободить ее, прежде чем сам ляжет на дно или будет схвачен.

Джо выдавил из себя беспечную улыбку и наигранно щелкнул пальцем по одной из ее сережек.

— Мне тоже не хочется расставаться с тобой, Нэнси. Но, честно говоря, удовольствие иметь тебя под боком в постели не стоит тех хлопот, которые при этом возникают. Ты ничем не рискуешь, а мне надо спасать собственную шкуру. Потому нам надо сделать адью.

Нэнси оцепенела, пораженная его словами до глубины души.

Отчего он говорит с ней таким тоном, словно она придорожная шлюха? Куда же девался тот человек, которого она ласкала и называла милым? Нет, не этого Джозефа Уоткинса она полюбила за несколько роковых дней! Неужели только сейчас он раскрыл свое подлинное нутро, размышляла она. Так же в точности он насмешливо остерегал ее, когда они покидали мотель. Так же он щелкнул тогда пальцами по сережке, раскачав их. Дура она, безмозглая клуша!

Хотя это она так разукрасила их отношения, Джо всегда был с ней честен. С самого начала совершенно недвусмысленно заявлял, чего именно он добивается от нее. Как можно обвинять его за то, что он взял охотно предложенное? Он ведь предупреждал, что не станет связывать себя никакими узами. Она сама виновата, что ее охмурили как неопытную девчонку…

Нэнси вскочила с постели. Смущенная. Уязвленная. Сгребла свою одежду, собираясь одеться и убежать. Убежать в слезах и в горе, когда слова любви еще не остыли у нее на губах? Нет, она не могла так поступить. Она любила его. И не перестала любить. И никогда не перестанет.

Ведь она давно и определенно поняла, что значит для него больше, чем сообщница в побеге. Но даже если это было все, чего он хотел от нее, ее чувство требовало неопровержимой ясности.

Нэнси завернулась в одеяло и, заставляя себя держать высоко поднятой голову, встала и пошла — нет, не бегом! — в крохотную ванную.

Когда она закрылась в ванной, Джо снова рухнул на пол и закрыл лицо руками. Даже дожив до ста лет, он никогда не забудет укоризненный взгляд, с которым она выслушала его лживые слова. С садистской яростью он начал осыпать себя всеми ругательствами, которым научился в тюрьме.

Джо в душе надеялся, что она оденется и покинет его. Но она, не торопясь уходить, соорудила для обоих скромный завтрак из остатков съестных припасов.

Что за невероятная женщина, думал он. Она только что предложила ему все, что могла, — самое себя. А он ответил грубой, циничной ложью. Но Нэнси вела себя как ни в чем не бывало, как будто не получила от него оглушительную оплеуху. Он отлично знал, чего стоит такое самообладание. И это еще раз убедило его, что он поступил правильно, разговаривая с ней столь холодно и бездушно. Иначе бы она от него не отцепилась до конца света. Но ведь он ничего особенного не сделал, чтобы подвигнуть ее на такую невероятную верность! То, что ему придется отказаться от женщины, о которой он исступленно мечтал, станет еще одним испытанием в суровой борьбе за существование, в которую превратилась его жизнь.

— Я собираюсь еще раз заглянуть к своим, — сказал он ей. — Мне необходимо переодеться. Я не могу бесконечно носить эти тесные джинсы. Если хочешь, составь мне компанию…

Нэнси не стала напоминать Джо о том, какая опасность его ждет. Он понимал это не хуже нее.

— Кроме того, — продолжил он, — надо закончить неприятный разговор с Кеннетом и Рикки Ли. Я не успокоюсь, пока все окончательно не выясню. Каждый из них, конечно, будет все отрицать. Но я не могу уйти, не плюнув кому-то из них в лицо.

На этот раз путешествие в Догвуд Хилл завершилось без помех. Мери они застали за кухонным столом с чашечкой кофе в руках. Но Нэнси подумалось, что сестра Джо нарочно дожидалась его появления. При виде брата она порывисто вскочила.

— Я знала, что ты вернешься, Джо. Но тебе нельзя долго оставаться. Полиция все еще здесь.

Она шагнула навстречу брату, словно намереваясь заключить его в объятия, но остановилась на полпути и опустила голову.

— Это из-за меня тебя вчера чуть не сцапали. Напрасно я уговаривала вас остаться.

Джо ласково обнял ее за плечи.

— Ты тут ни при чем, солнышко. И сейчас мы быстро смоемся. Нам нужны продукты. Можешь собрать нам коробку или мешок? Что-нибудь попроще — пакеты с супом, крекеры, чайные пакетики… ну, в этом роде. На два-три дня.

Мери кивнула и направилась в кладовку. Но по дороге остановилась и нерешительно оглянулась на брата.

— Джо… я не думаю, что это Рикки Ли вас вчера выдал. По крайней мере… — она прикусила губу, — по крайней мере он поклялся, что не делал этого.

Вот уж кому не позавидуешь, решила Нэнси. Бедная женщина, очевидно, еще меньше доверяла своему мужу, чем она сама теперь ее брату.

Джо остановил сестру снова.

— Какие-нибудь мои вещи еще остались в этом доме?

— Конечно, Джо. Все в целости и сохранности.

— Пойду посмотрю, что можно прихватить с собой.

Нэнси зашла в кладовую вместе с Мери, и они начали складывать припасы в картонную коробку.

Мери крутила в руках банку растворимого кофе и задумчиво смотрела на гостью.

— Вы любите моего брата, не правда ли?

Она не так наивна, какой кажется, подумала Нэнси, добавляя к поклаже пару банок лососины.

— Да, — ответила она. Какой смысл было отрицать?

— Я рада. Джо так нужно на кого-то опереться после всего этого ужаса последних нескольких лет.