В тот вечер я долго сидела на полу своей комнате, рассеяно касаясь пальцами шипов на плюшевом пузе… А ближе к ночи ворвалась в кабинет Кирилла, с твердым заявлением и криком, что хочу назад вернуться.

Чесслово, впервые увидела, как Громов с размаха уселся мимо стула…

— Кто бы мог подумать, — неожиданно усмехнулся Богдан, слегка улыбаясь. — Харлей и Неаполь?

И вдруг моя светлость, твердо решившая уйти, только из-за его одного намека на улыбку, захотела вдруг остаться.

В то, что всё вот так закончилось, мне хотелось верить меньше всего.

А потому… затушив сигарету в пепельнице и достав телефон, я нашла нужное фото и протянула мобильник блондину, стараясь сделать так, чтобы наши руки не коснулись. Нифига.

От случайного прикосновения его пальцев все равно прошила дрожь.

— Она изменилась, — рассмотрев фотку, выдал вердикт Полонский, явно оценив симпатичную мордашку чуток отъевшийся Неаполь, ее ровные белые зубки, отсутствие пирсинга и длинные бирюзовые волосы. Ну и теперь активно и ежедневно бреющегося Харлея с ней в обнимку. — Ты тоже.

Я аж дымом поперхнулась!

— Эм-м-м, — с трудом откашлялась и, наткнувшись на его неожиданно насмешливый взгляд, вдруг почему-то призналась. — Ну, есть чуток.

И чего-то мну сейчас не понимает… Но кто-то надо мной поиздеваться решил, да?

— Давно вернулась? — уже куда более приветливо спросил блондин, а я, плюнув на все и сразу, пристроилась рядом с ним, опираясь на высокий бампер машины, едва сдерживаясь, чтобы не пихнуть его локтем в бок.

Он не издевался. Он мне мстить за непонятки с приглашением изволил, гад такой!

— Пару… месяцев, — смущенно кашлянула я, шаркая подошвой кед по полу.

— Теперь понятно, почему Липницкий ходит с довольным видом сытого кота и активно заманивает меня на выпускной, — усмехнулся вдруг Богдан. И констатировал спокойно. — Ты уже их всех видела.

— Ну, так получилось, — смущенно кашлянула я. — Но, да, всех. Кроме тебя…

Признание, если честно, далось с трудом так. И я снова почувствовала себя дурой. Ну вот во имя какого святого огородного овоща и чьих-то эльфийских ушек надо было строить коварные планы? Лучше бы я сразу приехала к нему, сюда.

И может быть встреча вышла в итоге не такой уж… нелепой.

— И твоего отца, — спокойно добавил вдруг Богдан.

А я даже не вздрогнула.

Да, я знала, что случилось с ним и с Исаевым в итоге, как и почему. Точнее благодаря кому. Подслушала невольно разговор ребят Кирилла, играющих в бильярд. И да, отец пытался со мной связаться, пока я жила, как и он теперь, заграницей. Не напрямую связывался конечно же, аккуратно через Кира. Но, естественно, получил прямой посыл катиться ко всем чертям как можно дальше и надолго.

Воспоминания об этом уже не причиняли беспокойства. Они просто были навсегда вычеркнуты в ту ночь, когда я в последний раз ревела за дверью бильярдной.

— Есть вещи, которые можно понять, — спокойно хмыкнула я, машинально смотря в сторону своего же рюкзака. — Их даже можно простить, наверное. Но забыть… никогда.

— Как, например, шантаж? — последовал вдруг ровный, спокойный вопрос. Даже слишком… спокойный.

И тут до меня, как говорит Неаполь, «наконец, вконец доперло».

Так вот чего у нас тут льдинки в глазах промелькивают-то… Он ведь боится! Во имя любимой сковородки Ариши и их счастливого с Михеем совместного быта, Богдан сейчас просто напросто боится!

Он думает, что я вернулась просто так, и что я до сих пор его не поняла и не простила…

— «Делай что хочешь, но не отходи от нее ни на шаг. Возможно, придется увезти ее из города», — дословно процитировала я в ответ сообщение с телефона Кирилла, отправленное им Богдану в то самое утро, после разрыва чьей-то помолвки. Сложила руки на груди и усмехнулась, но уже совсем беззлобно. — Конспираторы хреновы. Сразу сказать было нельзя?

— И как бы ты отреагировала? — спокойно посмотрел на меня Богдан, но уже не отрешенно, а так… мягко.

— М-м-м… — задумчиво отозвалась я. — Истерикой. Паникой. Попыткой спрятаться куда-нибудь в угол или еще более глупой попыткой банально сделать ноги. Я понимаю, Дан. Теперь я все прекрасно понимаю…

Сложно было не понять. Одно дело услышать это сейчас, или в тот день от Кирилла, когда я обнаружила дома плюшевого мишку, другое дело попытаться понять тогда.

Как бы я отреагировала, узнав, что на месте Лены должна была оказаться я? И что не забреди тогда на мой балкон Стасик, мы бы были в аэропорту или самолете и я бы вообще ни о чем не узнала и никто бы не пострадал?

Не конкуренты Майкла тогда напали на его жену в подъезде, а папочки драгоценного моего. Консьержка услышала о пропаже ребенка, видела мужчину и машину, и представление о ситуации сложилось само собой, а сознание добавило несуществующую деталь в виде детского кресла в автомобиле.

Не было его там, Кир лично видел. Его люди задержали того, кто напал на соседку, но даже без этого сомнений все равно не оставалось. Лену ранили в правую сторону груди и лишь потому она выжила. А вот я, не будь со мной Богдана, на сей раз получила бы пулю уже в сердце…

И нет, мне не сложно об этом говорить и вспоминать. Уже не сложно.

Они с Кириллом сумели уберечь меня тогда, смогут в случае необходимости и снова. Да, гаврики противные, тайком спелись за моей спиной, но гаврики любимые, причем горячо и много.

И если с Громовым нас и так было черта лысого разлить святой водичкой, то кое с кем другим, кажется, наладить отношения теперь будет очень сложно.

Да взять хоть сейчас — я ведь с ума схожу, всего лишь сидя с ним вот так рядом. А чувства проявить не могу, такое сложилось впечатление, что мы снова стали… друзьями.

— В таком случае, думаю, твой приезд стоит все-таки отметить, — как-то… хитро улыбнулся Богдан.

А мне вдруг стало как-то совершено не до шуток. Оттолкнувшись от машины, не смотря на блондина, я оперлась руками на верхний край бампера, машинально наклоняясь и разглядывая мощный, огромный двигатель «Мустанга». Уязвленное самолюбие, горечь от разлуки и вполне такая ощутимая боль от несбывшихся надежд вырвались язвительным ответом:

— Если только не мартини!

И вдруг…

На талию скользнула рука, ладонь легла на живот и резко прижала меня спиной к сильному, мужскому телу, напрочь сбив всю дыхалку разом. Сердце мгновенно зашлось в бешеном стуке, а шеи тем временем таким знакомым жестом коснулись горячие губы, негромко прошептав, целуя:

— Не мартини…

И, собственно, и все… Я задрожала вся и сразу!

Он помнил, мамочка моя… Он действительно все помнил! Тот день у меня дома, ни разу не трезвая я, мое настойчивое приглашение, его отказ — сейчас почти все повторилось!

— Или ты за рулем? — негромкий вопрос обжигал шею не хуже поцелуя, я даже зажмурила глаза, чувствуя, как натурально подгибаются колени… но ровно до тех пор, пока не сообразила, собственно, о чем вопрос.

И вот тут уже воспоминанье полоснуло болью по сердцу, невольно заставив замереть.

И он понял. Он как всегда всё понял!

— Анют? — меня тут же развернули, аккуратно обхватили лицо ладонями, пальцами поглаживая щеки. Так нежно, так привычно и знакомо, что по сердцу мгновенно разлилось долгожданное тепло. Да только…

— Меня привез Никита, — смотря ему прямо в глаза, такие яркие и голубые, которые все время помнила и так по ним скучала, все равно как-то невесело улыбнулась я. И нехотя призналась. — Я так и не смогла больше сесть за руль.

— А я-то все гадал, почему его не видно его у отца, — понимающе хмыкнул Богдан и, вдруг взял меня за руку. — Иди сюда.

Душа от этих слов дрогнула, я думала, что меня наконец сейчас обнимут… нифига! Меня зачем-то повели в обход машины. Недоумевая, собственно, что ему пришло в голову и на кой черт было портить такой момент, я молча дотопала следом за ним до угла.

Во имя всех мадгаскарских тараканов, что вообще происходит и на кой он стаскивает с темного силуэта в самом углу огромную белую тряпку?

Нет, я понимаю, что это защитный чехол — тут в гараже многие стояли под такими. И естественно, я догадывалась, что под ним окажется машина, какая-нибудь необычная и жутко дорогая.

И даже с легким любопытством подошла ближе… и не поверила своим глазам, чувствуя, как сердце уходит в пятки. Вот так просто стояла, тупила, моргала, сжимала кулаки так, что побелели пальцы, боясь поверить и осознать.

Но я видела… Видела!

Хищная морда, характерные фары, широкий капот с воздухозаборником, низкая крыша, узкие зеркала и поблескивающая в свете ярких ламп краска того самого цвета черный металлик…

— Но… как?

Вопрос вырвался сам собой… а я все еще стояла, не в силах поверить. И даже не поняла, в какой момент подошел Богдан и обнял меня сзади, пристраивая свой подбородок на моем плече.

— Сгорел лишь внедорожник, — послышался негромкий ответ. — Твоя машина от огня почти не пострадала. Ее смяло, но… постепенно удалось восстановить. Мне хватило года.

А я молчала. Молчала, чувствовала дикий шок и ступор… И все-таки не могла в это поверить. Даже когда меня легонько подтолкнули в спину.

И я не знаю, почему, но я пошла.

Дрожащими руками коснулась такого знакомого прохладного металла на крыле, провела пальцами по нему, по узким зеркалам. Обошла кругом, медленно осматривая, подмечая малейшие, такие знакомые детали. Габариты на капоте, молдинги и то самое литье с резиной. Значок на багажнике между «стопарями», тот самый с крылышками летучей мыши. Взяла торчащие в двери ключи и, помедлив села внутрь.

Я не верила. Не верила в то, что я вижу. Никак!

Я просто не могла. Но… рука так привычно легла на большой руль с плетеной кожаной оплеткой, вторая коснулась панели пластика, велюра на сиденьях… и как-то совсем незаметно повернула ключ в замке. В ответ раздалось такое узнаваемое урчание сытого мотора. С теми же нотками, с теми же переливами. Нога нащупала педаль, двигатель взревел послушно и охотно… И я вдруг поняла, что это он.