— Значит, говоришь, твое знание корейского ограничено лишь просмотром дорам?

Я машинально перевела взгляд на его пальцы, между которыми была зажата книга, которую я вчера читала. Перед сном. И, поленившись, оставила ее на тумбочке. И написан этот весьма любопытный роман был на чистейшем корейском языке!

Упс…

Глава 3

— Ну как бы это, собственно, — почесала нос моя смущенная светлость, пойманная на месте преступления.

Отрицать теперь было бы глупо. Оправдываться — еще глупее. Рассказать правду? Вообще невыполнимо! Но признаться, кажется, все-таки придется… Вздохнув, я переступила с ноги на ногу, подняла голову… И расхохотавшись, едва не сползла по стенке!

— Что? — немного растерялся озадаченный моим поведением Полонский.

Конечно, он тут обличительную речь заготовил, к совести моей воззвать собрался, отчитать за вранье попытался… А я ржу, как конь на конопляном поле!

Прыснув, я расхохоталась снова и, отлепившись от стенки, подошла. Жестом попросила блондина нагнуться и, придерживая полотенце на груди, сняла с волос Богдана сопротивляющегося и возмущенно попискивающего сахарного опоссума.

— О, как, — выдал Полонский, разглядывая брыкающегося в моей руке зверька. Мельком оглядев мой в меру скромный имидж, парень иронично вскинул брови. — Новый жилец?

— И не только он, — фыркнула я и смущенно улыбнулась, поворачиваясь спиной и потрясая тюбиком с мазью, локтем прижимая полотенце к груди. — Поможешь?

— Угу, — как-то обреченно отозвался Богдан.

Достав из холодильника половинку банана, я пристроила момонгу на столе и, пока живность с аппетитом принялась за угощение, уселась на табуретку, перекинув влажные волосы на грудь. Богдан пристроился сзади (как пошло звучит-то, прости осспади!) и я чуть не вздрогнула, когда его пальцы коснулись моего плеча.

Та-а-ак… А вот это уже любопытно! Гормоны-гормоны-гормончики… Шалить изволим, да баловаться?

Хотя, в такой ситуации, да в таком виде, да после всего, что произошло… Да еще теперь его пальцы так аккуратно скользят по коже, втирая мазь в свежую тату…

Мне не нужно насиловать Богдана. Мне не нужно насиловать Богдана. Не нужно, я говорю!!

— «Dum Spiro Spero», — легко и спокойно прочитал Богдан, не прекращая обработку моего «боевого ранения». Вот завидую я его спокойствию, как он умудряется, а? — Что это значит?

— Пока живу — надеюсь, — перевела я, стараясь понять: а собственно, факт, что я парня как бы не возбуждаю, меня сейчас радует или же совсем наоборот?

Эх, прав был Кир — кушать надо явно больше! Мужчины же они такие, не собаки, на кости не бросаются…

— А это? — вручив мне закрытый тюбик, парень устроился на стуле напротив, кивком указывая на зверушку, с упоением догрызающую свой обед. Судя по его улыбке, животинка ему нравилась гораздо больше, чем я!

Эх… пореветь с горя в ванной, что ли?

— А это наглядное пособие о том, что не нужно стоить умильную рожицу в зоомагазине в присутствии Громова! — фыркнула я, аккуратно слезая с табуретки, придерживая собирающееся капитулировать полотенце.

Куда намылилась, тряпка поганая?! Ни видишь, френдзона у нас тут!

Быстренько переодевшись в теплые пижамные штанишки и кремовую футболку, кое-как державшуюся на одном плече, а со второго небрежно сваливающуюся, что было мне только на руку (лишний раз бедную татушечку тревожить не будет) я закинула мокрый рюкзак и шмотки в стиралку прямо к вещам Полонского. Запустила режим стирки и сушки, на батарее пристроила тетрадки и вернулась на кухню, на ходу вытрясая воду из брелка сигнализации и телефона.

В их реанимации я, если честно, очень так сомневалась, но на всякий случай оба разобрала по запчастям и в банку с рисом запихала.

— Есть хочешь? — поинтересовалась у Богдана, который с лицом мага экспериментатора наблюдал, как моя новая зверушка карабкается по его обнаженным рукам, соскальзывает, но упорно пытается забраться вверх. — Поцарапает же.

— А что она вообще от меня хочет?

Прыснув, я пересадила несчастную момонгу на почти сухую шевелюру блондина. Зверушка перемещению в пространстве обрадовалась, а вот Полонский — не особо!

— Ни-ни любит сидеть на волосах, — пояснила я, методично разграбливая содержимое холодильника. — Она за два часа научилась открывать защелку на клетке, приходится комнату теперь закрывать, чтобы она мне цветы в кружавчико не пожевала. Знаешь, как прикольно утром ее из головы вытаскивать? У-у-у… Кстати, ты ей, похоже, понравился.

— Я рад, — подперев щеку кулаком, с «восторгом» отозвался Богдан, пока моя животинка, радостно попискивая, устраивала у него на голове какое-то подобие гнезда.

Я злорадно похихикала, не без этого. Ну а чего, не одной же мне страдать! Я за эту, как ее… Добро и справедливость, во!

Выставив на стол останки вчерашнего с салата из ветчины, сыра и ананасов, и чудом оставшуюся лазанью, забралась на табуретку и радостно потерла лапки, ляпнув традиционную фразу японцев:

— Иттадакимас! — на меня в ответ так посмотрели… Я поспешила откреститься. — Не-не, никакого японского!

Еще один недоверчивый взгляд в ответ. Пришлось поспешно каяться:

— Только английский со словарем и чуть-чуть корейский. Ну, ладно, не чуть-чуть. Ну, ладно, далеко совсем не чуть-чуть, и не надо тут во мне дырку взглядом делать! Ешь давай.

Богдан хмыкнул, но комментировать не стал. С трудом снял со своих волос категорично протестующую Ни-ни, наложил себе в тарелку салата и, устроив опоссума на коленях, поделился с ним кусочком ананаса. Белка взятку одобрила.

— Обжора, — прокомментировала я сие действо. — Куда в нее столько лезет? Дан, ты тоже ешь, пока не остыло. Кир, конечно, не шеф-повар дорого ресторана, но готовит вкусно.

Блондин попробовал. Удивился. Распробовал. И спокойненько так заметил:

— Повезло тебе с родственником.

Я аж салатом подавилась!

— Кхе-кхе, — с трудом откашлялась и, запив соком, осторожно спросила, глядя на мистера невозмутимость всея универа. — А-а-а… откуда ты знаешь?

— Да брось, Ань, — равнодушно пожал плечами Полонский, спокойно принимаясь за еду. — Громов не из тех людей, кто стал бы афишировать на публику отношения со случайной любовницей. И уж тем более не разрешил бы своей официальной девушке пахать на нескольких работах и сидеть на коленях сомнительных личностей вроде меня или Харлея. Значит, ты либо его сестра, либо племянница. Подозреваю второе, ибо вчерашнего букета роз я у тебя так и не увидел. Зато обнаружил весьма забавного питомца… Ань, такие подарки девушкам не дарят. К тому же, твоя одежда… Своим дамам Громов преподнес бы платья и украшения, а не стал бы беспокоиться, что они могут замерзнуть в холода.

— Да что ты говоришь, — ошарашено протянула я, глядя на эту… сомнительную личность номер один! — И куда же, по-твоему, исчез сей веник расчудесный?

— Вспоминая твое настроение в понедельник, — усмехнулся Богдан. — И некоторые факты твоей биографии, тщательно подтертой Громовым… Осмелюсь предположить, что вы ездили на могилу твоей матери.

— В точку, кэп, — сухо отозвалась моя шокированная и чуточку раздавленная свалившейся на голову информации светлость. Хотя уже скорее темность! Настроение теперь… темнее некуда.

— Один вопрос, — отложив вилку, Полонский выставил локти на стол и, переплетя пальцы, пристроил на них подбородок, смотря на растерянную меня. — Почему ты сразу не сказала?

— Богдан, не проси меня рассказывать, — мотнула я головой, невольно отводя взгляд и сжимая руки в кулаки. — Я все равно не смогу при всем своем желании. Не имею права…

— Ань, — неожиданно насмешливо перебил меня Богдан. — Я сейчас имел ввиду поездку на кладбище. Разве я когда-нибудь просил тебя рассказать абсолютно все о себе?

И тут, как говорится, пришла моя очередь тихо офигеть.

Вот же… засранчик белобрысый. Гадость светловолосая! Пакость эльфи… А нет, пардон, это уже не из той оперы.

Ах вот, значит, как, да?

Я сузила глаза, глядя, как Полонский кормит сидящую у него на коленях Ни-ни, даже не пытаясь скрыть многозначительную и веселую улыбку. Издеваться, значит, надо мной удумал, да?

Ну-ну… Как там было в том мультике-то? Я испоо-о-орчу вам праздник!

— А я уже говорила, что я тебя люблю? — подавшись вперед, с умилением спросила вся такая невинная я, хлопая не накрашенными ресничками.

О-о-о… Оказывается и воздухом можно красиво подавиться!

— И, — с трудом откашлявшись, недоверчиво посмотрел на меня Богдан. — За ж что мне такая… честь?

— Ты хотел сказать «сомнительно счастье»? — иронично вздернула я бровки, пристраивая руки под подбородком вместе с зажатой в них столовым прибором. — Договаривай, мой милый друг, раз уж заикнулся!

— Ни в одном глазу, — насмешливо, но непреклонно пошел блондин на попятную. — И все-таки? За что?

— За все, — теперь настал мой черед пожимать плечами. — Ты меня спас. Ты заботишься обо мне. Ты меня понимаешь. Ни о чем не спрашиваешь. И… не лезешь в личную жизнь. Чёрт!

Вилка была со звоном отшвырнута на стол.

Запустив ладони в волосы, я взлохматила их, невольно морщась. Как бы я не старалась отрешиться и отвлечься, поступок Исаева никак не желал идти из головы. И, если парню, отчаянно ревнующему, не умеющему себя вести с понравившейся девушкой, избалованному и нифига не соображающему от злости я еще могла найти оправдание с большой такой, хреновой натяжкой… То голубая бездна, смыкающаяся над головой и отчетливой запах хлорки, забивающий нос вместе с водой, слишком четко стояли перед глазами.

— Ань, — неожиданно позвал меня Богдан. — А пойдем, погуляем?

Я чуть со стула не навернулась!

Какими зигзагами у него вообще логика бегает, а?!