Однако до аэропорта мы добрались без проблем. А там нас уже ждал небольшой частный самолет, так называемый бизнес-джет. И только когда многотонная машина поднялась в воздух, я, наконец, не выдержала. И вполне обоснованно собралась зареветь, ругаясь матом. Но не успела.

Отстегнув ремень, сидящий в широком, комфортном кожаном кресле напротив меня Богдан протянул руку:

— Иди сюда.

И я… перебралась к нему на колени. Села, крепко обняла за талию, уткнулась носом в его шею… и все-таки расплакалась. Не смогла, не выдержала. Да и как иначе? После всего этого?

Он ничего не говорил. Молчал и просто прижимал меня к себе. Бережно, надежно, крепко. И ласково поглаживал по спине. И честно, это было лучше всяких слов и заверений о том, что все будет хорошо.

И я вдруг поняла, что в нем не ошиблась. Он ведь все такой же. Такой, каким я его знаю — заботливый и понимающий, по крайней мере, для меня. Ведь сегодня он мог просто унести Стасика к Лене, а не возиться с ним. Мог просто забрать меня и увезти, не дожидаясь приезда медиков и полиции. А мог и вовсе оставить меня там одну и уехать, чтобы не ставить под удар свою репутацию.

Но не стал. Наоборот, он остался и сделал все от него зависящее, ни разу даже не напомнив о том, что мы опоздали на самолет.

Вот такого Богдана я любила.

Любила… но шантаж простить не могла.

Глава 17

М-да…

Ну, то, что это аэропорт, допустим, я поняла из названия. «Plaisance Sir Seewoosagur Ramgoolam» — гласила яркая вывеска на огромном здании, из которого мы вышли.

«Аэропорт сира кого-то там…» — это если точнее. Ну, а как бы конкретней узнать, что эта за страна и какого, собственно, сира мы тут делаем?

Летели мы долго, больше десяти часов. За это время я успела, наревевшись, уснуть у Богдана на коленях, он успел перенести меня на удобный диван и, кажется, ухитрился вздремнуть сам на идентичном диванчике напротив. Все-таки частный самолет — это вам не рядовой Боинг, тут удобств побольше будет.

Моя разбитая поутру светлость душу обрадовалась, как родному, а чашка крепкого кофе, поданная вежливой, улыбчивой стюардессой и вовсе привела меня хоть в какое-то подобие хорошего расположения духа. Когда джет заходил на посадку, я прильнула к иллюминатору… И восхищенно ахнула, разглядев ярко-голубую воду и невероятно красивый пейзаж — мы снижались к острову!

Признаю, не смотря на всю красоту, мне пришлось тяжко. От перелетов я уже успела отвыкнуть, последние несколько дней изрядно нервничала, вчера так вообще получила жесткую встряску… Плюс недосып и ненавистная акклиматизация. Короче, плющило меня на земле как Лександрыча с похмелья и без кофе!

А потому я благополучно проморгала все вывески в аэропорту, гудевшем, словно встревоженный улей. Чуток пришла в себя только на улице, и уже там догадалась оглянуться, но единственным, что бросилось в глаза, была вот эта красненькая огромная надпись.

И тут до меня, кажись, доперло, у кого аэропорта имеется такое матершинное название…

Убиться крышкой саркофага! Куда этот извращенец меня притащил?!

— Порт-Луи? — перевела я взгляд на невозмутимого Богдана, стоящего рядом и ожидающего, пока сопровождающий нас охранник пригонит машину. — Маврикий?!

— А что не так? — насмешливо улыбаясь, отозвался Полонский и теплый ветер взъерошил его серебристо-пепельные волосы… Я втюрилась повторно.

— А чего, поближе Индийского океана места не нашлось, чтобы избавиться от моего бренного тела? — проворчала, складывая руки на груди, чувствуя, как в кроссовках ногам становится жарко даже в тени огромного здания. Зато теперь хоть стал понятен выбор такой одежды.

По лицу Богдана пробежала тень.

Подойдя ко мне, он забрал из моих рук снятую кофту и, обняв меня, хмуро попросил:

— Не напоминай, ладно?

И чой-то мне даже извиниться захотелось…

— Ладно, — фыркнула я и, подумав, закинула руки на его плечи, встала на цыпочки и потерлась носом об его шею. Сама не поняла, на кой фиг… просто захотелось.

Богдан замер. А потом осторожно позвал:

— Ань?

— М? — отозвалась я, прижимаясь к нему. Мне так спокойно было, если честно. Даже сама как-то этого не ожидала.

— Я уже говорил, что люблю тебя?

Ась?!

Не, дружок, а вот эту напрочь выбивающую меня из колеи новость ты как-то случайно сообщить запамятовал!

Я оторвала свою голову от его плеча, посмотрела в его ярко-голубые, как безоблачное небо над головой, такие знакомые красивые глаза… И поняла — не шутит. Да, улыбается, да, пытается меня развеселить, подкалывает, но говорит чистую правду.

И вот теперь уже я замерла, как толстая мышка перед голодным крокодильчиком. И я воистину не знала, как мне сейчас на это реагировать и что вообще ответить!

Улыбнувшись такой привычной понимающей улыбкой, Богдан меня просто поцеловал, не требуя ответа. Так… ласково, так нежно, так приятно… Я чуть лужицей на брусчатку не стекла!

Какой же он все-таки… невыносимый. Невыносимый, упрямый, гадкий, но любимый крокодил!

От чувственного поцелуя отвлекло подъехавшее авто.

— Пойдем, — поцеловав меня в кончик носа напоследок, парень потянул меня за собой и, открыв блестевшую на ярком солнце дверцу, сделал приглашающий жест. Я села первой, он забрался рядом и водитель, он же охранник, вдарил по газам.

Следующие полчаса, что мы ехали, я от окон просто не отлипала! Вокруг царила такая красота незнакомого пейзажа, ландшафта и города, то я даже забыла про усталость. Хотелось бросить все, попросить остановить машину, и пойти гулять, шокируя местных аборигенов своими восхищенными воплями и ошалело блестящими глазами.

А Полонский только иногда посмеивался надо мной, явно довольный произведенным впечатлением, не отрываясь, впрочем, от планшета, который обнаружился в авто. Точнее, там обнаружился целый мужской рюкзак, но спрашивать, что там и откуда он, собственно, взялся, я не стала.

Моя паранойя, тщательно и долго воспитываемая Киром, уже смирилась с мыслью, что всё-то сын миллиардера успел предусмотреть. И даже подготовится. И у меня возник только один вопрос: а он хоть спит вообще когда-нибудь?

Неожиданно дорога кончилась. Из машины я вылезала с огромной неохотой, а потому представший перед нами коттедж фактически на берегу моря я оглядела весьма скептично.

— Идем, — заметив здоровый скептицизм на моей моське, Богдан потянул меня за руку в сторону дорожки из выпуклого серого камня. — Думаю, тебе понравится.

Да что-то меня терзают смутные сомнения, господин Полонский…

Парень уверенно провел меня по небольшому садику, огибающему кипенно-белое двухэтажное здание, отделанное камнями всех оттенков серого. Мы оказались во внутреннем дворе с аккуратно подстриженной зеленой травкой, местными кустиками и пальмочками. Но самое главное…

— Бассейн, — с отвращением поморщилась моя светлость, глядя на зеркальную воду слева от коттеджа. И, вздохнув, присела на корточки, чтобы завязать болтающийся шнурок. Свалиться в эту адскую бездну холода и хлорки не хотелось абсолютно, однако я все же чуть туда не брякнулась, когда раздался громкий, радостный вопль:

— Хён! Ты все-таки приехал!

А голос такой знакомый-знакомый. Я медленно подняла голову, глядя на парня, бегущего к нам со стороны террасы за бассейном… и моментально окосела.

Копать-хоронить…

Копать-хоронить, копать-хоронить, копать-хоронить! Да быть того не может!!

— Ух, как я рад, что ты смог вырваться! — едва не подпрыгивал от восторга невысокий паренек, откровенно тиская посмеивающегося Богдана в своих объятиях. И, закончив дружеские обнимашки, обратил внимание на меня, уткнувшуюся носом в собственную коленку, в напрасной попытке сдержать истерический ржач. — Ой, привет. А ты, наверное, и есть Аня Солнцева?

О, да-а-а… Та самая. Единственная, незабываемая и, мать его, воистину неповторимая!

Где ж еще удастся откопать такой всесторонне везучий кадр, как я, любимая?

— Ань, — со смешком произнес Богдан. — Не отвертишься.

Аха. А то я вся такая наивная и еще до сих пор это не поняла!

Пришлось вставать и выпрямляться, с любопытством наблюдая, как брови паренька активно лезут куда-то в направлении вечно взлохмаченных русых волос.

— Нуна? — в конце концов отвисла у того челюсть. — Но ты же, ты же… Почему…

— Еще слово — и ты труп! — предупреждающе указала я на него пальцем. — Бледный, синюшный, свежий, а главное прелестно молчаливый труп!

— Нуна! — радостно завопило это чуч… чудо, конечно же, бросаясь мне на шею от переизбытка эмоций. — Это и правда ты!

Осспади… ну почему надо пригрозить сто пятой статьей любимого УК РФ, чтобы быть узнанной? Заслуженная репутация — страшная вещь, знаете ли…

— Ва-а-а, ты рыжая! — подпрыгивал на месте парень, с удовольствием тиская меня за щеки. — Клево-клево-клево!

— Эрик, пусти, — тоскливо ныла моя замученная светлость, с тоской понимая, что эта детская непосредственность на ножках и в пенсионном возрасте будет радостно скакать, получив в подарок новенькую вставную челюсть. — Ах, так?!

— Айщ! — присел тот, словив привычный, но давно забытый подзатыльник. Почесал светлую макушку… и улыбнулся во все зубы. — Ну, точно, ты! О-о-о… Погодь, я сейчас!

И усвистел обратно в дом, да так, что только шлепанцы сверкнули!

— Что б все так жили, — вздохнула я, глядя, как это лохматое загорелое недоразумение в одних только красных шортах влетело в дом, едва не снеся стеклянную дверь. Со временем любимый мой любимый сокурсник, похоже, ни капли не изменился!

Кста-а-ати о птичках…

— Так вот, как ты узнал, — повернулась я к улыбающемуся Богдану. — От него!