Ну да, она голая, и это немного неловко. Зато теперь Ланс больше не последний мужчина, с которым она спала, а это уже прогресс, верно?

В животе неприятно забурчало.

Джорджи снова приоткрыла глаз.

Она уже несколько раз страдала от похмелья, но такого… такого, чтобы полностью стерло воспоминания о вчерашнем вечере, еще не было!

Мужское бедро касалось ее ягодиц. Сильное, мускулистое… определенно бедро атлета. Но как бы усердно Джорджи ни пыталась сосредоточиться, в памяти остался только Брэм, пытавшийся утащить ее с вечеринки.

Должно быть, Керри пошел за ней следом. Да, она точно припоминает, как он украл ее у Брэма. Они вернулись сюда и проговорили до рассвета. Он смешил ее, уверяя, что впервые встречает в женщине такую силу духа. Твердил, что она умна, талантлива и куда красивее, чем считают большинство окружающих, и что Ланс выказал себя полным идиотом, бросив такую женщину, как она.

Они даже потолковали о совместных детях — прекрасных метисах, не то что бледнолицее дитя Ланса!

Они согласились продать снимки их чудесного малыша тому, кто больше заплатит, и пожертвовать деньги на благотворительность, что будет особенно трогательно, после того как на новостном сайте «Драдж репорт» появилось сообщение о том, что Джейд Джентри истратила все собранные деньги на новую яхту. Потом Джорджи получит «Оскара», а Керри выиграет Суперкубок.

Ой, кажется, в баскетболе нет Суперкубка. Но в голове шумело, в животе ныло, а твердое бедро все также упиралось в ягодицу.

Нужно было немедленно принимать меры, но это означало, что необходимо повернуться и самой справиться с последствиями того, что увидит. Ей необходима вода. И тайленол. По возможности весь пузырек.

До Джорджи начинало доходить, что спиртное не дает полной амнезии. Это не обычное похмелье. Ее опоили. И она знала единственного человека, достаточно подлого, чтобы такое сделать.

Она собралась с силами и пихнула локтем его в грудь.

Он охнул от боли и перевернулся, утащив с собой простыню.

Джорджи снова зарылась лицом в подушку и ощутила, как прогнулся матрац. Значит, он встал.

Джорджи услышала приглушенные шаги в направлении ванной комнаты. Дождавшись, пока хлопнет дверь, она нашарила простыню и заставила себя сесть. Комната наклонилась. Желудок скрутило. Джорджи завернулась в простыню, сползла с кровати и поплелась во вторую ванную, где навалилась на раковину и закрыла лицо руками.

Что бы сделала Скутер, если бы ее опоили и уложили в постель с незнакомцем? Или не с незнакомцем?

Скутер ничего бы не сделала, потому что с ней никогда не случилось бы такого кошмара. Легко быть задорной и оптимистичной, когда в твоем распоряжении команда авторов, защищающая тебя от того дерьма, которое бросает в лицо жизнь!

Когда Джорджи опустила руки, в зеркале отразилась ужасающая физиономия, как у молодой Кортни Лав. Ведьминское помело спутанных волос цвета кока-колы не скрывало ожоги от щетины на щеках. Пятна полустертой туши размазались по векам, как грязь вокруг пруда с водорослями. Уголки рта опустились, а кожа приобрела цвет испорченного йогурта.

Джорджи заставила себя выпить воды. Все туалетные принадлежности остались в другой ванной, но она умылась и прополоскала рот гостиничным зубным эликсиром.

Несмотря на все усилия, Джорджи пока была не способна справиться с тем, что ждало ее за дверью. Поэтому она откинула волосы с лица и уселась на край мраморной ванны. Очень хотелось кому-нибудь позвонить. Но она не могла грузить Сашу в такой момент, а Мег была недосягаема. Не собиралась она и Эйприл признаваться в своих грехах, чтобы не разочаровать подругу. Бывшая поклонница стала ее моральным компасом. Что же до отца… никогда!

Джорджи выпрямилась и потуже затянула узел простыни.

В спальне никого не было, но ее надежда на то, что он ушел, растаяла при виде по-прежнему валявшихся на полу джинсов.

Джорджи прошла в гостиную. Он стоял у окна, спиной к ней. Высокий, но не баскетбольного роста. Значит, ожил ее худший кошмар — Брэм Шепард.

— Ни слова, пока не принесут кофе, — предупредил он не оборачиваясь. — Я серьезно, Джорджи. Прямо сейчас я не в силах с тобой общаться. Разве что у тебя найдется сигарета.

Джорджи задохнулась от ярости и, схватив диванную подушку, запустила в растрепанную золотисто-бронзовую голову Брэмуэлла Шепарда.

— Ты опоил меня какой-то гадостью!

Он увернулся, и подушка ударилась в окно. Джорджи попыталась наброситься на него, но споткнулась о сползшую до талии простыню.

— Прекрати! У нас и без того полно неприятностей, — предупредил Брэм.

Но Джорджи уже схватила его туфлю, и на этот раз повезло больше — она угодила ему в грудь.

— Ой! — Брэм потер грудь, и при этом имел наглость изобразить возмущение. — Ничем я тебя не опаивал! Поверь, если бы я решился подсыпать что-нибудь женщине, то никогда не выбрал бы тебя.

Джорджи подтянула простыню и оглянулась в поисках очередного метательного снаряда.

— Ты лжешь. Меня чем-то одурманили.

— Ты права. Но это был не я, а Мередит… Мэрилин… Мэри. Как-ее-там.

— О ком ты?

— О той рыжей, что была на вечеринке прошлой ночью. Помнишь те мартини, которые она принесла? Я взял один и отдал тебе другой — тот, что она сделала для себя.

— Но зачем ей травить себя?

— Потому что она обожает ощущения, которые дают таблетки.

Джорджи вдруг осознала, что Брэмуэлл Шепард, вероятно, впервые в жизни говорит правду. Она также вспомнила, как он что-то говорил той особе и каким взбешенным при этом выглядел.

Поэтому она снова подтянула простыню и метнулась к нему.

— Ты знал, что в мартини были наркотики, и ничего не сделал, чтобы ей помешать?

— Не знал. Не знал, пока не допил свой и не понял, глядя на тебя, что не чувствую привычного отвращения.

В дверь постучали, и чей-то голос объявил, что это обслуживание номеров.

— Беги в спальню! — прошипела Джорджи. — И подай мне халат! У таблоидов повсюду информаторы! Скорее!

— Не смей мне приказывать!

— Пожалуйста, поспеши, болван!

— Пьяной ты мне нравилась больше.

Брэм вытащил халат, перекинул Джорджи через руку и исчез.

Она отбросила простыню, надела халат и спешно завязала пояс.

Официант ввез тележку и расставил блюда в столовой на столе, стоявшем под позолоченной люстрой.

Джорджи услышала, как в ванной шумит вода. Теперь все поймут, что она провела ночь не одна!

К счастью, никто не знал, с кем именно она провела ночь, так что пока в этом ее преимущество.

Официант наконец убрался. Джорджи залпом выпила кофе, подковыляла к окну и попыталась взять себя в руки.

Далеко внизу собирались туристы, чтобы посмотреть на танцующий фонтан Белладжио. Что произошло в этой спальне прошлой ночью? Она ничего не помнит. Только первый день…

День, когда они встретились. Ей было пятнадцать, ему — семнадцать. Его красота потрясла ее, но он отделался презрительным фырканьем и скучающим взглядом лавандовых глаз. Она, естественно, была поражена в самое сердце.

Все предостережения отца только усиливали влечение к Брэму. Тот был надменным, капризным, недисциплинированным и, по ее мнению, суперским — лучшей приманки для пятнадцатилетней романтичной дурочки и придумать нельзя. Но первые два сезона Брэм игнорировал ее. Вне съемочной площадки, разумеется. Пусть она красовалась на обложках журналов для подростков, но по-прежнему оставалась девчонкой с леденцово-зелеными глазами, румяными щеками и лягушачьим ртом. Из-за грима кожа постоянно покрывалась прыщами, а оранжевые волосы, завитые мелким бесом, молодили ее еще больше. И никакие свидания с симпатичными молодыми актерами не укрепляли в ней уверенности, поскольку эти свидания устраивал отец в целях пиара. В остальное время Пол Йорк держал дочь под замком, подальше от пороков Голливуда.

Редкостная красота, самоуверенность, нахальство и уличные замашки Брэма волновали ее воображение. Она впервые встретила столь необузданного, столь неуступчивого, не желавшего и не собиравшегося никому угождать парня.

Джорджи слишком громко смеялась, пытаясь привлечь его внимание. Покупала ему подарки: новые компакт-диски, дорогой шоколад, футболки с забавными надписями, которые он так ни разу и не надел. Запоминала анекдоты, чтобы пересказать ему. Словом, делала все, чтобы понравиться, но как только камеры переставали работать, становилась для него невидимкой.

Контраст между дурно воспитанным парнем и лощеным отличником, которого играл Брэм, так завораживал ее, что она узнавала все, что могла, от его приятелей, болтливых, горластых бездельников, ошивавшихся рядом с площадкой.

Брэм вырос в чикагском Саут-Сайде. Когда ему исполнилось семь, мать умерла от передоза, и мальчишке пришлось самому заботиться о себе. Алкоголик-отец подрабатывал редкими малярными работами и требовал с подружек деньги на пиво. Он загнулся от пьянства, когда Брэму было пятнадцать. Вскоре Брэм бросил школу и стал нищенствовать. Однажды богатая сорокалетняя разведенка, вызвавшаяся быть волонтером в благотворительной столовке и раздававшая суп бездомным, приметила Брэма и взяла под свое крыло, а может, и в свою постель. Она немного обтесала парня и уговорила стать моделью. После того как один из дорогих магазинов мужской одежды сделал его лицом рекламной кампании, он бросил свою благодетельницу, взял несколько уроков актерской игры и получил пару ролей в одной из местных театральных трупп, что и привело его на кастинг для «Скип и Скутер».

Начался четвертый сезон шоу. Джорджи пообещала себе доказать Брэму, что превратилась из глупенькой надоеды в привлекательную восемнадцатилетнюю девушку. Они начали работать в июле. Съемки проходили в Чикаго. Один из приятелей-бездельников Брэма упомянул, что тот арендовал яхту на субботний круиз по озеру Мичиган. Предстояла грандиозная пьянка на всю ночь. Воспользовавшись тем, что отец улетел на уик-энд в Нью-Йорк, Джорджи решила незваной явиться на вечеринку.