– Остановите здесь, – приказал виконт.

Извозчик подчинился.

– Желаете, ваше лордство, чтобы я опять вас обождал? – с надеждой спросил он, явно предпочитая мирно подремывать на облучке, а не мотаться вечер напролет, подбирая новых седоков.

– Только держитесь с глаз подальше. – Бесшумно спрыгнув на землю, Себастьян протянул извозчику свою визитку: – Если со мной вдруг что-нибудь случится, отвезите карточку на Боу-стрит сэру Генри Лавджою и расскажите про сегодняшнюю поездку все, что сможете.

– Будет исполнено, милорд.

Оставив наемный экипаж в укрытии ряда темных, обветшалых лавок, виконт спустился по улице. В сыром и тяжелом воздухе висели острые запахи с близлежащих кожевенных заводов, клеевых цехов и пивоварен. Поравнявшись со средневековой церковной башней, Девлин остановился на тротуаре. Холодный ветер колыхал вокруг него клубами тумана.

Теперь Себастьян мог рассмотреть три окутанные дымкой фигуры, двигавшиеся между осевших могил: высокую и дородную – магистрата, маленькую, подвижную – француза; девушка, чью хрупкую руку сжимала мясистая ладонь Ли-Джонса, плелась следом. Густые, кучистые облака совершенно закрывали луну.

Сложенная из камня ограда кладбища была невысокой и полуобвалившейся; Девлин перелез через нее без труда. Пригнувшись, он осторожно проскальзывал от одного надгробия к другому, когда его остановил неожиданно звучный девичий голос.

– Туточки.

– В этот раз точно? – рявкнул Ли-Джонс, поднимая фонарь и рассматривая могилу перед ними.

– Навроде точно.

Француз издевательски фыркнул.

– Она говорила то же самое перед тем, как впустую потратила десять минут, копая у предыдущей и настаивая, будто спрятала камень именно там.

– Так впотьмах-то ни зги не видать! Вот если б нам воротиться сюда завтра днем, я бы при свете …

– Заткнись и рой, – велел магистрат.

Вытащив из-за пояса пистолет, рябой приставил дуло к виску пленницы.

– Только на сей раз убедись, что могилка та, которая надо, ma petite[35]… Больше никаких игр, ясно?

Девушка замерла. Сырой ветер развевал вокруг ее личика медовые волосы и прижимал к ногам драные юбки. В отличие от мужчин, одетых в пальто и шляпы, Дженни стояла простоволосая, в одном тоненьком платье, обхватывая себя руками, чтобы согреться. Она посмотрела на француза, словно оценивая серьезность угрозы, и, по-видимому, решила, что он не шутит, потому что дернула головой в сторону могилы, расположенной ближе к длинной стене церковного нефа:

– Спутала я, кажись. Тамочки она.

Рябой раздраженно застонал.

Дженни подвела спутников к надгробию столь древнему, что его выветренные, поросшие мхом камни трескались и разваливались, а верхушка изрядно покосилась. Присев у одной из сторон могилы, девушка начала рыть. В туманной ночи шорох осыпающегося щебня звучал неестественно громко.

Должно быть, в какой-то из дней воришка принесла алмаз сюда, в место, где играла еще ребенком, и припрятала. Себастьян заметил, как Дженни приостановила раскопки. Погрузив левую руку в россыпь щебня, она что-то сжала в ладони, а правой в это же время ухватила обломок камня размером с кулак. Виконт видел напряженность в каждой линии хрупкого тела, наблюдал, как девушка подбирается, словно готовящийся к забегу атлет.

Ли-Джонс пристроил фонарь на верхушку гробницы и теперь стоял немного в стороне, в то время как француз расположился рядом с пленницей, небрежно держа пистолет. На глазах у Себастьяна Дженни размахнулась и швырнула обломок камня в голову рябому.

– Mon Dieu! – воскликнул тот, стараясь увернуться, поскользнулся и со стоном шмякнулся наземь.

Дженни сорвалась с места и помчала через темное кладбище в сторону окутанной туманом разрушенной сторожки.

– Не стой столбом, дурень! – заорал француз напарнику, вскарабкиваясь на ноги. – Скорей за девкой! Бриллиант у нее!

Ли-Джонс неуклюжей трусцой припустил по склону.

– Да пристрели ты ее, Бога ради!

Тщательно прицелившись в бегущую фигурку, рябой уже напрягал палец на спусковом крючке, когда Себастьян наскочил на него.

Сила столкновения опрокинула злоумышленника на спину, пистолет пальнул в воздух, не причинив никому вреда, вылетел у стрелка из руки и исчез в высокой траве.

Проворно откатившись из захвата Девлина, француз принял низкую стойку, и в его ладони сверкнуло лезвие.

– Опять ты, – прошипел он.

Вскочив на ноги, Себастьян дернул с обветшалого надгробия фонарь в тот самый миг, когда агент, блеснув клинком, ринулся вперед.

Девлин с разворота огрел противника фонарем по руке. Все вокруг погрузилось во мрак, отлетевший нож звякнул о камень. Когда француз отшатнулся назад, Себастьян снова замахнулся, на этот раз целясь в голову.

Пригнувшись, рябой саданул Девлину каблуком в правое колено.

Нога, пронзенная молнией боли, подкосилась, Себастьян рухнул, а противник снова наскочил на него, теперь метя в висок.

Вскинув обе руки, Девлин ухватил врага за сапог и крутанул.

Тот потерял равновесие, завалился на спину и с неприятным «чвак» приложился головой к углу надгробия. Распластавшись по замшелому памятнику, француз соскользнул вниз и затих. На выветренном камне остался зловещий темный след.

Стиснув зубы, виконт поднялся и неуклюже зарысил к древней монастырской сторожке, расположенной в начале погоста. Каждый шаг мучительной агонией отдавался в поврежденном колене, так что пока Себастьян достиг захламленного мощеного двора перед полуразваленным строением, он весь покрылся холодным потом и прерывисто, часто дышал.

Сложенная из бутового камня сторожка возвышалась на полтора этажа над центральным входом. Когда-то углубление арки было щедро украшено резными узорами, а сводчатые окна над ним обвивали ажурные каменные лозы. Но по прошествии столетий декор разрушился и осыпался, а чудом уцелевшие фрагменты стали едва различимы под многовековой копотью и грязью.

К западу от сторожки тянулось длинное, двухэтажное каменное здание, должно быть, некогда служившее пансионом или монастырской школой, но позже превращенное в убогие меблированные комнаты. Теперь строение стояло заброшенным: зияющие проемы дверей и окон, побитая, а то и отсутствующая черепица, покосившиеся стропила. Остальные следы аббатства давно исчезли; за уцелевшими руинами простирались только огороды и поля, пустынные под гонимыми ветром по черному небу тучами

Дженни Дэви и Бертрам Ли-Джонс куда-то подевались.

Себастьян остановился в укрытии арочного прохода под сторожкой и прислушался. Над его головой раздалась тяжелая поступь, испуганный девичий вдох, затем голос Ли-Джонса, приглушенный до вкрадчивого воркования, которое плохо маскировало клокочущий в магистрате гнев.

– Я тебя не трону, девочка. Все, что мне нужно, это бриллиант. Отдай камушек и ступай подобру-поздорову.

– Вы чего, за дуру меня держите?! – взвинченный крик Дженни звенел страхом и протестом. – Не подходите!

Виконт неслышно подобрался к крутой винтовой лестнице, уходившей с одной стороны сводчатого прохода наверх. Древние каменные ступени посередине были протоптаны до таких глубоких выемок, что от неловкого шага то и дело подворачивалось поврежденное колено и перехватывало дыхание. Когда Девлин наконец доковылял до комнаты наверху, та оказалась пустой.

В свое время это помещение с обшитыми дубом стенами и встроенным камином из песчаника выглядело представительно. Но с тех пор добрую половину обшивки содрали, по-видимому, на растопку, а часть дымохода обвалилась, засыпав грудой каменных обломков выщербленный деревянный пол. Грубая лестница в дальнем конце комнаты вела на чердак. Себастьян только поставил ногу на первую ступеньку, как Дженни снова взвизгнула.

– Не подходите! Кому говорю!

– Ты что вытворяешь, дуреха? – зло прорычал Ли-Джонс. – Не лезь туда! Поскользнешься и расшибешься насмерть.

– Я сказала, держитесь подальше!

– Вот же дурная девка! Слезай! Ну, только попадись мне в руки, беспременно тебя прикончу!

Вскарабкавшись по лестнице, виконт оказался на низком чердаке, где отдавало ветхостью, сыростью и гнилью. Сквозь зазубренную дыру в крыше виднелся клочок черного неба; в большинстве распашных окон на заостренном фронтоне не было стекол, и их рамы зияли пустотой в сырую, ветреную ночь.

Себастьян поспешно пересек чердак и в проем ему открылся вид на крышу прилегающего строения. Оседлав коньковую балку, словно лошадь, магистрат стащил с себя громоздкое пальто и теперь осторожно подвигался вперед. Дженни Дэви опережала преследователя футов на десять-пятнадцать. Миниатюрная и легкая, она карабкалась по крыше на ногах, хотя согнулась чуть ли не вдвое, помогая себе руками удерживать равновесие на влажных, мшистых сланцевых плитках.

– Иди сюда, ты, дрянная шлюха! – рявкнул Ли-Джонс.