– Он что-нибудь тебе сказал? Что тебя насторожило?

– Нет. Сказал, все в порядке. Он торопился на встречу с друзьями, обещал завтра побыть дома. Но, уверяю тебя, с парнем что-то происходит.

– Перестань искать повод для беспокойства! – сказал Гарри. – Если его что-то тревожит, он тебе непременно скажет. Чарли от тебя никогда ничего не скрывал, вспомни!

Это было правдой. Чарли мог быть сдержанным и даже скрытным, но от матери у него секретов не было. Они всегда были очень близки.

– Может, ты и прав, – неуверенно согласилась Олимпия. – Ну ладно, давай спать, – сказала она и погасила свет.

На следующий день она поделилась своими опасениями с Фридой.

– Странно, что ты об этом говоришь, – отозвалась свекровь. – Не могу тебе объяснить, но у меня вчера, когда мы пили чай, сложилось точно такое же впечатление. Мальчик или расстроен, или встревожен. Он словно погружен в себя. Может, его будущее трудоустройство беспокоит? – предположила Фрида. – Он же у нас такой ответственный!

– Он еще весной приезжал какой-то встревоженный. Нам сказал, что все дело в самоубийстве его друга. Он тогда очень переживал. Он тогда даже прошел курс психотерапии. А может, дело в чем-то другом? Гарри, например, считает, что я все придумываю.

– Мужчины таких вещей никогда не замечают, – покачала головой Фрида. – Может быть, и тревожиться нечего. Может, Чарли думает о том, кем стать после защиты диплома. Для большинства молодых это трудное время. Вот примет решение – Калифорния ли, работа ли в Нью-Йорке, богословский факультет или Оксфорд – и успокоится. Все варианты по-своему хороши, но, пока он не выбрал, так и будет на нервах.

– Наверное, ты права. Помню, что творилось со мной, когда я заканчивала колледж. И родных, чтобы поддержать, посоветоваться, – никого! Я просто была в панике. Потом вышла замуж за Чонси и вообразила, что теперь сама себе хозяйка. Оказалось все совсем не так.

– Да, замуж ты выскочила слишком рано, – нахмурилась Фрида. Сама она тоже обзавелась семьей, когда была совсем молоденькой девушкой. Но тогда все было по-другому, они с отцом Гарри пережили войну и ужасы концлагерей, а в такие времена люди быстро взрослеют.

– Зато дети уже взрослые, – философски заметила Олимпия, и Фрида улыбнулась в ответ.

– Это точно, и какие дети! Чарли чудесный мальчик, а девочки какие красавицы! Повезло тебе с детьми. – Фрида посмотрела на невестку с выражением решимости на лице. – Между прочим, Олимпия, имей в виду, – на бал я все равно поеду. Я такого события ни за что в жизни не пропущу! – Олимпия недоуменно взглянула на свекровь. Она не собиралась отговаривать Фриду, и ей был непонятен вызов, прозвучавший в словах свекрови. – Значит, ты ничего не знаешь?! Гарри, я вижу, с тобой не посоветовался… Ну так вот – мой сыночек сказал, что я останусь с ним дома. Еще чего! Я на него так зла, что не хочет идти! Ну, да это его личное дело. Хочет выставить себя упрямым ослом – пускай! А я все равно поеду! Я ему так и заявила! – Глаза Фриды горели решимостью.

Олимпия с улыбкой посмотрела на свекровь.

– А я решила, что ты можешь передумать. Теперь вижу, я ошиблась.

– Конечно, ошиблась! – Вид у Фриды был довольно комичный: решительный взгляд и беспомощная поза – свекровь сидела, обложенная подушками, положив загипсованную ногу на стул.

– Давай я узнаю насчет проката инвалидной коляски? – предложила Олимпия. – Чарли завтра бы и привез.

– Конечно, вид у меня в инвалидной коляске будет тот еще! – рассмеялась Фрида. – Терпеть не могу выглядеть старой развалиной! Но, видно, придется смириться. Если получится, я согласна. А нет – буду на костылях ковылять. Во всяком случае, я уж точно буду выглядеть очень оригинально на этом балу, обращу на себя всеобщее внимание! Твои дочери мне еще позавидуют!

– Ты – чудо, Фрида! – восхитилась Олимпия. – Таких бабушек еще поискать!

– Я согласна появиться там даже на носилках, пусть меня санитары тащат. И вообще, должна же я покрасоваться в новом платье! Зря, что ли, мы с тобой мучились? Я никогда в жизни не была на первом балу и пропустить его не могу.

В глазах Фриды блеснули слезы. Для нее это был не просто бал, на котором впервые выйдут в свет ее внучки. В ее глазах он олицетворял общественное признание, которого у нее никогда не было. А вот испытаний ей досталось сполна: она знавала годы нищеты, тяжкого труда в швейных мастерских – и все ради того, чтобы дать образование сыну. И теперь, хоть раз в жизни, ей хотелось и себя почувствовать в роли уважаемой женщины, даже если ее сын не одобрит этой затеи.

И еще Фриде не хотелось пропускать первого бала внучек. Олимпия это прекрасно понимала и поклялась, что не лишит свекровь такого удовольствия. Пусть и ее мечта осуществится! Для Фриды это тоже событие огромного значения. Гарри даже представить себе не может, как это для нее важно.

– Мы все устроим, Фрида, обещаю тебе!

Оставалось решить один вопрос: кто станет катить инвалидную коляску. В субботу Олимпии уже в пять часов надо быть в отеле, помогать девочкам одеваться. Чарли тоже должен быть с ними на репетиции. Выходит, кроме Гарри, везти Фриду в отель просто некому, а тот наверняка откажется наотрез. Олимпия уже подумала, не попросить ли заехать за ней Маргарет с мужем. Она бы тогда заказала им всем лимузин. Да, ничего другого, пожалуй, и не остается.

Вечером, после ужина, Олимпия осторожно еще раз спросила мужа про бал и напомнила, что теперь, когда мама на костылях, организовать ее транспортировку к месту торжества будет намного сложнее, ей нужен помощник. Олимпия все-таки питала робкую надежду, что он согласится помочь, не ожидая ее настойчивых уговоров.

– Я маме уже сказал, нечего ей туда ехать! – раздраженно ответил Гарри.

– Но ей же так хочется! – не повышая голоса, сказала Олимпия. Она не стала объяснять Гарри, почему его матери так хотелось оказаться на этом балу. Он же чуткий сын – сам должен понимать.

– Это она из упрямства, – сказал Гарри как отрезал.

– Ну уж нет! Из вас двоих упрямец – это ты!

В голосе Олимпии прозвучала непривычно резкая нота. Гарри не хотел понять, что его матери нужна помощь, и ее это начинало бесить. Мог хотя бы отвезти туда мать, раз она так этого хочет! Да и потом, из членов семьи это мог сделать только Гарри, ведь все остальные будут заняты.

Но, видимо, это был тот случай, когда нашла коса на камень. Гарри, конечно, любил мать и жалел ее, но он не желал сдаваться и не хотел уступить Олимпии. Тем более что свое неучастие в мероприятии он объяснял принципиальными причинами.

– Мне кажется, это для нее очень важно, – настаивала Олимпия.

– Не понимаю, почему, – заявил Гарри. – Но даже если и так, я, как судья апелляционного суда, не должен поддерживать мероприятие дискриминационного характера только затем, чтобы потрафить собственной матери, жене или дочерям. Олли, я не желаю из-за этого вашего бала чувствовать себя каким-то бездушным мерзавцем! Я твердо убежден, что поступаю правильно!

– Уверена, ты был бы не первым евреем, участвующим в Аркадах. Насколько я знаю, за эти годы многие девушки-дебютантки были из еврейских семей.

– Очень сомневаюсь! Но даже если и так, я все равно вправе иметь свое мнение и его придерживаться. Не думаю, чтобы Мартин Лютер Кинг стал веселиться на балу, устроенном ку-клукс-кланом.

– А вам с Вероникой обязательно надо бойкотировать все, что вам не по душе, да? Когда она дома, я даже продукты покупаю с оглядкой – вдруг это кого-то обидит или оскорбит? Получается, если я покупаю виноград, то оскорбляю Цезаря Чавеса, если что-то южноафриканское – задеваю чувства Нельсона Манделы. Черт возьми, да как же тогда жить, если любое мое действие может кого-то задеть или оскорбить?! Это может быть истолковано так, а этого вообще нельзя допустить… К чему мы придем с таким подходом?! А в данном случае я считаю, что семья важнее твоих политических убеждений, будь они неладны! Ведь твоя мать всего-то и хочет, что поехать на бал, где ее внучки будут впервые представлены обществу. Согласна, это, может быть, и устаревшая традиция, но и только! Это праздник, у девушки такой может быть только раз в жизни, это для нее торжественный день! Неужели нельзя уступить ради одного-единственного вечера?

Олимпия уже не могла сдержать своего раздражения. Гарри же молча смотрел на жену и укоризненно качал головой. Ему казалось, что все препирательства остались позади и его неучастие – дело решенное. Но Олимпия, как видно, не желала с этим мириться.

– Прошу тебя, Олимпия, прекратим этот бессмысленный спор. Мое решение неизменно.

– Прекрасно! – отрезала жена, обдав его гневным взглядом. – Ну и сиди со своими принципами, если они тебе дороже нас!

– Твое мнение на этот счет мне известно, – негромко отозвался Гарри. Вид у него был разнесчастный. – Пойми, принципы – это не шляпа, которую можно снять, если она не подходит. Они скорее как терновый венец, который приходится носить, невзирая ни на что.

Больше Олимпия не издала ни звука и, пока окончательно не рассердилась и не наговорила лишнего, вышла из комнаты. Было ясно, что никаких компромиссов по данному вопросу не будет. Эту битву она проиграла. Нравится или нет, справедливо или нет, но уступить на сей раз придется ей.

Глава 7

Стоило явиться двойняшкам, как в доме все пошло кувырком. Подружки девчонок шастали туда-сюда, телефон звонил беспрерывно. Набежали девочки, тоже приглашенные на бал, шушукались с Джинни, хихикали и разглядывали платье. Всем оно очень понравилось. Другого мнения и быть не могло, платье действительно было роскошное. А Вероника заперлась со своими подружками у себя – из ее подруг никто на бал не собирался.

Фрида держала дверь в гостиную открытой и с удовольствием следила за перемещениями молодежи. Олимпия заказывала ей кошерную еду, Чарли принимал посыльных и помогал накрывать бабушке на стол, старательно раскладывая еду по разным подносам и блюдам – рыбу отдельно от мяса и молочного. Правда, Фрида проявила великодушие и была согласна отступить от своих строгих правил, учитывая неординарность ситуации. Она понимала, что Олимпии сейчас лишние заботы просто не по силам. Она надеялась, что Господь простит ей эти маленькие прегрешения, если только она не станет есть мясо со сливочным соусом, омаров или креветок. Олимпия очень серьезно относилась к требованиям свекрови, понимая, как важно для пожилой женщины соблюдение правил.