– В кампусе. Она прошла рядом, словно и не заметила меня, но думаю, все же заметила. – Уэйд почесывает подбородок. – Она выглядела грустной.

Я тяжело дышу, сосредоточиваясь на вечеринке в гостиной. Какая-то девица уже сняла топ, и парни свистят, требуя снять остальное. Меня она ни капли не заводит. Грудь слишком большая, а лифчик неудачный. Хотя никто из парней не жалуется.

– Не говори мне об этом, приятель.

– Как хочешь. Просто подумал, ты должен знать. – С этими словами Уэйд оставляет меня в одиночестве и сливается с толпой, выхватывая красный стаканчик из руки случайной цыпочки и делая глоток, а потом возвращая его с широкой улыбкой.

Вот так девушка попала в его сети. Лохматые вихры и все такое. Я был такой же, за исключением волос. Я входил в комнату, улыбался, произносил несколько слов, и вокруг уже толпились девчонки. Легко и просто. Даже слишком легко.

И наконец мне бросили вызов, я запал на девчонку и сам все испортил. Мне не хватает мужества, чтобы прийти к ней и все исправить. Она была лучшим в моей жизни, а я прячусь от нее. Продолжаю прятаться.

Выходя на улицу, иду к бочонку Деза и наливаю пива с огромным количеством пены, затем отправляюсь во двор, подальше от вечеринки, шума и девушек. Во дворе тоже есть парочка, они стоят поблизости, за деревом, но я их игнорирую. Достаю телефон и проверяю сообщения, доходя до имени Челси. Для храбрости одним глотком допиваю стакан, благодарный за то, что одна затяжка не затуманила мой мозг.

Я такой же нервный, неуклюжий кретин, чья голова забита мыслями о Челси.

Бросив пустой стакан на землю, я держу телефон трясущимися руками. Пальцы бегают по клавиатуре, сердце бешено бьется, и я даже вспотел.

Но я сделаю это. Я напишу ей и скажу правду. Расскажу о своих чувствах.

Это меньшее, что я могу сделать.

Челси

Я осталась одна. Не знаю, что и делать. Кэри уехала почти две недели назад, после того как свалилась с тяжелой ангиной. От кого она могла заразиться? Думаю, это все тупоголовый Брэд. В конце концов, болезнь передается через поцелуи.

Ее мать хотела, чтобы она немедленно бросила учебу, Кэри долго сопротивлялась, но так сильно уставала, постоянно температурила, и родители заставили ее вернуться. Она уехала домой, переживая, что я останусь одна в этой дурацкой квартире, которую не могу себе позволить, но что ей было делать? Она больна. Не смертельно, но достаточно сильно, чтобы отказаться от учебы.

Пытаясь решить проблему, я взяла дополнительные смены в закусочной и больше учеников, но мои собственные оценки страдают из-за того, что я постоянно занята другой работой.

Я выдохлась. И совершенно разбита. Даже попыталась найти соседку по комнате, но разве это возможно в конце семестра? Несколько дней назад я виделась с арендодателем, и теперь он хочет, чтобы я выехала побыстрее и он мог сдать квартиру другим людям.

А что я? Мне некуда идти. Возвращаться домой не хочу, хотя мама просит об этом ежечасно.

Сегодня суббота, выходной. Я отработала вечернюю смену в пятницу и едва держусь на ногах. Завтра снова на работу, прямо с утра, но я совсем не жду рассвета.

Жизнь – отстой. Не знаю, как так вышло. Только что все было идеально, ярко: счастье, парень, секс, большие надежды. А теперь ничего, только мрак, пустота и усталость, бесконечная работа и учеба. Бесцветно и уныло, как в тумане.

Телефон зазвонил, я беру трубку, прислушиваясь к маминой болтовне о том, что больше нет денег, она переживает, как же мы будем жить. Не знаю, что ей ответить, какой совет дать. Я всегда была ее опорой, надеждой, лекарством от меланхолии.

Теперь я та, кто потерял надежду, но мама так сосредоточена на своих проблемах, что совсем не замечает, в каком я состоянии. У меня куча проблем, хотя я, разумеется, не говорю о них. Я стала совершенно другой, а она ничего не замечает.

– Я говорила с твоим папой, – наконец произносит она, и я понимаю, что ради этого она и завела весь разговор.

Я свернулась клубком на кресле в гостиной, осознавая мамины слова. Родители Кэри забрали всю свою мебель, включая диван. У меня почти нет обстановки. Кэри беспокоится об этом, постоянно пишет мне, спрашивая, все ли хорошо и не злюсь ли я.

Но как я могу? Она заболела, и очень заботливые родители увезли ее.

– Почему ты вообще разговариваешь с ним после всего, что он тебе сделал? – Спрашиваю я, хотя и боюсь услышать ответ.

– Он хочет помочь, дорогая. Он понимает наше тяжелое положение и хочет быть полезен своей семье.

Поздновато, на мой взгляд.

– И чем же он может помочь, сидя в тюрьме?

– Челси! Не говори так о папе, – заявляет мама.

Ненавижу, когда она называет его моим «папой». Я не зову его так много лет. Для меня он просто отец. Папой для меня он никогда и не был. Он никогда не заботился обо мне.

– Да все равно, – бормочу я. – Мне не нужна его помощь.

– Он сказал, куда положил деньги перед тем, как попасть в тюрьму. Я собираюсь снять их со счета и придержать для него. Он сказал, я могу взять себе какую-то часть прямо сейчас, – объясняет она, ничуть не смущаясь подобной договоренностью. – Разве это не помощь?

Опасение шевелится в желудке, мне становится дурно.

– Это грязные деньги, мама.

– Вовсе нет, – убежденно отвечает она. Она верит в то, во что хочет верить. Вот такой она и была всегда со своим мужем. Моим отцом. Он ужасный человек. Прямо как мама Оуэна.

Моя же мать, несмотря на вечные предупреждения относительно мужчин, о том, как плохо они станут со мной обходиться, что им нельзя доверять и лучше быть одной, ведет себя прямо противоположно. Мой отец – ее абсолютная слабость. А она даже не замечает этого.

– Вовсе да! Грязные деньги. У него ведь секретный счет, и он хочет, чтобы ты сняла деньги и ему не нужно было напрягаться в поисках работы после того, как выйдет. Он сделает все твоими руками, а сам останется чист. А когда его освободят, ты отдашь деньги и будешь думать, что все наладилось в жизни и между вами в частности, а потом он бросит тебя. Снова.

Она шипит, как закрытый кран перед тем, как его прорвет и вода забрызжет повсюду.

– Как ты смеешь так говорить, Челси? Он твой отец. Да, за свои ошибки он сидит в тюрьме, но не тебе его судить. Все совершают ошибки, и сейчас он платит по счетам. Он искупает вину.

– Правильно. Образцовый гражданин. Искупает вину, обращаясь к тебе с просьбой снять украденные деньги с секретного счета. – Я останавливаюсь в ожидании, что мои слова дойдут до нее. – Да он просто подарок, мама. Но я отказываюсь принимать в этом участие.

– Грязные деньги помогут тебе выжить, хочу напомнить тебе, что сама ты едва с этим справляешься.

Спасибо, что напомнила, мама.

– Не нужна мне такая помощь. Он украл эти деньги.

– Мы точно не знаем, – начинает она, но я прерываю ее.

– Знаем. Украл. Не хочу пользоваться ими. – Сколько раз нужно повторить? – Мне ничего от него не нужно. Абсолютно ничего.

– Я не откажусь от мужа в тяжелую минуту, Челси, – говорит она ледяным голосом. – Если ты поставишь меня перед выбором, то подумай дважды. Возможно, решение придется тебе не по вкусу.

Она мне угрожает. Дает знать, что выберет его, а не меня. Я ее не понимаю. Никогда не понимала. Вечно сама себе противоречит, мысли и капризы меняются от дуновения ветра. Папа обидел ее? Мужчины плохие. Папа сейчас крутится ужом, кормит сладкими речами и бесконечными обещаниями? Она должна оставаться рядом со своим мужчиной, несмотря ни на что.

Надоело. Сыта по горло ее изменчивым отношением к человеку, который нас ни в грош не ставит. Это выматывает. Они оба достали меня.

– Не возьму деньги. – Я откидываюсь головой на спинку и закрываю глаза, тяжело сглатывая. – Не хочу, чтобы ты виделась с ним.

– Слишком поздно. Я вижусь с ним, и довольно часто. Мы разговариваем по телефону каждый день. Пишем друг другу письма. В конце года он выйдет из тюрьмы, и мы снова будем вместе.

Она счастлива, ей так легко задурить голову фальшивой надеждой, и мне хочется ее ударить, сказать, что ее ждет еще одно разочарование. Но она уже забыла обо всем. И запросто верит в ложь и пустые обещания. А когда он снова разочарует ее и бросит, что она станет делать? Побежит ко мне!

– Папа сказал, что пытался связаться с тобой, – говорит она, и я слышу неодобрение в ее голосе. – Но ты каждый раз кладешь трубку. Челси, ты не должна так поступать. Он просто хочет поговорить с тобой. Ты же его дочь, его единственный ребенок.

Им больше не придется беспокоиться о звонках, потому что я отключила домашний телефон, оставив только сотовый. Раньше на наличии обычного телефона настаивали родители Кэри, вроде как из соображений безопасности, что бы это ни значило, мне же стационарный телефон не по карману. Плюс на сотовый, как правило, нельзя звонить за счет принимающего звонок.

– Мама, я не хочу, чтобы он возвращался в мою жизнь. Мне жаль.

Я повесила трубку до того, как она успела сказать еще хоть слово, и теперь смотрю на экран, задаваясь вопросом, перезвонит ли она. Думаю, перезвонит. Или, по крайней мере, напишет. Но она этого не делает. И это ранит больше, чем я готова признать.

Откинувшись на спинку, я смотрю в потолок, ощущая… безнадежность. А в начале семестра я чувствовала, словно у меня есть все и даже больше.

Две работы, отличный учебный график, не общежитие, а квартира, которую делю с лучшей подругой, – не жизнь, а сказка.

А потом я встретилась с Оуэном, и мой мир перевернулся. Все изменилось. Не могу обвинить его во всех произошедших переменах, но он их часть. Большая часть. Хотелось бы, чтобы он по-прежнему оставался частью моего мира.

Закрывая глаза, пытаюсь отключить мозг и сверхактивное воображение. Я не могу вернуться домой и не могу остаться в съемной квартире. Жить негде. Ничего нет. Ни друзей, ни возможностей. Может быть, стоит арендовать комнату. Продать всю свою немногочисленную мебель и переехать к кому-то. Это может сработать, и аренда будет дешевле.