По крайней мере Летти знала, что не ошиблась, приехав сюда, в это место. Если бы она верила в судьбу, то подумала бы, что именно судьба привела ее в Сплендору, к миссис Эмили Тайлер.

Тетушка Эм была замечательная, такая добрая и заботливая. Она не вписывалась в представление Летти о даме с Юга — изнеженной особе, привыкшей к исполнению всех ее капризов, отгороженной от житейских проблем. Впрочем, той жизни, в которой существовали такие женщины, уже не было. Она ушла в прошлое девять лет назад, когда началась война. Так много мужчин погибло! Летти ехала через южные штаты, и ей казалось, что почти все женщины одеты в черное. Оставалось надеяться, что среди них много таких, как тетушка Эм, и они учатся жить новой жизнью, стремясь наилучшим образом использовать то, что им осталось.

А ведь тетушке Эм приходилось не только следить за домом и думать о пропитании, ей ладо было еще заботиться о племяннике. Какая трагедия — это ранение, сделавшее его инвалидом! Глядя на Рэнни, в это трудно было поверить. Черты его гладко выбритого, покрытого золотистым загаром лица были так гармоничны, а в глазах светились ум и деликатность, в них ощущалась какая-то непостижимая глубина. Летти с удивлением почувствовала, что ее влечет к нему…

Все это было очень странно и непривычно. В их семье никогда не было большой теплоты и сердечности. Хладнокровие при любых обстоятельствах: весьма приветствовалось, а открытое проявление чувств вызывало недоумение. На самом деле все они любили и уважали друг друга, но никогда не говорили об этом. Летти выросла с твердым убеждением, что по своему складу, унаследованному от родителей, она холодна и сдержанна. Было очень странно, что двое разных мужчин так подействовали на нее в одну и ту же ночь. Может быть, таким образом сказался ее приезд в Луизиану? Говорили, что влажная жара южных штатов влияет на кровь и воспламеняет чувства, недаром женщины здесь рано созревают, расцветают весенними цветами, как растения, помещенные в оранжерею. Так что все очень просто. Ее ощущения по отношению к человеку, известному, как Шип, и к Рэнсому Тайлеру легко объяснить особой чувствительностью южной ночи и непривычностью положения среди незнакомых людей. К этому нужно еще добавить и ужасную усталость от трехдневного путешествия.

Летти вдруг стало жарко, душно. Если бы это не было таким немыслимым, таким абсолютно невозможным, она сняла бы свою тяжелую ночную рубашку, швырнула ее на пол и спала бы на высокой постели обнаженной.

А что, если бы она поступила так, а Шип вдруг вернулся? Боже правый, страшно подумать, что бы могло с ней случиться!..

Потянувшись, Летти тряхнула головой, чтобы ее густые шелковистые волосы разметались по подушке — так было прохладней. Потом она закатала длинные рукава ночной рубашки, расстегнула две пуговицы у шеи и некоторое время тихо лежала, закрыв глаза и вытянув руки по бокам. Легкий ветерок, влетавший в окно, касался ее лица. Он приносил с собой сладкий запах магнолий и жимолости, но не прохлады.

Летти нахмурилась, повернулась на бок и поджала ноги. Проходили томительные минуты, а она все никак не могла уснуть. Где-то в доме пробили часы, распространяя в тишине еле слышный перезвон. Длинные ресницы Летти дрогнули. Она вздохнула и, нащупав фланелевый подол ночной рубашки, подняла его на несколько дюймов, открывая щиколотки свежему воздуху. Еще несколько дюймов — и открылись ее колени. Чудесно! Но жар и тяжесть, сковывавшие грудь, стали еще невыносимее.

Прошло еще несколько минут. Часы отбили полчаса. Летти села. Быстрым, еле уловимым движением она стянула ночную рубашку, аккуратно расправила ее и положила рядом с собой, чтобы можно было надеть в любую минуту. Затем она снова опустилась на гладкое полотно простыни, облегченно вздохнула, закрыла глаза — и мгновенно заснула.

2

Время завтрака в Сплендоре не было строго зафиксировано — он подавался, когда обитатели дома вставали или когда у них пробуждался аппетит. Тетушка Эм объяснила Летти, что так сложилось давным-давно и они с племянником часто садятся по утрам за стол прямо в летней кухне, чтобы не тратить зря времени и поесть без лишних хлопот. Летти может поступать так же, а может сходить на кухню и сказать поварихе, чего ей хочется. Мама Тэсс подаст ей в столовой все, что она пожелает.

Чтобы добраться до кухни, надо было пройти через длинный вестибюль, который делил дом на части, выйти через двойные двери на заднюю веранду, а затем спуститься по лестнице во двор. Дорожка с двумя полосками травы по бокам, сложенная елочкой из кирпичей, между которыми рос темно-зеленый мох, вела к небольшому кирпичному домику, где размещались кухня и прачечная. Кухня была построена отдельно от дома, чтобы жар при готовке, а также запахи, дым и опасность пожара не беспокоили его обитателей.

Когда Летти шла по дорожке в золотистом утреннем свете, ей навстречу попался пестрый кот, который тут же стал тереться о ее ноги. Теплый воздух был наполнен запахами жарящегося бекона, только что заваренного кофе и чего-то пекущегося в духовке. Где-то невдалеке слышен был равномерный стук топора — кто-то рубил дрова.

Заглянув в дверь кухни, Летти увидела высокую полную негритянку в белом платке, повязанном вокруг головы, и белоснежном фартуке поверх выцветшего голубого платья. Это, очевидно, и была Мама Тэсс, о которой говорила ей хозяйка. Она сновала между чугунной плитой, кирпичной печью и массивным деревянным столом с изрезанным верхом, который скребли так усердно и так часто, что дерево стало белым. С одной стороны от стола располагался огромный, почерневший от дыма открытый очаг с набором вертелов и решеток. Он выглядел так, как будто его при необходимости можно использовать, когда плита занята, хотя сейчас в нем была только зола. У другой стены находился посудный шкаф с открытыми полками, на которых расположились огромные блюда, чаши, супницы, фарфоровая и стеклянная посуда, которой было достаточно, чтобы обслужить целую армию гостей. Негритянка обернулась:

— Не смей входить в мою кухню!

Летти растерянно моргнула и отступила на шаг:

— Простите…

— Господи, мэм, я же это не вам, а коту! Этот плут пытается пробраться сюда десять раз на дню, а я гоняю его метлой, да все без толку.

— Надеюсь, я не слишком опоздала на завтрак?

— Нет, мэм. Булочки как раз пора вынимать из печки, и подливка почти готова. Вы будете есть на кухне, с мастером Рэнни?

— Я… Да, если вы не против.

— Против? Почему я должна быть против?

Летти шикнула на кота и, закрыв за собой дверь, подошла ближе:

— Могу я чем-нибудь помочь?

Повариха удивленно подняла брови, а потом нахмурилась:

— Что вы! Нет, мэм, вы же на пансионе будете жить у хозяев, значит, я должна вам прислуживать.

Летти с улыбкой покачала головой:

— Я не люблю бездельничать, когда другие работают.

Рука Мамы Тэсс с ложкой застыла в воздухе. Она оглядела Летти с головы до ног, и на ее круглом лице появилось неодобрительное выражение.

— Вы странно говорите. Может, вы из этих радикальных аболиционистов с Севера?

— Нет, — сказала Летти осторожно. Она никогда не одобряла рабства в любой его форме, но сейчас был неподходящий момент, чтобы говорить это.

— Хорошо. А то я не выношу этих людей. Они тут мутят воду. Если вы действительно хотите помочь, сходите во двор, к поленнице, и скажите мастеру Рэнни, что завтрак почти готов.

Летти поняла, что ей оказана честь, и поспешила выполнить поручение. Кроме всего прочего, это был подходящий предлог, чтобы не углубляться в тему об аболиционистах. Рэнсом Тайлер колол дрова для кухни. Он ставил дубовые чурбаки на колоду и раскалывал их пополам одним мощным ударом топора. Он снял рубашку, и с каждым могучим ударом мышцы его плеч и спины сходились узлами, а потом растягивались под бронзовым загаром кожи. Когда он нагибался за очередным чурбаком, брюки обтягивали его длинные, сильные ноги и бедра, обрисовывая впечатляющие мускулы. Штабель годных для топки поленьев рос, земля вокруг колоды была засыпана сосновой щепой.

Колыхнув юбками, Летти резко остановилась у угла кухни, когда увидела, что Рэнни гол по пояс. Поколебавшись, то ли вернуться, то ли сделать вид, что не замечает ничего предосудительного, она не сделала ни того ни другого. Летти стояла и наблюдала, как лучи солнца отсвечивают на его мягких волосах, спадающих на лоб, как блестит пот на коже, подчеркивая скульптурные узлы мышц его корпуса, сверкая в узком треугольнике золотистых волос на груди.

Было что-то зачаровывающее в той легкости, с которой он работал, — в точности, силе и грациозности движений. Наблюдая за ним, трудно было поверить, что его рассудок помрачен, что смертоносное орудие в его руках может быть опасным.

Рэнсом заметил Летицию Мейсон, как только она обогнула угол кухни, и очень удивился. Что ей могло понадобиться здесь? Она выглядела такой добропорядочной в своем сером утреннем платье с наглухо застегнутым высоким воротничком и дополнительной застежкой в виде брошки с камеей… Рэнсом решил не торопиться и подождать, пока она сама все объяснит. В любом случае на нее было приятно смотреть — розовый румянец на щеках от жары, тяжелые косы, уложенные венцом вокруг головы, грудь, туго натягивающая материю корсажа. Это могло хоть отчасти компенсировать те неудобства, которые вызвало ее появление в Сплендоре.

Летти все ждала, когда же владелец поместья поднимет глаза, — она готова была поклясться: он знает, что она здесь стоит. Но проходило время, а он никак не проявлял этого. Наконец ей стало неловко от мысли, что она стоит здесь и глазеет на Рэнни. Но уйти, не сказав ни слова, уж совсем глупо, во всяком случае — невежливо. Летти откашлялась. Но как обратиться к нему? Не может же она называть полузнакомого мужчину по имени…

— Мистер Тайлер!