Временами Шейле приходило в голову, что Джордана интересует не столько она, сколько отцовская яхта «Дориец». Пожалуй, не многое на этом свете было столь же дорого ее отцу, как эта посудина, и он ревниво охранял свою собственность. Стоило кому-нибудь подняться на борт 6ез его особого разрешения, как он мгновенно об этом догадывался. Неважно – был это один неверно завязанный узел на канате, случайно оказавшийся не на месте спасательный жилет или грязный след на безукоризненно отдраенной палубе – ничто не могло укрыться от его всевидящего ока. Лодку он не доверял никому и никогда – пока не появился Джордан.

– На этого парня я готов положиться во всем, – как-то раз заявил он Шейле во время обеда. Дело было как раз три года назад, они сидели вдвоем в столовой, и Шейла едва успела поднять глаза, чтобы заметить, что в комнату входит Джордан. Уже тогда, несмотря на легкомысленные джинсы, спортивные тапочки и куртку, в нем безошибочно угадывалось спокойное достоинство. У него были густые каштановые волосы, карие с золотистым оттенком глаза, строгие и правильные черты лица, которые едва заметная горбинка на носу делала еще более выразительными. В общем, он ничем не отличался от любого успешно преодолевающего университетский курс студента, и разве что твердый взгляд да легкая стремительная походка сразу выдавали очень уверенного в себе человека.

Таков уж был Джордан. Всегда вежлив, всегда почтителен, но и всегда целеустремлен и сосредоточен на собственных заботах. Все вокруг были убеждены, что из него получится блестящий юрист. Удобно расположившись на одном из обитых парчой стульев, Джордан с достоинством ожидал, пока появится экономка. К тонкому обхождению в доме Райкенов он приспособился с поразительной легкостью. Взгляд его вскоре перестал задерживаться на хрустальной люстре и на богатых зеркалах, украшавших стены столовой. Спокойно развернув салфетку, он приготовился, чтобы ему подали обед. Если Джордан и услышал относившиеся к нему замечания, то он этого не показал.

Мистер Райкен оторвал взгляд от отбивной на ребрышке и улыбнулся.

– А, Джордан, я как раз говорил о тебе.

Джордан заулыбался в ответ.

– Надеюсь, только хорошее? Если речь идет о деле Франклина, то я снял копию перед уходом и оставил у вас на столе.

Шейла кокетливо наклонила голову, подставляя ему щеку для поцелуя.

– Опаздываешь, – пожурила она его.

– Но мы вас прощаем, – добродушно перебил ее мистер Райкен. – Сверхурочная работа – достойное оправдание.

– И причем единственно возможное с точки зрения моего отца, – пошутила Шейла.

– Откровенно говоря, я пришел не из конторы. Я снова был в «Ассоциации Старших братьев», – признался Джордан, хотя и знал, что Шейла не одобряет его работы в этой благотворительной организации, полагая, что практика под руководством Джуда Райкена, к тому же оплачиваемая, куда полезнее для него. – У меня сложности с Марти.

В крутящихся дверях появилась с подносом в руках Луиза. Джордан положил себе на тарелку ломтик ростбифа, батат, немного засахаренных абрикосов и зеленой фасоли с миндалем, затем, взяв со стола хрустальный графин, наполнил стакан вином и принялся за еду. Он ухаживал за Шейлой уже два месяца и чувствовал себя у них как дома. У нее вызывало восхищение то, как ему без усилий удалось прорвать незримую оболочку, которая окутывала высокопоставленный клан Райкенов. Оставаясь всегда любезным, Джордан никогда не бывал скован. Он не считал необходимым соблюдать ненужные с его точки зрения формальности, что позволяло собеседнику чувствовать себя с ним легко, давая ощущение, что они знакомы дольше и ближе, чем на самом деле.

– Кто этот – Марти? – поинтересовалась Шейла, несмотря на то, что ей это было совсем неинтересно. Она не понимала, зачем Джордан печется о неудачниках, от которых все равно не добиться толку. У него слишком неравнодушное сердце, и его следует закалить, сделать более черствым. Впрочем, именно этим она и занимается.

– Марти – мать-одиночка, и у нее бездна всяких проблем, – пояснил Джордан, сделав глоток вина.

Шейла насторожилась, и ее аккуратно подведенные бровки медленно поползли вверх.

– Так Марти женщина? Я полагала, что «Старшие братья» берут на себя заботы только о младших братишках.

– Как правило. Но иногда они делают больше, а эта девушка попала в настоящую беду. Она в тюрьме, и специальная комиссия почти приперла ее к стенке, а она взяла да и послала их всех подальше. И я ее не осуждаю.

Шейла и Джуд обменялись взглядами.

– Ты жалуешься неделями на эту комиссию. Неужели они всегда бывают не правы? – Спросила Шейла, зная, что наступает ему на больную мозоль.

– По-моему, ты занялся весьма не6лагодарным делом, – поддержал ее отец.

Свирепый взгляд Джордана заставил его осечься. Из всех, кого знала Шейла, Джордан был единственным человеком, который держался с Джудом на равных.

– Думаю, у этой девчонки все будет нормально, – решительно заявил он, – она не робкого десятка, и мне это нравится. Я в нее верю.

– Hy, конечно, – согласилась Шейла, и голос ее стал сладким, как патока.

Она-то плевать хотела на несчастную девчонку, но инстинкт, который прививали ей с рождения, сработал молниеносно. Шейла твердо усвоила, что бессмысленно требовать от мужчины того, чего тебе нужно, действуя напрямик. Тончайшее искусство убеждать, осторожно подталкивать к цели, пуская в ход лесть, она усвоила в совершенстве, и мужчины, делая то, чего она добивалась, полагали, что руководствуются исключительно собственными побуждениями. Шейлин взгляд стал ласковым.

– Я понимаю, как это все для тебя важно, и восхищаюсь, что ты не жалеешь времени, чтобы помочь тем, кому трудно. – Она немного помолчала, давая Джордану возможность расслабиться, и на ее лице появилось выражение собачьей преданности. – Но я так беспокоюсь за тебя, милый. У тебя накопилась уйма дел. В первую очередь – учеба! Диплом юриста даст тебе возможность оказывать помощь большому числу тех, кто в ней нуждается.

– Я понимаю, – ответил Джордан, вонзая нож в ростбиф. Он снова обратился к Джуду, словно пропустил мимо ушей слова Шейлы. – К сожалению, в деле имеются отягчающие обстоятельства.

– Ну хорошо, что же натворила эта негодница? – решил поинтересоваться Джуд и потянулся к стакану с вином. – Обчистила пару-тройку карманов?

Джордан мрачно ухмыльнулся.

– Это были бы цветочки.

– Так что же тогда?

– Отцеубийство.

Шейла остолбенела, а Джуд поморщился.

– Газеты уже наделали шуму?

– Не упоминая имени, она несовершеннолетняя.

– Это немного облегчает положение, – сказал Джуд, – и хорошо, что пока в нее не вцепились газеты, больше шансов выиграть дело.

Джордан смело посмотрел на него и заявил: – Ей понадобится адвокат.

В глазах Джуда промелькнуло мимолетное любопытство, но через секунду лицо его стало каменным.

– Есть полно защитников-добровольцев.

Он поднес ко рту стакан и сделал глоток.

– Нужен хороший адвокат.

Наступила тишина. Даже Луиза предпочла выйти из столовой, а уж Шейла и подавно сочла неуместным вмешиваться в решающую схватку. Схватку между двумя мужчинами.

После затянувшейся паузы обед продолжился, но Шейла знала, что за внешней бесстрастностью отцовского лица скрывается лихорадочная работа мысли. Он взвешивал все «за» и «против», и совсем не последнюю роль играла здесь она. Шейла была далеко не уверена, что и Джордан думает о ней, его она пока не так хорошо знала. Но спорить и, тем более, просить, он был явно не намерен. «Ну что ж, победа за Джорданом, – отметила она про себя недовольно. – Он становится самонадеянным».

Но она ошиблась. Целеустремленность Джордана заставила его уже забыть о Джуде Райкене. Нет, это вовсе не было тактическим ходом или почти не было. Ему от природы свойственно умение сосредоточиться на одной задаче до такой степени, что все прочее мгновенно утрачивало смысл. А сейчас он задумал помочь обиженной жизнью девчонке, которой не на кого положиться, кроме него. И неважно, разозлится Джуд, останется равнодушным или будет спорить. Какое это имеет значение для Джордана? Он сам найдет способ, во что бы то ни стало помочь Марти. Потому что он так решил. А еще потому, что он знает, что значит быть обездоленным.

Первые семнадцать лет жизни Джордана Бреннера прошли в Бакстоне, в Северной Каролине, жалком городишке в горах на границе с Теннеси. Младший из семерых детей, в четыре года он стал дядей, и, когда кончал среднюю школу, число его племянников и племянниц перевалило за пятнадцать. Он был круглым отличником в классе, где было двадцать семь учеников, и получил право произнести прощальную речь на выпускном вечере.

Положение младшего ребенка в семье давало ему по крайней мере одно преимущество. У его родителей и без него хватало помощников к тому времени, как он подрос, и они могли позволить младшенькому вкусить неслыханной роскоши. Когда стало ясно, что он хорошо успевает в школе, они решили, что у него есть будущее, и постановили отправить его в Чэпл-Хил. Джордану не первому в семье предстояло получить образование – трое из его братьев окончили сельскохозяйственный факультет в Гринсборо, а одна из сестер стала врачом-физиотерапевтом и работала теперь в больнице графства. Но Чэпл-Хил без сомненья относился к самым престижным университетам в масштабах всей страны. Джордан даже не помышлял о том, чтобы когда-нибудь стать его студентом, и опасался, что его могут и не принять, но и оставаться в Бакстоне навсегда ему не светило. Его семейство приняло его незаурядность как подарок судьбы. Они все на него рассчитывали. Они создали вокруг него особую атмосферу. А если бы он не уехал, его возможности были бы крайне ограничены.

И вот, когда пришло время, получив стипендию университета штата Северная Каролина, он покинул отдаленные предгорья и, сияя от счастья, отправился в обитель знаний. Когда отцовский пикап въехал в город, Джордан застыл от восторга. Чэпл-Хил с его солидными краснокирпичными зданиями, подстриженными газонами, цветочными клумбами и мощенными камнем дорожками, напоминал декорацию для фильма, и его возвышенно интеллектуальная атмосфера показалась ему необыкновенно привлекательной. Город протянулся вдоль одной единственной главной улицы, но на ней оказалось больше книжных магазинов, чем во всем его родном графстве. Некоторые из них, как он с восхищением отметил, были еще и маленькими кафе. Пройдясь туда-сюда по Франклин-стрит, он уловил слова, произнесенные на трех разных языках, и только поздно вечером встретил студента, который, как и он, был уроженцем Северной Каролины.