— В принципе она должна быть одна.

Они подождали несколько минут. Затем подошли к двери и нажали на звонок. Мария крикнула издалека:

— Уже иду...

Она начала что-то готовить на кухне, так что быстро вытерла руки о фартук, сняла его и направилась к двери. Открыв дверь, она увидела Савини и Танкреди и тут же их узнала. Сначала она очень удивилась. А потом попыталась закрыть дверь. Но Савини был быстрее и подставил ногу. Сквозь эту щель, не позволявшую закрыть дверь, Танкреди смотрел на Марию Тонделли. Когда их взгляды встретились, он улыбнулся.

— Помнишь меня? — сказал он с несколько жёстко.

— Я Вас не знаю, — солгала Мария. А потом попыталась оправдаться: — Прошло столько времени...

— Да. Мы не виделись с тех пор, как умерла моя сестра, — сказал Танкреди без обиняков. — Мы можем войти?

Она держала их в дверях.

— Я не понимаю.

Савини улыбнулся.

— Хочешь потерять этот дом? Хочешь потерять деньги Ферри Мариани, которые тебе выплачивают каждый месяц? Хочешь, чтобы твои родители, Дамиано и Мануэла, и весь твой район всё о тебе узнали? Что ты спала с мужиками за деньги? Хочешь, чтобы я добавил что-то ещё?

Мария онемела. А потом поняла, что не стоит сопротивляться и отошла в сторону, чтобы впустить их. Она закрыла дверь и проводила их в гостиную.

— Хотите чего-нибудь выпить?

— Нет, мы только хотим знать, что случилось и почему.

Танкреди сразу перешёл к делу. А потом увидел на комоде то, что его очень удивило. То, чего он не ожидал. Фотография. На ней Мария Тонделли улыбается. Снято в этой самой гостиной. А рядом с ней человек, которого никогда не мог даже представить здесь. Танкреди взял её и попытался угадать, когда это было. Он раскрыл рамку, достал фото и перевернул. Не было никакой надписи. Вмешалась Мария:

— Мы уже очень давно не виделись.

Что за секрет? Они были любовниками? С какой стати было поступать с этой женщиной так: отдалить её, дарить ей дом, но держать при себе всё это время?

— Если ты не расскажешь, то потеряешь всё. Как ты здесь оказалась?

— Никак.

Савини твёрдо сказал:

— Ты, видимо, не поняла: я разрушу твою жизнь со всех сторон. За что тебе достался этот дом? Почему он всё ещё не отпустил тебя? — Мария Тонделли хранила молчание. Савини снова стал давить: — Я разрушу твою семью, жизни твоих братьев. Я свяжусь со всеми твоим бывшими любовниками. Ты на коленях будешь умолять меня остановиться...

Мария плюхнулась на диван, схватилась ладонями за голову и расплакалась. Она была в отчаянии. Танкреди и Савини дали ей немного времени.

— Ну что?

Тогда женщина заговорила:

— В ночь, когда Клаудине покончила с собой... — посмотрела она на Танкреди, — Вы приехали на виллу, чтобы переодеться и снова уйти.

Танкреди с болью вспомнил тот момент.

— Да, а ты, как и остальная прислуга, занималась своими делами. Но больше никого не было.

Мария опустила голову и глубоко вздохнула. Она всегда знала, что рано или поздно это случится. Затем она подняла голову и посмотрела Танкреди прямо в глаза, чтобы доверить ему эту правду, которую скрывала на протяжении многих лет.

— Нет, это не так. В ту ночь, когда Вы уехали, пришёл он.


47

Прошло несколько часов. В тишине больничной комнаты София думала о том, как сложилась её жизнь: что было хорошего, что плохого, что ещё могло произойти и как это изменить. Размышления, к которым, в общем-то, большая часть людей так и не приходит.

Иметь смелость остановиться, спросить себя и проникнуть с самые глубины собственной души.

Уже несколько недель она думала об этих пяти днях. Она словно снова и снова переживала их. София просыпалась и пыталась вспомнить каждую деталь: полёт, её прибытие, встреча, знакомство с домом, комнатами, гостиной, аперитив, ужин, поцелуй. То, что было после поцелуя. Ей не верилось. Она никогда раньше представить себе не могла, что может пережить такую страсть в отношениях с незнакомцем, с человеком, которого раньше не видела. Пережить это с такой интимностью, без лимитов и ограничений во всём, что они делали, ни с её телом, ни с телом Танкреди. Пережить это без тормозов, без застенчивости, без стыда. Новая. Да. Новая София, беззастенчивая, свободная, дерзкая, какой не была никогда в жизни ни с кем до Андреа и даже с ним. Она словно открыла дверь и вдруг встретилась с женщиной с тем же именем, той же фамилией, даже с тем же лицом и телом, но другой во всём остальном: другой макияж, причёска, голос, тон, манера разговаривать. Где же она была все эти годы? Почему она никогда её не встречала?

Девушка вышла из комнаты. Осторожно закрыла дверь. Пробежала по коридору. За стеклом были видны небоскрёбы. Облака вдалеке казались подвешенными среди этих зданий. Она шла дальше. Она слышала лишь стук своих шагов. Никого не было, никаких голосов. Закрытые двери, никаких сигналов, никаких украшений, никаких растений. Это был идеально чистый и холодный коридор.

Дойдя до конца коридора, она увидела закрытую дверь из непрозрачного стекла. Внутри кто-то шевелился. Должно быть, это медсёстры с этажа, которые убирают комнаты по утрам и развозят тележки с едой. Они здесь, которые предоставить свою помощь в любом неотложном деле.

София пошла дальше. Подошла к лифтам. Прочитала указатели на разных этажах. Когда, наконец, нашла, что искала, то зашла в лифт и нажала кнопку. Ей было это нужно. Приехав на нужный этаж, она вышла из лифта и зашагала. Немного позже она остановилась у той самой двери. Она медленно её открыла, чтобы никого не побеспокоить. Часовня была почти пуста. Была здесь только старушка. Она стояла на коленях и перебирала чётки. Уже восемь лет София не приходила в священное место для молитвы. В последний раз это случилось, когда Андреа оперировали, пытаясь просто спасти ему жизнь.

Женщина вышла из часовни. Они взаимно улыбнулись друг другу, так, словно из солидарности, потому что верили в силу веры и надежды, ведь что бы там ни было – они были здесь. София осталась одна, но не осмеливалась встать на колени. Она села в последнем ряду и склонила голову, вперившись взглядом в пол. Это была современная часовня. Здесь были большие прямоугольные окна с мозаикой всех оттенков фиолетового. В центре был главный витраж с изображением Иисуса. Чуть ниже виднелось большое и гладкое железное распятие с Христом, чьё туловище было телесного цвета, но вместо лица был лишь набросок. «Однако всё это, — думала София, — так же ценно, как в тысячах других церквей, разбросанных по миру. Господь, которого ты встречаешь здесь, тот же самый, что и в приходе рядом с нашим домом. Но, где бы он ни был, есть ли у него время на тебя? Хочет ли он тебя выслушать? Обратить на тебя внимание?»

София подняла голову и посмотрела на Иисуса, а потом на новенькое распятие Христа. Ей казалось, что они смотрят на неё добрыми глазами. А потом ей едва ли не стало стыдно, потому что она знала, что ему уже известно, о чём она хочет попросить. Но Он словно хотел, чтобы она произнесла это вслух, чтобы не ошибиться. Так что София произнесла это в своём сердце очень громко, хотя и продолжала сидеть в тишине. «Я хочу быть счастливой». И вдруг она почувствовала, будто нарисованный Христос приблизился к ней, а другой Христос сошёл с распятия, и оба они бежали ей навстречу. Они стояли перед ней, чтобы услышать, чтобы лучше понять. Что значит эта просьба? «Я хочу быть счастливой»? Но что именно она хочет сказать? Они словно смотрели ей в глаза, проникали в её сердце, они были здесь, чтобы откопать, искать, найти истинный смысл этих слов. София опустила голову и тогда почувствовала себя грязной, как никогда. Она устыдилась того, о чём просила. Ей хотелось вымыть руки, хотела, чтобы Бог либо дал ей это счастье, либо просто убил. Да, потому что, если операция пройдёт неудачно, она станет свободной. Без нужды говорить что-то, давать объяснения, быть ответственной. Более того, ей не придётся выбирать.

Если Андреа умрёт, ей не придётся чувствовать вину за своё счастье.

Затем она представила себя перед судом, сидящей на скамье подсудимых. Судья призовёт всех к тишине. «Вы пришли к вердикту?»

«Да, Ваша Честь». У присяжного в руках приговор. Он несколько секунд просто смотрит, а затем читает: «Невинно виновна».

София вызвала лифт и вернулась в номер 539. Там она молча села на диван, закрыв руками лицо. Она слышала бег секундной стрелки больших часов, висящих над дверью. Каждый стук стрелки приближал её к концу.


Внизу, совсем внизу, в холоде операционного зала хирург и его помощники двигались вокруг стола. Это словно была партия настольной игры. Но проиграть здесь мог только один человек.

Прошло больше десяти часов. София сжимала в руке стакан. Она наливала себе попить, когда постучали в дверь. Девушка остановилась на полпути и поставила стакан на стол.

— Войдите...

Ручка медленно повернулась, и на пороге возникла медсестра. Это была женщина, которую София раньше не видела. Она стояла неподвижно, словно не знала, что сказать, как найти подходящие слова. Тогда её опередил профессор.

— Всё прошло очень хорошо.

Через несколько часов Андреа привезли на кровати медбратья. Они поставили её на место и хорошо закрепили. Потом анестезиолог слегка побил его по щекам, чтобы убедиться, что он очнулся, и Андреа отреагировал.

Все тут же вышли из номера. София подошла к кровати. Андреа постепенно открыл глаза и увидел её. Под одеялом он потянулся рукой в её сторону. Он словно искал её, словно хотел услышать, что всё это наяву. Тогда София взяла его за руку и сжала. Андреа закрыл глаза, улыбнулся, уже успокоившись, и в тот момент Софии захотелось умереть оттого, что она осмелилась требовать чего-то у судьбы.