– Неужели синяк? – Удивление Рэнда сразу подпрыгнуло на несколько градусов. Надо было обладать незаурядной смелостью, чтобы вступить в драку с таким гигантом, как граф Трегарт. Нет, Рэнд не считал Ксавье трусом, но виконт Лидгейт, всегда модно одетый, с тщательно завитыми волосами удивительно красивого золотистого цвета, очень похожего на цвет золотой гинеи, выглядел как заправский франтоватый хлыщ, если бы не одно «но»: Рэнд видел его на ринге в спортивном клубе Джексона.

– А из-за чего они подрались?

Сесили пожала плечами:

– Ксавье не понравилось то, как был одет Гриффин, а тот, как говорят, еще подлил масло в огонь, обозвав Лидгейта денди.

– М-да, действительно страшное оскорбление, – рассмеялся Ашборн. – Боже мой, Сесили, в какую семью ты меня привела?

У Сесили перехватило дыхание. Это был момент удивительно теплого, душевного единения, не имевшего ничего общего с любовной страстью. Она боялась утратить свою независимость, а вместо этого Рэнд сам угодил в ее сети, в сети Уэструдеров, став членом их семьи.

Она с радостью смотрела на то, как Джейн, недавно разрешившаяся от бремени, всучила младенца в руки Джонатана, невзирая на все его уверения, что он неуклюжий осел и обязательно уронит ребенка.

Джонатан меньше всего был похож на осла. Его возвращение в высший свет вызвало настоящий фурор. Высокий, элегантный, с романтической бледностью в лице, он сводил с ума почти всех светских красавиц.

Судя по его виду, утрата авторитета в научном мире уже перестала так сильно его огорчать. Тем не менее рана была очень глубока для того, чтобы затянуться, ему понадобится еще немало времени, чтобы все забыть. Однако Сесили, как нежная и заботливая сестра, не сомневалась в благополучном исходе, особенно под присмотром таких опытных врачей, как герцог Монфор и герцог Ашборн. Их влияние в свете, глубокое понимание человеческой природы, проницательность и тактичность должны были стать превосходными лекарственными средствами, но самым сильным действием из всех препаратов была любовь. А Джонатан был окружен ею.

– Как ты думаешь, дорогой, Джонатан будет счастлив?

– Не волнуйся, моя любовь, все будет хорошо. Надо дать ему время. Пусть осмотрится, привыкнет. Все образуется.

– Да, да, я тоже так считаю. Тем не менее меня продолжает мучить мысль, как бы он не совершил какой-нибудь опрометчивый поступок. Совершенно безрассудный, понимаешь?

– Понимаю, любимая. Не бойся, я буду присматривать за ним.

– Уф, как приятно это слышать, – вздохнула Сесили. – Как будто гора свалилась с плеч.

– Нет ли, любимая, еще чего-нибудь, что волновало бы тебя? – Задавая этот вопрос, Рэнд предугадывал ответ.

Она помотала головой:

– Когда ты рядом, мне вообще не о чем беспокоиться. Ты будоражишь, волнуешь мои чувства, но это совсем другие чувства, не имеющие ничего общего с настоящей тревогой или волнением. Ты вызываешь у меня горячее желание поделиться своими переживаниями, своим счастьем и радостью. Мне даже трудно вообразить, как можно жить без тебя. Каким унылым, мрачным и пустым будет выглядеть мир, если тебя не будет рядом со мной.

От захлестнувших его эмоций комок подступил к горлу, и у него перехватило дыхание. Рэнд нежно обнял Сесили и на глазах у всех поцеловал ее под одобрительные крики, гул и дружный свист членов его новой семьи.

– Я люблю тебя, – не обращая ни на что внимание, прошептал он.

– Мой самый дорогой, мой самый любимый герцог, – с сияющими от счастья глазами промолвила Сесили, – я тоже люблю тебя.