Многие годы я по ночам писал, вкладывая в создание романа все эмоции и энергию. Затем я начал давать пресс-конференции и подписывать книги во всех уголках земного шара, создал благотворительную организацию, чтобы дети из моего старого квартала могли изучать искусство. Во время нескольких концертов я даже сыграл на ударных с моими «идолами»: «Рок Боттом Римейндерс»[13].


Теперь я потерял вкус ко всему: к людям, книгам, музыке и даже к лучам солнца, опускавшегося за океан.

Совершив усилие, чтобы встать, я вышел на террасу и облокотился на ограждение. Ниже, на пляже, напоминая о периоде «Бич Бойз», старый желтый «Крайслер» с отделкой из лакированного дерева гордо нес на заднем стекле девиз города: Malibu, where the mountain meets the sea[14].


Я смотрел на пылающую кайму на горизонте, освещавшую небо, пока не ослеп и пока волны не поглотили ее. Это зрелище, некогда завораживавшее меня, больше не вызывало у меня никакого восхищения. Я ничего не чувствовал, как будто мой запас эмоций иссяк.

Единственное, что могло бы меня спасти, – это новая встреча с Авророй, ее гибкое, как лиана, тело, мраморная кожа, серебряные глаза, исходящий от нее аромат песка. Но я знал, что этого не будет. Знал, что проиграл сражение, и из этого сражения я вышел с единственным желанием: сжигать свои нейроны с помощью метадона или любой другой дряни, которую я мог достать.

Мне нужно было поспать. Вернувшись в гостиную, я нервно начал искать лекарства, но вскоре догадался, что их унес Мило. Бросив кухню, принялся рыться в мешках с мусором. Ничего. Охваченный паникой, я побежал на второй этаж, открыл все шкафы, чтобы отыскать сумку для поездок. В маленьком карманчике меня ждали начатая упаковка снотворного и несколько капсул с транквилизаторами, сохранившиеся после последнего рекламного тура в Дубай, где я подписывал книги для читателей в большом книжном магазине в торгово-развлекательном центре «Молл оф зэ Эмирейтс».

Почти против воли я высыпал все капсулы в ладонь и несколько мгновений смотрел на десяток белых и голубых «куколок», которые как будто дразнили меня:

«Куда тебе, слабак!»

Никогда еще я не был так близко от пустоты. В моей голове сталкивались страшные картины: мое тело на веревке, газовый шланг во рту, ствол револьвера у виска. Рано или поздно моя жизнь обязательно закончится именно так. Разве я сам этого не знал в глубине души?

«Куда тебе!»

Я проглотил пригоршню капсул как избавление. Мне было трудно их проглотить, но глоток минеральной воды протолкнул все.

Доплелся до спальни и рухнул на кровать.

Пространство было пустым и холодным, ограниченным лишь стеной из сверкающих стеклянных квадратов бирюзового цвета, достаточно прозрачных, чтобы пропускать солнечный свет.

Я свернулся клубочком на матрасе, раздавленный страшными мыслями.

С белой стены на меня с состраданием смотрели любовники Марка Шагала, как будто они сожалели о том, что не могут облегчить мои страдания. Перед приобретением дома (который больше не был моим) или кольца для Авроры (которая больше не была моей Авророй) покупка картины русского художника стала моим первым безумием. Лаконично названное «Голубые любовники» полотно Шагала датировалось 1914 годом. Я влюбился в них с первого взгляда. На картине любовники обнимались, соединенные чувством загадочным, страстью искренней и утоленной. Для меня она символизировала выздоровление двух раненых существ, пришитых друг к другу, чтобы у них остался один шрам на двоих.

Я медленно падал в состояние глубокого сна, и мне показалось, я постепенно отключаюсь от боли мира. Мое тело исчезало, сознание покидало меня, жизнь уходила из меня…

6. Когда я тебя встретил

Нужно иметь внутри себя хаос, чтобы родить танцующую звезду.

Фридрих Ницше

ВСПЫШКА.

ЖЕНСКИЙ КРИК.

ПРИЗЫВ О ПОМОЩИ!


Из кошмара меня вырвал звон разбившегося стекла. Я резко открыл глаза. В комнате царила темнота, дождь колотил в стекло.

Я с трудом сел в постели. В горле пересохло. Я чувствовал жар и обливался потом. Дышал я с трудом, но все-таки был жив.

Я посмотрел на радиобудильник:

03:16

С первого этажа доносился какой-то шум, и я ясно слышал, как ставни бьются о стену.

Я попробовал включить лампу в изголовье, но, как это часто случается, гроза нарушила электроснабжение в Малибу.

С превеликим трудом я встал. Меня тошнило, голова была тяжелой. Сердце колотилось о ребра, как будто я пробежал марафонскую дистанцию.

Голова закружилась, и мне пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. Снотворное меня, конечно, не убило, но превратило в развалину, и я никак не мог прийти в себя. Больше всего меня беспокоили глаза: их как будто порезали, и они горели так, что мне тяжело было держать их открытыми.

Мучаясь от мигрени, я заставил себя спуститься на несколько ступеней, держась за перила. При каждом шаге мне казалось, что желудок выворачивает наизнанку, и меня вот-вот стошнит посреди лестницы.

На улице бушевала гроза. Под вспышками молний дом выглядел как маяк посреди бури.

Добравшись до подножия лестницы, я констатировал ущерб. Ветер ворвался через высокую стеклянную дверь, оставшуюся открытой настежь, перевернул по пути хрустальную вазу, и та разбилась. Ливень начал уже затапливать гостиную.

Проклятье!

Я поспешил закрыть стеклянную дверь и поплелся на кухню, чтобы отыскать коробок спичек. Только вернувшись назад, я вдруг почувствовал чужое присутствие и услышал дыхание.

Я резко обернулся и…

* * *

Женский силуэт, тонкий и изящный, китайской тенью проступил на фоне голубого света ночи за окном.

Я подскочил и шире раскрыл глаза. Видел я не много, но различил, что молодая женщина была голой, одной рукой она прикрывала низ живота, другой – грудь.

Этого мне только не хватало!

– Кто вы? – спросил я, подходя ближе и рассматривая ее с головы до ног.

– Эй! Вы бесцеремонны! – воскликнула она, хватая с дивана шерстяной шотландский плед и заворачиваясь в него.

– Что значит, я бесцеремонный? Все с ног на голову! Напоминаю вам, что вы в моем доме!

– Возможно, но это не повод для…

– Кто вы? – повторил я свой вопрос.

– Думала, что вы меня узна́ете.

Я плохо различал ее, но ее голос, в любом случае, был мне незнаком, и у меня не было ни малейшего желания играть с ней в угадайку. Я чиркнул спичкой о коробок и зажег фитиль старого масляного фонаря, который отыскал на блошином рынке в Пасадене.

Мягкий свет залил комнату, и я, наконец, увидел незваную гостью. Это была молодая женщина лет двадцати пяти со светлыми глазами, одновременно испуганными и строптивыми, и шевелюрой цвета меда, с которой стекала вода.

– Не понимаю, как я мог бы вас узнать. Мы с вами никогда не встречались.

Она насмешливо хмыкнула, но я отказывался играть в ее игру.

– Ладно, хватит, мисс! Что вы здесь делаете?

– Это я, Билли! – сказала она таким тоном, будто это было очевидно, и натянула плед на плечи.

Я заметил, что она дрожит и губы у нее трясутся. Ничего удивительного: она промокла, а в гостиной царил ледяной холод.

– Не знаю никакой Билли, – ответил я, направляясь к большому шкафу из орехового дерева, который служил мне чуланом.

Отодвинув дверцу в сторону и порывшись в спортивной сумке, я нашел пляжную простыню с гавайским рисунком.

– Держите! – крикнул я ей, бросая полотенце с другого конца комнаты.

Она поймала его на лету, вытерла волосы и лицо, с вызовом глядя на меня.

– Билли Донелли, – уточнила она, ожидая моей реакции.

Не понимая до конца смысла ее слов, я долго стоял без движения. Билли Донелли была второстепенным персонажем моих романов: девушка трогательная, но несколько жалкая, она работала медсестрой в государственной больнице Бостона. Я знал, что многие читательницы узнавали в этой девушке себя: эдакая «девушка-соседка» с чередой неудачных любовных историй.

Опешив, я сделал несколько шагов навстречу девушке и направил на нее фонарь: изящная стройность, динамичная и чувственная, как у Билли, ее же сияющие волосы, чуть угловатое лицо с несколькими едва заметными веснушками.

Но кто эта девушка? Одержимая поклонница? Читательница, отождествляющая себя с моим персонажем? Почитательница, которая несколько не в себе?

– Вы мне не верите, так? – спросила она, устраиваясь на табурете у барной стойки в кухне, вылавливая из корзины с фруктами яблоко и вонзая в него зубы.

Я поставил фонарь на деревянную рабочую поверхность. Несмотря на острую боль, пронзавшую мой мозг, я решил сохранять спокойствие. Навязчивые поклонники знаменитостей в Лос-Анджелесе не могли удивить никого. Я знал, что как-то утром Стивен Кинг обнаружил в своей ванной комнате вооруженного ножом мужчину. Начинающий сценарист однажды пробрался к Спилбергу, чтобы заставить его прочитать сценарий. А сумасшедший поклонник Мадонны угрожал перерезать ей горло, если она откажется выйти за него замуж…

Долгое время эта участь обходила меня стороной. Я не появлялся на телевидении, отказывался от большинства интервью и, несмотря на настояния Мило, никогда не появлялся на сцене, чтобы продвигать мои книги. Даже гордился тем, что мои читатели ценят мои истории и моих персонажей больше, чем мою скромную персону. Но мои отношения с Авророй попали в прессу и помимо моей воли перевели меня из категории писателей в менее почетную категорию «публичных людей».

– Эй! Алло! Есть кто-нибудь на другом конце провода? – окликнула меня Билли, размахивая руками. – Можно подумать, что вас сейчас удар хватит с этими вашими глазами, похожими на яйца ласточки!

Та самая «образная» речь, как у Билли…