Гийом Мюссо - Бумажная девушка

– Присоединитесь ко мне? – поинтересовалась Билли, не открывая глаз.

Я подошел к джакузи. Ее окружали штук двадцать свечей, создававшие барьер из огоньков. Поверхность воды сверкала словно шампанское. Из прозрачной глубины золотистые пузырьки поднимались наверх от воздуходувной трубы.

Я отставил в сторону костыли, расстегнул рубашку, снял джинсы и опустился в воду. Она оказалась очень горячей, ее едва можно было терпеть. Распределенные по всему бассейну тридцать струй обеспечивали скорее возбуждающий, чем расслабляющий массаж, а с четырех сторон из мощных динамиков лилась обволакивающая музыка. Билли открыла глаза и протянула руку, чтобы кончиками пальцев коснуться лейкопластыря, которым Филипсон заклеил мне нос. Освещенное снизу, ее лицо казалось прозрачным, а волосы как будто поседели.

– Воин нуждается в отдыхе? – пошутила она, придвигаясь ко мне.

Я постарался устоять перед ее предложением:

– Не думаю, что стоит повторять эпизод с поцелуем.

– Посмейте только сказать, что вам не понравилось.

– Вопрос не в этом.

– Но ведь это подействовало: спустя несколько часов ваша дорогая Аврора с треском расторгла помолвку.

– Пусть так, но сейчас Аврора не с нами в джакузи.

– Что вы об этом знаете? – Билли уже была в моих объятиях. – В каждом номере отеля на террасе стоит телескоп, и все за всеми подсматривают. Разве вы этого не заметили?

Ее лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от моего лица. Глаза цвета липы, поры расширились от пара, на лбу блестели капельки пота.

– Возможно, Аврора сейчас смотрит на нас, – продолжала Билли. – Не говорите, что вас это немного не возбуждает…

Я ненавидел эту игру. Это было не мое. И все же, увлеченный воспоминанием о нашем предыдущем поцелуе, я позволил себе положить одну руку ей на бедро, другую на шею.

Билли нежно прижалась губами к моим губам, мой язык нашел ее язык. И снова случилось чудо, но длилось оно лишь несколько секунд, пока явная горечь не заставила меня прервать этот поцелуй.

У меня во рту появился кислый, острый и терпкий вкус, и я резко отпрянул. Билли казалась ошеломленной. Только в этот момент я заметил, что губы у нее почернели, а язык стал лиловым. Ее глаза горели, но кожа становилась все бледнее и бледнее. Она дрожала, клацала зубами и кусала губу. Встревоженный, я вылез из джакузи, помог выбраться ей и растер ее полотенцем. Я почувствовал, как ноги у нее ослабели, и она едва не упала. Ее сотряс сильнейший приступ кашля. Билли оттолкнула меня, чтобы нагнуться вперед, и ее вырвало. С болью она извергла из себя густую вязкую массу и рухнула на пол.

Но то, что я увидел, не было рвотными массами.

Это были чернила.

Клиника отеля. Час ночи

– Вы ее муж? – спросил доктор Филипсон, закрывая дверь палаты, в которой только что уснула Билли.

– Э… Нет, этого сказать нельзя, – ответил я.

– Мы ее кузены, единственные родственники, – пришел мне на помощь Мило.

– Гм… И часто вы принимаете ванну вместе с вашей «кузиной»? – сыронизировал врач, глядя на меня.

Полутора часами раньше, когда он готовился загнать мяч в сложную лунку, ему пришлось наспех натянуть белый халат поверх брюк для гольфа и примчаться к изголовью Билли. Он сразу оценил ситуацию как серьезную и сделал все, чтобы привести в чувство молодую женщину, госпитализировать ее и оказать первую помощь.

Вопрос Филипсона не требовал ответа, и мы прошли за ним в его кабинет, вытянутую комнату, выходившую на хорошо освещенную лужайку, гладкую, словно площадка для игры в гольф, в центре которой развевался маленький флаг. Подойдя к окну, можно было разглядеть мячик для гольфа, лежащий в семи-восьми метрах от лунки.

– Я не стану вас обманывать, – начал Филипсон, приглашая нас садиться. – Я понятия не имею, что за проблемы у вашей подруги и что спровоцировало этот кризис.

Он снял халат, повесил его на вешалку и сел лицом к нам.

– У нее сильный жар, тело сильно напряжено, ее вырвало всем содержимым желудка. У молодой женщины головная боль, она дышит с трудом и не может стоять, – перечислил он.

– Ну и? – бросил я, торопясь услышать диагноз.

Филипсон открыл верхний ящик стола и достал сигару, которая была еще в футляре.

– Налицо явные признаки анемии, – уточнил он, – но меня больше беспокоит та черная субстанция, которую она извергла из себя в значительном количестве.

– Она похожа на чернила, верно?

– Возможно…

Он задумчиво вытащил сигару «Коиба» из алюминиевого футляра и погладил ее, словно ожидая, что его осенит от прикосновения к табачным листьям.

– У нее взяли на анализ кровь, а также эту черную субстанцию и несколько волос, которые, судя по вашим словам, внезапно поседели.

– Но ведь такое случается, да? Я не раз слышал, что от эмоционального шока волосы могут поседеть за одну ночь. Так случилось с Марией-Антуанеттой в ночь перед казнью.

– Чушь, – отрезал врач. – Только химическое обесцвечивание может так быстро лишить волосы пигмента.

– У вас действительно есть средства для подобных исследований? – встревожился Мило.

Филипсон отрезал кончик гаванской сигары.

– Как вы могли заметить, наше оборудование новейшее. Пять лет назад старший сын шейха одной из нефтяных монархий отдыхал в нашем отеле. Молодой человек пострадал во время катания на водных лыжах: он на скорости врезался в скутер и от удара на несколько дней впал в кому. Его отец пообещал перевести внушительную сумму на счет клиники, если мы сумеем вытащить парня. Скорее в результате везения, чем моих усилий, он вышел из комы без последствий, и шейх сдержал обещание. Отсюда и наши условия для работы.

Мортимер Филипсон встал, чтобы проводить нас до дверей, и я попросил разрешения провести ночь рядом с Билли.

– Это глупо, – отрезал он. – У нас есть дежурная медсестра и два интерна, которые будут работать всю ночь. Ваша «кузина» – наша единственная пациентка. Мы ни на мгновение не оставим ее без внимания.

– Но я настаиваю, доктор.

Он пожал плечами и вернулся в свой кабинет, пробормотав:

– Если вам так хочется поспать в узком кресле и напрячь спину, воля ваша, но с вашим сломанным ребром и вывихнутой щиколоткой не жалуйтесь мне завтра утром, что вы не можете встать.

Мы с Мило расстались перед дверью в палату Билли. Я чувствовал, что он взволнован.

– Я волнуюсь за Кароль. Я оставил ей с десяток сообщений на автоответчике, но ни на одно не получил ответа. Я должен ее найти.

– Хорошо. Удачи тебе, старик.

– Спокойной ночи, Том.

Я смотрел ему вслед. Пройдя несколько метров по коридору, он резко остановился, развернулся и подошел ко мне.

– Знаешь, я хотел сказать тебе, что… что мне очень жаль, – признался Мило, глядя мне в глаза.

Глаза у него покраснели и блестели, лицо было помято, но вид был решительный.

– Я все профукал, вкладывая средства в рискованные предприятия, – продолжал он. – Считал себя хитрее других, предал твое доверие, тебя разорил. Прости меня…

Его голос прервался. Мило моргнул, и неожиданная слеза потекла по его щеке. Впервые в жизни увидев друга плачущим, я был и обезоружен, и смущен.

– Это слишком глупо, – добавил он, вытирая глаза. – Я считал, что самое трудное уже позади, но я ошибался. Самое трудное – не получить то, чего ты хочешь, а уметь это сохранить.

– Мило, мне наплевать на эти деньги. Они не заполнили пустоту, не решили ни одной проблемы, тебе это отлично известно.

– Ты увидишь, мы выберемся, как всегда, – пообещал он, пытаясь снова взять ситуацию под контроль. – Наша счастливая звезда не оставит нас и сейчас!

Прежде чем отправиться на поиски Кароль, Мило по-братски обнял меня, заверив:

– Клянусь тебе, я вытащу нас из этой передряги. Возможно, это займет какое-то время, но у меня все получится.

Я бесшумно открыл дверь и сунул голову в палату. В ней царил голубоватый сумрак. Я молча подошел к постели Билли.

Она спала беспокойным лихорадочным сном. Плотное одеяло скрывало ее тело, оставляя на виду только прозрачное лицо. Еще этим утром энергичная и жизнерадостная – белокурый вихрь, который разрушал мою жизнь, – эта молодая женщина за несколько часов состарилась на десять лет. Взволнованный, я долго стоял рядом, прежде чем осмелился положить руку ей на лоб.

– Ты странная девушка, Билли Донелли, – прошептал я, наклоняясь к ней.

Она заметалась по кровати и, не открывая глаз, пробормотала:

– Я думала, ты скажешь «странная доставала»…

– И странная доставала тоже, – сказал я, чтобы скрыть эмоции.

Я погладил ее по лицу и признался:

– Ты вытащила меня из черной ямы, в которую я соскользнул. Ты шаг за шагом заставила отступить печаль, которая пожирала меня. Твой смех и твоя настойчивость победили замуровавшее меня молчание…

Билли попыталась что-то сказать, но прерывистое дыхание и одышка заставили ее отказаться от этого.

– Я не оставлю тебя. Даю слово, – пообещал я, беря ее за руку.

Мортимер Филипсон чиркнул спичкой, чтобы зажечь кончик гаванской сигары, потом взял клюшку для гольфа, вышел на лужайку и прошел по ней несколько шагов. Мячик для гольфа находился метрах в семи от лунки на небольшом склоне. Мортимер с наслаждением затянулся, потом присел на корточки, чтобы определить, какой удар лучше нанести. Положение было непростым, но он уложил в цель уже сотню мячей с этой точки. Врач встал в позицию и сконцентрировался. «Удача – это лишь сочетание воли и благоприятных обстоятельств», – говорил Сенека. Мортимер выполнил удар так, словно от этого зависела его жизнь. Мяч прокатился по лужайке, как будто заколебался на своей траектории, пофлиртовал с лункой, но не упал туда.