Гийом Мюссо - Бумажная девушка

Гроза разбушевалась, за окнами повисла плотная пелена дождя. В уютном и изысканном интерьере бара «Бурбон-стрит» пальцы Авроры сыграли последние аккорды песни «A Case of You»[56], которую она только что исполнила бархатным блюзовым голосом.

Под аплодисменты она сделала глоток бордо из бокала, стоявшего на фортепьяно, и наклоном головы поблагодарила публику. Потом она опустила крышку инструмента, давая понять, что выступление закончено.

– Достаточно убедительно, – сказал я, подходя к ней. – Норе Джонс следовало бы опасаться конкуренции, если бы ты решила пойти по этому пути.

Аврора протянула мне свой бокал, бросая вызов:

– Посмотрим, не потерял ли ты навык.

Я коснулся бокала губами там, где она касалась его своими, и попробовал вино. Ей удалось приобщить меня к своей страсти к энологии, но она бросила меня раньше, чем я успел освоить азы.

– Э… «Шато-Латур» тысяча девятьсот восемьдесят второго года, – выпалил я наудачу.

Аврора чуть улыбнулась тому, что мне недоставало убежденности, потом поправила:

– «Шато-Марго» тысяча девятьсот девяностого.

– Я всегда пью кока-колу «лайт», чтобы не брать в голову год.

Она засмеялась, как смеялась до того, когда мы еще любили друг друга. Медленное движение головой, привычное для нее, когда она хотела понравиться, и золотистая прядь выпорхнула из-под заколки, удерживавшей ее волосы.

– Как поживаешь?

– Хорошо, – ответила Аврора. – А ты, кажется, задержался в нижнем палеолите, – заметила она, намекая на мою бороду. – А что с твоим ртом? Тебе сумели его пришить?

Я недоуменно сдвинул брови:

– Что пришить?

– Тот кусок губы, который откусила та блондинка в ресторане. Это твоя новая подружка?

Я не ответил на вопрос, заказав за стойкой «то же самое, что у мисс».

Аврора настаивала:

– Красивая девушка. Не элегантная, но красивая. В любом случае, то, что между вами, напоминает вулкан…

Я бросился в контратаку:

– А как у тебя с твоим спортсменом? Все хорошо? Возможно, это не самый остро наточенный нож в ящике, но физиономия у него что надо. В любом случае, вы хорошо смотритесь вместе. И это большая любовь, если судить по тому, что я прочел.

– Теперь ты читаешь такого рода журналы? Они написали столько глупостей о нас с тобой, что я думала, ты на эту удочку уже не попадешься. Что же до большой любви… Брось, Том, тебе отлично известно, что я в нее никогда не верила.

– Даже со мной?

Аврора сделала еще глоток вина, встала с табурета, подошла к окну и облокотилась о подоконник.

– Кроме нашей с тобой истории, мои романы никогда не были слишком пылкими. Они были приятными, но мне всегда удавалось экономить страсть.

Это была одна из тех ее способностей, которые нас развели. Для меня любовь была как кислород, единственное, что придавало жизни немного блеска, сияния и интенсивности. Для Авроры, какой бы волшебной ни была любовь, она в конечном итоге оказывалась только иллюзией и обманом.

Глядя в пустоту, Аврора уточнила свою мысль:

– Узы образуются и распадаются, такова жизнь. Однажды утром один остается, а другой уходит, и никто никогда не знает, почему. Я не могу отдать другому все с этим дамокловым мечом над головой. Я не хочу строить мою жизнь на чувствах, потому что чувства меняются. Они хрупкие и неопределенные. Ты их считаешь глубокими, а они устремляются за первой попавшейся юбкой или призывной улыбкой. Занимаюсь музыкой, потому что она никогда не уйдет из моей жизни. Люблю книги, потому что книги всегда будут со мной. И потом… Не знаю людей, которые любят друг друга всю жизнь.

– Потому что ты живешь среди самовлюбленных личностей, среди артистов и знаменитостей, где связи рвутся со скоростью света.

В задумчивости Аврора медленно вышла на террасу и поставила бокал на балюстраду.

– Мы не сумели выйти за пределы первого экстаза, – рассуждала она вслух. – Мы не сумели проявить настойчивость…

– Ты не сумела проявить настойчивость, – убежденно поправил я. – Это ты в ответе за провал нашей любовной истории.

Последняя молния распорола небо, и гроза удалилась с такой же скоростью, с какой налетела.

– Я хотел разделить с тобой жизнь, – продолжал я. – В глубине души я верю, что это и есть любовь: желание проживать все вместе, делая свою жизнь богаче благодаря отличиям в характере твоей «второй половины».

Облака начинали рассеиваться, вскоре среди облаков появилось голубое окно.

– Я хотел, – продолжал настаивать я, – чтобы мы что-то построили вместе. И был готов к этому союзу, готов преодолевать препятствия бок о бок с тобой. Едва ли нам было бы легко – легко никогда не бывает, – но именно этого мне хотелось: повседневности, торжествующей над препятствиями, которыми усеяно наше существование.

В баре кто-то сел за рояль. До нас доносилась интимная и чувственная вариация «India Song»[57].

Вдалеке я увидел Рафаэля Барроса, который направлялся к нам с доской для сёрфинга под мышкой. Чтобы не знакомиться с ним, я направился к деревянным ступеням, но Аврора удержала меня за запястье.

– Я все это знаю, Том. Знаю, что ничем нельзя владеть, ничего никогда не обещают…

В ее голосе было что-то волнующее и хрупкое, лакированная оболочка роковой женщина начала покрываться трещинами.

– Я знаю, что заслужить любовь можно, только отдаваясь душой и телом, рискуя все потерять… Но я не была готова сделать это, как все еще не готова к этому и сейчас…

Я вырвал руку из ее пальцев и спустился на несколько ступеней. Она добавила мне вслед:

– …Я прошу у тебя прощения, если заставила тебя думать иначе.

Район Ла-Пас. Начало второй половины дня

С сумкой на спине Кароль перепрыгивала с камня на камень, двигаясь вдоль извилистого берега.

Она остановилась, чтобы посмотреть на небо. Ливень шел меньше десяти минут, но этого оказалось достаточно, чтобы она вымокла с головы до ног. В мокрой одежде, со стекающими по лицу струями дождя, Кароль чувствовала, как теплая вода просачивается под ее футболку.

«Ну что я за дура!» – подумала она, выжимая волосы руками. Она не забыла взять с собой аптечку и зонтик от дождя и солнца, но не взяла ни полотенце, ни сменную одежду!

Прекрасное осеннее солнце сменило тучи, но было недостаточно тепло, чтобы ее высушить. Чтобы не чувствовать холода, Кароль решила возобновить бег, разрезая воздух равномерным ритмом, пьянея от красоты небольших бухт, сменявших друг друга на фоне гор, поросших кактусами.

На повороте петляющей тропинки, недалеко от песчаного берега перед ней неожиданно возник мужчина, вышедший из кустов. Пытаясь его обогнуть, она изменила направление бега, но зацепилась ногой за корень. Кароль вскрикнула и не смогла избежать зрелищного падения прямо в объятия навязчивого человека.

– Это я, Кароль! – успокоил Мило, нежно подхватывая ее.

– Какого черта ты здесь делаешь? – закричала она, высвобождаясь. – Ты преследовал меня? Ты просто больной!

– И сразу оскорбления…

– Перестань смотреть на меня глазами жареного мерлана, – выкрикнула Кароль, неожиданно заметив, что мокрая одежда не скрывает ее формы.

– У меня есть полотенце, – сказал Мило, роясь в своей сумке. – И сухая одежда тоже.

Кароль вырвала у него из рук сумку и ушла переодеваться за большую зонтичную сосну.

– Не вздумай подсматривать за мной, извращенец! Я не одна из твоих подружек!

– Ну как я могу тебя увидеть за такой ширмой, – ответил Мило, ловя на лету мокрые футболку и шорты, которые сняла с себя Кароль.

– Почему ты пошел за мной?

– Хотел провести с тобой немного времени, к тому же у меня появился вопрос, который я хотел бы тебе задать.

– Валяй, я готова к худшему.

– Почему ты мне сказала, что «Трилогия ангелов» спасла тебе жизнь?

Кароль помолчала, потом сурово ответила:

– Возможно, в тот день, когда ты поумнеешь, я расскажу тебе.

Странно. Мило и припомнить не мог, когда она была такой мстительной. Но он все же попробовал продолжить разговор:

– Почему ты не предложила мне сопровождать тебя во время прогулки?

– Хотела побыть одна, Мило. Это тебе в голову не приходило? – спросила она, натягивая пуловер с витым узором.

– Наше одиночество – это такая тоска! Быть одному – хуже и быть не может.

Кароль вышла из своего укрытия в мужской одежде, которая была ей слишком велика.

– Нет, Мило, самое плохое – это быть вынужденной выносить таких типов, как ты.

Тот принял удар.

– В чем конкретно ты меня обвиняешь?

– Забудь, потребуется часа три, чтобы составить список, – отмахнулась Кароль, продолжив спуск к пляжу.

– Нет, скажи! Мне любопытно, – признался Мило, подстраиваясь под ее шаг.

– Тебе тридцать шесть лет, но ты ведешь себя так, будто тебе восемнадцать, – начала она. – Ты безответственный и неуклюжий, ты бегаешь за телками, которых тут же бросаешь, для тебя ценны только ТПС…

– ТПС?

– Тачка, пиво, секс, – пояснила Кароль.

– Все?

– Нет. Я считаю, что женщина не может чувствовать себя рядом с тобой уверенно, – бросила ему в лицо Кароль, выходя на песок.

– Объясни.

Она встала перед ним, уперла кулаки в бедра и посмотрела ему в глаза:

– Ты принадлежишь к разряду «мужчин на минуту». Это ковбой, с которым женщина готова поразвлечься в минуту одиночества, с которым она, возможно, проведет ночь, но никогда не представляет такого мужчину в роли отца своих детей.

– Не все разделяют твое мнение! – попробовал защититься Мило.

– Нет, Мило. Все женщины, у которых есть хотя бы три грамма мозгов, думают в точности как я. Сколько нормальных девушек ты нам представил за это время? Ни одной! Мы видели многих, но они всегда одинаковые: стриптизерши, почти шлюхи или бедные жалкие девушки, которых ты подбираешь ранним утром, пользуясь их слабостью!