– Первый раз вижу вас улыбающимся, – призналась мне Билли.

Я взял картину под мышку, и мы двинулись через лес.

* * *

Нагруженные, словно мулы, потеющие и задыхающиеся – особенно я, – мы преодолевали откос за откосом в надежде скрыться от вертолета. Тот явно нас не засек, но его гудение через равные промежутки времени парило над нами словно угроза.

– Все, больше не могу, – объявил я, высовывая язык. – Что вы положили в этот чемодан? У меня такое чувство, будто я тащу сейф!

– Спорт тоже не для вас, – констатировала Билли, поворачиваясь ко мне.

– Последнее время я, возможно, несколько заржавел, – согласился я, – но если бы вы спрыгнули с третьего этажа, как я, вы не были бы такой насмешливой.

Босиком, с лодочками в руке Билли грациозно пробиралась между стволами деревьев и зарослями.

Мы спустились по очередной крутой тропинке, которая привела нас к покрытой гудроном трассе. Это была не национальная автострада, но все же достаточно широкая дорога, чтобы машины по ней ехали в обоих направлениях.

– Как по-вашему, в какую нам сторону? – спросила Билли.

Я с облегчением выпустил ручку чемодана и оперся обеими ладонями о колени, чтобы перевести дух.

– Понятия не имею. У меня на лбу нет карт от Гугл.

– Мы могли бы попробовать остановить машину, – предложила она, проигнорировав мое замечание.

– С таким багажом нас никто не возьмет.

– Вас никто не возьмет, – поправила Билли, – но меня…

Она присела на корточки, порылась в своей сумке и извлекла на свет новый наряд. Без всякого стеснения она сняла джинсы и сменила их на белые мини-шорты, а вместо жакета надела маленький светло-голубой пиджачок с широкими квадратными плечами от Бальмена.

– Меньше чем через десять минут мы будем сидеть в машине, – заверила она меня, поправляя очки от солнца, и пошла вперед походкой манекенщицы.

И я снова поразился той двойственности, которую она носила в себе и которая в мгновение ока превращала ее из простодушной и шаловливой молодой женщины в высокомерную и провоцирующую женщину-вамп.

– Мисс Туризм на колесах опустошила бутики на Родео-драйв, – бросил я, идя за ней следом.

– Мисс Туризм на колесах на вас наплевать.

* * *

Прошло несколько минут. Мимо нас проехало машин двадцать, не больше. Ни одна не остановилась. Мы добрались до первого щита, указывающего расстояние до парка Сан-Диегито, потом миновали второй на развилке с указателем на Национальную автостраду номер пять. Мы оказались на хорошей дороге, вот только двигались не в том направлении.

– Нужно перейти на другую сторону и остановить машину, – сказала Билли.

– Не хотелось бы вас огорчать, но, кажется, ваше очарование тоже имеет границы, нет?

– Через пять минут ваша задница окажется на кожаных сиденьях, спорим?

– Как хотите.

– Сколько у вас осталось денег?

– Чуть больше семисот долларов.

– Через пять минут, – повторила Билли. – Засекайте время. Ах да, у вас же теперь нет часов…

– А что вы мне дадите, если я выиграю?

Она не ответила, мгновенно став серьезной:

– Том, наверное, придется продать вашу картину…

– Это не обсуждается!

– Но как тогда вы собираетесь купить автомобиль и оплатить наше проживание?

– Но кругом ничего нет! Такую картину продают на аукционе, а не на первой попавшейся заправке!

Она нахмурилась, задумалась на минуту, потом предложила:

– Тогда можно ее не продавать, а заложить.

– Заложить ее? Это полотно мастера, а не кольцо моей бабушки!

Билли пожала плечами в тот момент, когда мимо нас неторопливо проезжал старый пикап цвета ржавчины.

Он проехали вперед добрые десять метров, потом сдал назад.

– Выкладывайте денежки, – потребовала Билли с улыбкой.

Два мексиканца в пикапе – садовники, работавшие днем в парке и возвращавшиеся каждый вечер в Плайяс-де-Росарито, – предложили довезти нас до Сан-Диего. Тот, что был постарше, выглядел так же мужественно, как Бенисио дель Торо, но на тридцать лет старше и на тридцать килограммов тяжелее. Молодой отзывался на нежное имя Эстебан и…

– …он прямо как сексуальный садовник из «Отчаянных домохозяек»! – возликовала Билли, которой он явно пришелся по вкусу.

– Señora usted puede usar el asiento, pero el señor viajará en la cajuela[35].

– Что он сказал? – спросил я, предчувствуя плохую новость.

– Он сказал, что я могу сесть в кабину, ну а вам придется довольствоваться кузовом… – ответила Билли, радуясь тому, что сумела сыграть со мной такую злую шутку.

– А вы, между прочим, обещали мне кожаное сиденье! – запротестовал я, влезая в кузов и устраиваясь среди инструментов и мешков с травой.

* * *[36]

Щедрый и насыщенный звук гитары Карлоса Сантаны вырывался из открытого окна пикапа. Это была настоящая колымага: старый «Шевроле» 1950-х годов, который перекрашивали раз десять, а километраж уже исчерпал запас цифр на спидометре.

Сидя на вязанке соломы, я вытер пыль, скопившуюся на картине, и обратился напрямую к «Голубым любовникам».

– Послушайте, мне жаль, но нам придется расстаться на некоторое время.

Я обдумал то, что мне сказала Билли, и мне только что пришла в голову мысль. В прошлом году журнал «Вэнити Фэар» попросил меня написать рассказ для рождественского номера. Принцип заключался в том, чтобы переписать классический сюжет – ересь для некоторых, – и я решил написать новый вариант моего любимого романа Бальзака. С первых строк читатели следили за жизнью молодой наследницы, растратившей все свое состояние. Она обратилась к ростовщику, в лавке которого она нашла «шагреневую кожу», способную исполнять желания ее обладателя. Должен признать, что этот текст, хотя он и понравился читателям, был не из лучших моих произведений. Но подготовка, которой потребовала эта работа, позволила мне познакомиться с интереснейшим персонажем: Йошида Мицуко был самым влиятельным ростовщиком в Калифорнии.

Как и клиника доктора Софии Шнабель, маленький бизнес Мицуко был одним из нужных адресов, который передавали друг другу сливки общества из «Золотого треугольника». В Голливуде, как и в любом другом месте, нужда в наличных деньгах возникала иногда даже у самых обеспеченных, желающих срочно оплатить некоторые свои безумства. И среди двадцатки ростовщиков в Беверли-Хиллз именно Йошиде Мицуко отдавали предпочтение богатые и знаменитые клиенты. Благодаря поддержке «Вэнити Фэар» я смог встретиться с ним в его лавочке около Родео-драйв. Он гордо называл себя «ростовщиком звезд» и без колебаний развесил по стенам фотографии, на которых он позировал с известными людьми, не столько польщенными, сколько смущенными тем, что их застали именно в тот момент, когда фортуна от них отвернулась.

Как настоящая пещера Али-бабы, его склад был полон разнообразных сокровищ. Помню, я там видел рояль джазовой певицы, бейсбольную биту-фетиш капитана команды «Доджерс», большую бутыль шампанского «Дом Периньон» 1996 года, картину Магритта, «Роллс-ройс» одного рэпера, сделанный на заказ, «Харлей» эстрадного певца, несколько ящиков вина «Мутон-Ротшильд» 1945 года и, несмотря на запрет киноакадемии, маленького позолоченного «Оскара» легендарного актера, об имени которого умолчу.

Я заглянул в телефон. Звонить я по-прежнему не мог, но доступ к телефонной книге сохранялся, и я легко нашел номер Мицуко.

Я наклонился вперед и крикнул Билли:

– Вы не могли бы попросить у вашего нового приятеля разрешения воспользоваться его телефоном?

Несколько секунд она вела переговоры с «садовником», потом ответила:

– Эстебан согласен, но это будет стоить пятьдесят долларов.

Не тратя времени на уговоры, я протянул ему банкноту и получил взамен старенькую «Нокию» 1990-х годов. Я с тоской посмотрел на телефон: старый, тяжелый, потертый, без фотоаппарата и вай-фай, но он хотя бы работал.

Мицуко ответил после первого гудка.

– Это Том Бойд.

– Что я могу сделать для тебя, мой друг?

Он относился ко мне хорошо, хотя я не понимал толком, почему. В рассказе я создал не слишком приятный его образ, но это не вызвало у него неудовольствия. Более того, эта «художественная» реклама создала вокруг него некую ауру, за что он меня и поблагодарил, прислав оригинальное издание «Хладнокровного убийства», подписанное Трумэном Капоте.

Я вежливо осведомился о его делах, и Мицуко признался, что из-за рецессии и краха на бирже его дела никогда еще не шли так хорошо. Он открыл второй магазин в Сан-Франциско и собирался открыть третий в Санта-Барбаре.

– Ко мне приходят врачи, дантисты и адвокаты и прикатывают мне свои «Лексусы», приносят коллекции клюшек для гольфа или норковые манто своих жен, потому что им больше не удается оплачивать счета. Но ты наверняка звонишь мне не просто так. Хочешь мне что-то предложить, я угадал?

Я рассказал ему о моем Шагале, но Мицуко проявил лишь вежливый интерес:

– Рынок искусства еще не вышел из кризиса. Зайди ко мне завтра, и я посмотрю, что смогу сделать.

Я объяснил, что не могу ждать до завтра, нахожусь в Сан-Диего, а наличные мне нужны через два часа.

– Полагаю, что телефон тебе тоже отрезали, – догадался он. – Я не узнал твой номер, Том. Учитывая количество сплетников в этом городе, все становится известно очень быстро…

– И что говорят?

– Что ты в яме и проводишь больше времени, поглощая таблетки, чем работая над новым романом.

Мое молчание было исчерпывающим ответом. Я слышал, как на другом конце провода он печатал на своем переносном компьютере, и догадался, что он проверяет котировки Шагала и суммы, которые были выручены за его полотна на последних аукционах.

– Что касается телефона, то я могу восстановить связь в течение часа, – неожиданно предложил Мицуко. – Твоя сеть ТТА, верно? Это обойдется тебе в две тысячи долларов.