– Пойдешь ко мне?

Девочка постояла в нерешительности, вдруг отпустила брюки деда и сложила ладошки к груди, продолжая во все глаза разглядывать Арину. И сделала первый робкий шажок, за ним второй, будто сомневаясь, а на третьем достаточно решительно потопала вперед.

– Ну во-о-от. – Арина подхватила ее на руки и поздоровалась, улыбаясь: – Привет.

И заглянула в глаза ребенка… и замерла, пораженная, обескураженная, чувствуя горячую волну, ударившую в голову, от которой мурашки пробежали по позвоночнику и заколотилось сердце…

Маленькая девочка смотрела на нее очень серьезным, непростым прямым долгим взглядом… янтарно-зеленых глаз Красногорского. Они были до того похожи, эти глаза, что на какой-то момент Арине подумалось, что у нее что-то неладное творится с разумом, сдвинулось что-то в голове от постоянных и бесконечных мыслей о нем…

А следом за первой оторопью, удивлением и промелькнувшим сомнением в своей разумности ее внезапно накрыло такой мощной волной нежности к этому ребенку, что она задохнулась, впуская в себя это огромное чувство.

А Симочка, все это время так и державшая ладошки сложенными и прижатыми к груди и смотревшая прямым, непонятным взглядом в глаза Арине, вдруг, коротко вздохнув, развела ручки, обняла девушку за шею и уложила головку ей на плечо.

– Ну, вот, – с явным облегчением произнес Аркадий Викторович, – ты ей понравилась, Ариш. Значит, подружитесь.

И предложил пройти в комнату Симочки, пообщаться там втроем. Таким порядком и отправились – он впереди, а Арина с Симочкой на руках за ним.

Комната была большая, светлая, прекрасно устроенная для маленького ребенка, с чудесной девчачьей кроваткой с балдахином, с удобным пеленальным столиком, шкафом для вещей и специальным шкафом для игрушек. Здесь же находилась кровать для няни – все лаконично, но продумано и явно обустроено с любовью.

Они сели на диван, Арина усадила между ними девочку, которая тут же забралась на колени к деду, продолжив рассматривать с большим интересом Арину.

– Ну что, Арина, как тебе наша Симочка? – спросил Аркадий Викторович.

Он нервничал, и при всем его умении владеть собой, при всем огромном опыте ведения непростых переговоров было заметно, что он переживает и прячет за бодростью тона свою напряженность.

– Замечательная девочка, – улыбалась Арина, поглядывая на малышку, не сводившую с нее глаз, – действительно маленькая для своего возраста. Матвей в год с небольшим был таким бутузом, весил под тринадцать килограммов, я его еле таскала на руках, а Симочка совсем малышка.

– Она у нас малоежка и весьма разборчива в еде, – не переставал улыбаться отец, непроизвольно поглаживая девочку по спинке, – но педиатр утверждает, что для ее конституции и возраста у нее нормальный вес и рост, – и, не выдержав, спросил напрямую: – Ты что-то решила?

– Да, – вздохнув, ответила Арина, – конечно, я ее заберу, пап. И, конечно, ни в какой детский дом не отдам, что за глупости. Какой детский дом, какая другая семья! Это наша девочка, и никому мы ее не отдадим.

Аркадий Викторович опустил голову, прикрыв ладонью глаза, и задержал дыхание, пытаясь справиться со слезами – не справился, резко втянул в себя воздух и снова задержал дыхание…

– Пап, ну ты что? – погладила его по руке Арина, успокаивая. – Все нормально, все в порядке.

– Спасибо, – сказал он, не поднимая головы, и повторил: – Спасибо тебе, Ариш.

– Ну что ты, ей-богу! – сама едва сдерживала слезы Арина. – Сейчас оба тут рыдать начнем, вот красота получится! Напугаем ребенка.

– Да-да, – согласился Аркадий Викторович, вытер торопливо, чуть смущаясь своей минутной слабости, слезы и посмотрел на дочь. – Ты не представляешь, какой камень сняла с моего сердца. – И, собравшись, переведя дыхание, спросил: – Я надеюсь, ты не осерчаешь, но я запустил процесс опекунства, еще до твоего согласия и решения. – И объяснил: – Мне осталось не так много времени, и я хотел бы успеть все уладить, пока еще остались силы. У меня есть хорошие знакомые и друзья, имеющие отношение к оформлению опекунства, и я попросил их ускорить формальности, а данные твоего паспорта у меня есть. И нам очень поможет, что ты не меняла фамилию. Но этот процесс можно остановить в любой момент, и если бы ты не смогла взять на себя такую ношу, не решилась, то все бы переигралось.

– Я не против, пап, что ты, даже наоборот, – уверила его Арина. – Очень хорошо, что механизм уже запущен. Ты для этого просил меня привезти целый ворох документов?

– Да, именно. Ты их собрала, успела?

– Все привезла и все успела. Справку о доходах я сама визирую, медкнижка при моей работе обязательна, а карта из поликлиники у меня дома, как и свидетельство о рождении, документы на квартиру и все остальные нужные бумаги.

– Тогда мы не будем откладывать и завтра, прямо с утра, займемся оформлением.

– Хорошо, – с готовностью согласилась она.

– Я так тебе благодарен, – снова повторил отец. – Я боялся уйти и оставить ее с чужими…

– Я понимаю, пап, понимаю, – уверила его Арина с преувеличенной бодростью и поспешила перевести этот разговор, спросив: – А молчит Симочка всегда или из-за того, что незнакомый человек рядом?

– Да нет, она у нас девочка общительная с близкими людьми, лопочет на своем языке бойко, я почти все понимаю, – благодарно подхватил тему Аркадий Викторович.

И вдруг, словно в подтверждение его слов, Симочка произнесла четко и ясно своим звонким голосочком:

– Мама, – и показала ручкой на Арину.

Арина с отцом оторопели, даже дыхание затаили, в изумлении глядя на ребенка, а Симочка поднялась на ножки с колен деда, протопала по дивану к Арине, протянула к ней ручки с явным требованием взять ее, и, когда Арина подхватила ребенка, та посмотрела на нее еще раз все тем же своим странным, поразительным для малыша такого возраста, прямым серьезным взглядом и повторила:

– Мама.

И обняла за шею, снова пристроив головку ей на плечо.

Арина осторожно прижала теплое маленькое тельце к себе, прикрыла глаза, и в этот момент неожиданно и мощно ее затопило, накрыв с головой, чувством бесконечной, огромной материнской любви к малышке, от которого перехватило дыхание и защемило сердце, и что-то изменилось навсегда в мире и пространстве, принимая, вплетая в новую реальность эту безусловную любовь матери к ребенку и ребенка к матери…

И абсолютно ясно и четко Арина вдруг поняла и осознала в полной мере, какое великое откровение и какие чувства пережил и испытал Артем Красногорский, держа на руках ее спящего сына Матвея.

Каково это – не вынашивая дитя, не рожая его, не воспитывая с грудного возраста, осознать и почувствовать истинную огромную родительскую любовь.

Это что-то определенно из области чудес – недоступное людскому пониманию Божье Провиденье. Все просто.


– А-ах. – Артем резко сел на кровати и выдохнул.

Сон был жарким и слишком уж реалистичным.

Ему снова снилась Арина, они целовались до одури, до реального, а не метафорического головокружения, до забвения, и срывали друг с друга одежду, и их несло вперед, и Артем во сне ощущал и переживал их соединение, и вот они вместе, что-то горячо шепча друг другу, целуясь, сливались в одно целое и, когда практически подошли к самому апофеозу, почти взлетели, какая-то сила отрывает его от нее, и он просыпается…

– Да чтоб тебя!.. – выругался Красногорский, постепенно приходя в себя от эмоционального потрясения, и жестко потер ладонями лицо. Этот сон снится ему все чаще и чаще, заставляя просыпаться в поту, на нерве, посреди ночи и возбужденно, судорожно думать об Арине.

Они не виделись уже больше двух месяцев. Сначала она рванула в Сочи, откровенно сбегая после их разговора, а потом неожиданно улетела во Владивосток и вот уж больше месяца сидела там.

А он все гадает – как она? Что у нее там? Почему задержалась так надолго, оставив бабушку и Матвея одних? Артем уж не один раз думал и порывался полететь в тот Владивосток и разобраться на месте, что, собственно, происходит у нее в жизни. Может, ей помощь нужна или дружеская поддержка? И каждый раз останавливал себя резонными аргументами – была бы нужна помощь, он бы уже знал. А так примчится – только хуже может сделать, что-то он не заметил с ее стороны горячего желания с ним общаться.

И «агент» его толком ничего не выяснила, только добавила лишних вопросов:

– Не знаю, Артемушка, что там у них. Аня сказала, что Ариша улетела по каким-то семейным делам, а по каким – не уточнила. Подробности я не выспрашивала, это не этично. Если бы Анечка захотела и могла, она бы мне сама рассказала.

Вот какие такие важные семейные дела? Что-то с отцом? Вроде бы он у нее во Владивостоке живет, но они, насколько известно Красногорскому, давно не общаются.

И эти сны, изводящие, яркие, реальные, черт бы их побрал!

После Арины у него не было секса ни с кем, ни разу за все эти два месяца, прямо монашествует, а не живет.

Недавно позвонила его бывшая пассия, с которой у них одно время происходил достаточно бурный роман и с которой они порой встречались для дружеского секса, когда оба были временно не в отношениях, и предложила встретиться, развеяться.

Красногорский было собрался, джентльменский набор купил: цветы, шампанское той марки, что любит дама, фрукты, элитные сыры и икру. И вдруг остановился перед тем, как сесть в машину и ехать к ней – неожиданно ярко представив, как все будет происходить по отработанной и отлаженной уже схеме: он приедет, она кинется на него, изображая страсть, и после первого захода они устроятся за барной стойкой ее кухни, будут пить шампанское и буднично рассказывать друг другу про дела-работу, про общих знакомых, сделают еще парочку неспешных заходов, без особой страсти и прыти, прекрасно зная все предпочтения друг друга в постели и в жизни.

И таким это показалось ему пустым и бессмысленным, чисто физиологичным актом, слегка приукрашенным легким антуражем, что стало кисло на душе, и ехать ему напрочь расхотелось. И он отговорился простым – «не могу», ни разу не соврав.