– А куда мы поедем? – услышал он женский голос позади себя и посторонился, дав дорогу выходящей из кафе паре.

– В одно чудное место, Джуди.

Фрэнк опять увидел длинное светло-зеленое платье, туго обтягивающее упругие бедра и волной расходящееся ниже колен, пару завитков на шее, под тщательно уложенным узлом волос… Мужчина усадил свою даму в отливающий серебром автомобиль, стоявший почти у самого входа в ресторан. Обходя машину, мужчина прошел мимо Фрэнка и взглянул ему в глаза. Фрэнк вздрогнул от блудливой улыбочки, скользнувшей по губам этого человека. Улыбочка была адресована лично ему, Фрэнку – именно такой усмешкой он сам не раз обменивался с товарищами по колледжу, уводя с танцев очередную девицу.

Лицо Фрэнка исказила гримаса, но мужчина уже захлопнул за собой дверцу. «Форд мондео» поехал по набережной, спугнув прогуливавшуюся парочку.

А Фрэнк забыл и об океане, и о не закуренной сигарете – до того сильно овладело им чувство гадливости не только по отношению к этому франту, но и к самому себе.

– Ты был на улице? – спросила Эмили, когда он вернулся в зал. – Та женщина только что вышла… Должна была пройти мимо тебя…

– Да, – резко перебил Фрэнк. – Но глаза я не видел.

Эмили изумленно смотрела на него, пораженная тоном, каким это было сказано.

– Зато видел задницу, – добавил он.

– Что с тобой? – холодно спросила она. Отвернувшись и немного помолчав, она взяла его за руку, не поворачивая, впрочем, головы. – Поезжай, проветрись. Сейчас придет Шон, вряд ли тебе хочется с ним общаться. Заезжай за мной через час.

– Хорошо, – тихо ответил Фрэнк. – Извини, Эми. Ничего не сказав, она легонько пожала его руку. К счастью, подруги Эмили в это время о чем-то оживленно спорили и не заметили тени, пробежавшей по лицу виновницы торжества.


От выпитого вина, необычности ощущения себя в вечернем платье, с прической и макияжем, от всей ресторанной атмосферы, а в особенности от настойчивых знаков внимания малознакомого мужчины, Джуди захмелела и ощущала себя окруженной сверкающим разноцветными веселыми блестками туманом. Сейчас все, что говорила Джулия, казалось ей справедливым, она корила себя за то высокомерие, с которым прежде относилась к сестре, считая ее недалекой и погрязшей в заботах о своих туалетах, не интересующейся ничем, кроме поклонников и престижности выбора знакомых. Теперь Джуди уже жалела, что прежде отвергала этот мир элегантных леди и джентльменов, мир красивых вещей, дорогих блюд, вкусных вин, мир танцев, в котором мужская рука крепко сжимает твою талию, а учащенное дыхание бьется о твою раскрасневшуюся щеку… Тот мир, где даже леди с седыми волосами, забыв обо всем на свете, счастливо улыбаются и кажутся себе и окружающим молодыми и прекрасными…

Роджер остановил машину, вышел и помог выйти ей.

– Куда это мы приехали? – спросила Джуди с таким выражением лица, с каким, верно, Алиса из сказки Кэррола ждала все новых и новых чудес, уже почти не удивляясь им.

– Как куда? – Роджер улыбнулся.

Они вошли в просторный холл, и он направился к человеку за высокой конторкой.

– Ваша дама… – Портье взглянул на него с едва скрытой насмешкой и повел рукой в сторону стеклянной двери, в которую они только что вошли.

Роджер, который собрался было обратиться к нему, с полуоткрытым ртом обернулся.

– Джуди! – крикнул он и поспешно пояснил: – Должно быть, что-то забыла в машине… Мы сейчас вернемся.

Портье кивнул, сделав нарочито серьезное лицо.

Каблучки Джуди быстро удалялись, их стук уже заглушали оживленные голоса прохожих, шум проезжающих автомобилей, песня девочки в соломенной шляпе с банджо в руках у дверей кафе на противоположной стороне улицы. Роджер пробежал несколько шагов, но передумал и вернулся к машине. Его распирала злость и желание добиться своего во что бы то ни стало.

Быстро догнав беглянку, он резко затормозил и выскочил из автомобиля.

– Что это значит, Джуди?! – закричал он, нагнав ее и крепко взяв за локоть.

– Оставьте меня! – тихо, но решительно произнесла она. Она смотрела на него не со злостью и яростью, как ожидал Роджер, а испуганно и робко. Поэтому он ослабил хватку и произнес мягко, как только мог:

– Вы не так меня поняли…

– Не так? Вы потащили меня в грязный отель – «чудное место», как вы сказали…

– Это вовсе не грязный отель! – возмутился было Роджер, но сдержал себя и добавил уже спокойно: – Это лучший отель в городе, там очень уютно.

– Пустите, – рванулась она.

Он выпустил руку, но преградил ей дорогу.

– Забудьте об этом, Джуди! Вы хотели, может быть, еще где-нибудь посидеть? Возможно, потанцевать? Или… покататься, посмотреть на вечерний город? Может, прогуляться пешком или посидеть на пляже? – Мысль о пляже вызвала у Роджера спазм где-то в нижней части живота.

Джуди молчала, не двигаясь с места, но, как только он перестал бросать в пустоту свои вопросы, двинулась снова, пытаясь обогнуть его.

– Джуди, – произнес он негромко, – ну простите меня, я идиот.

Она уже прошла мимо, но, услышав эти слова, остановилась и повернулась к нему.

– Отвезите меня домой, мистер Джонс.

– Как вам будет угодно, – покорно ответил он.


Фрэнк чувствовал себя пристыженным, словно провинившийся школьник. Заехав в кондитерскую, он был готов к новым поводам для раздражения.

– Ваш заказ сейчас принесут, одну минуту.

Интересно, как специалисты по замешиванию теста и взбиванию крема осуществили его идею порадовать Эмили «чем-нибудь французским»? Но когда он взглянул на торжественно вынесенный торт, то от души рассмеялся. Из невысокого бисквитно-кремового островка вырастала миниатюрная Эйфелева башня, сложенная из тонких вафельных трубочек, наполненных взбитыми сливками, нугой и мармеладом. Разноцветные шлепочки глазури скрепляли трубки на каждом стыке, придавая ей сходство с детской пирамидкой. Это хрупкое архитектурное сооружение с большой осторожностью поместили в коробку с высокой крышкой, перевязали ленточками, и Фрэнк, с застывшей на губах глупой улыбкой, бережно поместил коробку на заднем сиденье машины.

Дома у Эмили он быстро и ловко накрыл стол на две персоны, поставил у приборов по свече, а посередине стола – привезенную им бутылку «божоле». Торт был водружен на каминную полку, также между двух подсвечников. Из большой коллекции Эмили Фрэнк выудил пластинку Эдит Пиаф, поставил ее на старинный проигрыватель, а затем принес из своей комнаты еще одну пластинку и огромную книгу в яркой глянцевой обложке. Когда все приготовления были окончены, он закурил и вернулся в машину.

Подъезжая к ресторану, он заметил входящего туда мужа Хермины, Шона, и не стал останавливаться. Шон был утомительно общительным человеком и неизменно приставал к Фрэнку с рассуждениями о смысле и назначении искусства. Совершенно не разбираясь в предмете спора, он всегда так горячо отстаивал свои смехотворные суждения, что Фрэнк давно уже избегал его общества. Как профессионал, он вообще не любил обсуждать с непосвященными все, что хоть как-то касалось дела, которым он занимался.

Он немного поколесил по городу, а потом вновь свернул на набережную. Машин здесь было не так много, как в центре, в основном они отдыхали, ожидая своих хозяев у дверей ресторанов, кафе, баров, танцевальных клубов и казино, что тянулись вдоль всей набережной, полукругом обрамляющей город. Еще раз миновав ресторанчик, где Эмили отбывала ежегодную дружескую повинность, Фрэнк остановился у дверей какого-то бара и зашел пропустить стаканчик. Редко употребляемый им виски слегка обжег горло. Сидящий рядом у стойки мордастый тип в кожаной куртке с поднятым воротником бросил удивленный взгляд на костюм Фрэнка и пренебрежительно скривил губы. Но ожидание бесконечных поводов для раздражения, владевшее Фрэнком еще полчаса назад, уже покинуло его. Он только пожал плечами и, не допив, вышел на воздух.

Оглядевшись по сторонам, он перешел улицу и спустился к воде. Взметая холодный песок босыми ногами, он брел по пляжу, зажав под мышкой снятые туфли. Он вглядывался в темное небо, почти беззвездное в этот вечер, в сумрак океана, с отчетливой размеренностью подгонявшего свои волны почти к самым его ногам, и на душе его было легко, а в голове царила блаженная пустота.

Потом Фрэнк заметил маячившее впереди, в некотором отдалении, светлое пятно. Он вгляделся и различил контуры фигуры. Еще через несколько шагов, которые невольно стали шире и быстрее, глаза разглядели рядом с первой вторую темную фигуру повыше ростом. Пара остановилась, мужчина расположился на песке, а женщина подошла к воде. Фрэнк тоже остановился. Эти люди не нарушили внутреннего покоя, которым он только что наслаждался, они вряд ли могли заметить чье-то присутствие, а Фрэнк сейчас не прочь был полюбоваться на романтическую прогулку влюбленной парочки. Женщина подобрала подол платья и, осторожно ступая, вошла в воду. Мужчина что-то крикнул и сбросил с себя пиджак. Вскочив, он стал стаскивать брюки, и даже на таком расстоянии торопливость его движений бросалась в глаза. Женщина повернулась, и ее платье неожиданно сверкнуло нежно-зеленым. Фрэнк резко развернулся и стремительно зашагал по пляжу в обратную сторону.

Какое-то время до него еще доносились их возбужденные голоса, но вскоре он вновь остался в тишине наедине с самим собою. Однако раздражение не проходило, а лишь усиливалось. Он сам не мог понять, почему случайное стечение обстоятельств кажется ему чуть ли не назойливым преследованием, посягательством на его, Фрэнка, душевный покой. Перед его глазами стояла картина, которую сейчас, должно быть, он мог увидеть, если бы остался и дальше просматривать эпизод чужой жизни, словно фрагмент кинофильма.

Он видел брошенные на песок мужские носки и галстук, откинутое в сторону платье, волосы, падающие на плечи и грудь, брызги, застревающие в этих волосах… Отчего эта банальная сцена так бесила его? Ведь он даже не видел лица женщины, ее якобы печальных глаз, его не волновали ее чувства, как не волновали они того, кто сейчас, должно быть, нес ее на руках из воды, чтобы положить на песок. К мужчине же, с его блудливой улыбочкой и торопливыми движениями рук, Фрэнк испытывал омерзение. Он снова вспомнил свои перемигивания с однокашниками и понял, что должен разобраться, понять, что так мучило его весь этот вечер.