— Ах, миссис Лавертон, — не выдержал полковник, почти не скрывая злого сарказма и раздражения, — если бы все обладали вашей сдержанностью и добрым сердцем!

Он сумел всё же отделаться от навязчивости старой сплетницы и примкнул к друзьям. Сюда же подошёл и Раймонд Шелдон. Странно, но ему нравились друзья отца, он чувствовал себя с ними куда лучше, чем с Тэлботом и Иствудом. Только леди Холдейн иногда несколько шокировала его слишком откровенной прямотой суждений и удивительной прозорливостью. Впрочем, возраст давал ей такое право.

— Это хорошо, что вы не избегаете стариков, Раймонд, — заметил сэр Остин, тасуя карты, — у нас можно кое-чему научиться…

— Бросьте, Чилтон, — насмешливо перебила его леди Холдейн, — старики учат молодых старости.

— Ну, что вы, миледи, — изумлённо возразил Раймонд, — как можно? Люди Опыта учат наизабавнейшим вещам. Помню, как я смеялся, листая советы милорда Честерфилда, когда он рекомендовал своему сыну много читать, причём требовал не терять даже тех коротких минут, которые тому приходилось проводить за отправлением естественных потребностей; в эти минуты он рекомендовал сыну перечитать одного за другим всех латинских поэтов: покупать какое-нибудь дешёвое издание Горация, вырывать из него страницы две и уносить их с собою, где сначала читать их, а потом уже приносить в жертву Клоацине. Честерфилд утверждал, что любая книга, прочитанная таким образом, очень отчетливо запечатлеется в памяти. Разве не забавно? Правда, сам я советом милорда так и не воспользовался. Что-то в нём показалось мне… грубым.

Милорд Брайан насмешливо заметил:

— Не выделяйтесь чрезмерной утончённостью, Раймонд, — где тонко, там и рвётся…

— Простите, отец, — мягко улыбнулся Шелдон. — Я просто думал, что стихи можно приносить только на алтарь любви или скорби… но в ночной горшок? К тому же — рвать книги, помилуйте…

Мисс Летиция спросила, пробовал ли он сам свои силы на литературном поприще? «Неужели ни разу не написал мадригала в честь красавицы?» «Нет, он недостаточно ещё знает женщин…»

— Ну, для написания стихов о дамах — чем меньше знать их, тем лучше. Получится и глубже, и тоньше.

— Я полагала, Раймонд, — заметила леди Холдейн, — что вы сразу должны потерять голову. Начать совершать безрассудные безумства, увлечься…

— Для этого я, миледи, должно быть, чрезмерно рассудителен.

— Сильные страсти — свидетельства сильных чувств.

— Основание сильных страстей — слабая воля. Подлинная глубина чувств исключает и суету, и безумства.

— Вы странный юноша, Раймонд, — усмехнулась леди Холдейн, — глупые надежды молодости действительно порой излечиваются мудрой безнадежностью старости, но юная рассудочность странна. Я двадцать лет притворялась молодой, теперь вот прикидываюсь живой, но вы, по-моему, играете роль старика…

— Ну, что вы, миледи. Я просто слушал лекции старых профессоров, читал старых и даже древних писателей, если заболевал, предпочитал лечиться у старых и опытных врачей… Я люблю зрелый виноград и старые вина, мне нравятся не новомодные, но антикварные вещи. Помните Леонарда Райта? «Старое дерево лучше горит, на старой лошади безопаснее ехать, старые книги приятнее читать, старое вино приятнее пить, старым друзьям можно довериться…»

Но тут к ним подошёл сэр Винсент и, пригласив всех к столу, увёл его с собой виконта. Лорд Брайан предложил руку леди Холдейн и дорогой услышал он неё достаточно странные слова:

— Похоже, вы всё же перестарались, Шелдон. Желательно было спасти наследника вашего рода от раннего растления, вам это удалось, друг мой, но ваш мальчик, обладая врожденной светскостью, скучает со сверстниками. Между нравственной чистотой и стоицизмом есть граница. Боюсь, Брайан, что ваш сын пошёл дальше предписанного вами.

— Это, по-вашему, опасно, Фанни?

— Не знаю…

* * *

Между тем Сэр Винсент привёл Шелдона в центр компании молодых. В их кругу беседовали о предстоящем бале у Тэлботов, намеченном на ближайшую субботу. Здесь был Джон Лавертон, брат мисс Лилиан, юноша достаточно милый, но нельзя сказать, чтобы интересный. Молодость придавала ему свежесть, но ею не отличались ни его суждения, ни взгляды. Впрочем, сказать правильнее, никаких взглядов у Джона и не было, и потому его мнения по любому поводу сводились к тому, что он просто становился на точку зрения одной из сторон. Его приятель, мистер Саймон Вудли, брат Эмили, был юношей горячим и порывистым, любил охоту и удовольствия сельской жизни. Матери многих дочерей приглядывались к этим юношам с интересом, опытным взглядом отмечая в них те свойства, что делают молодых людей хорошими мужьями.

Молодой Сирил Салливан говорил больше, чем нужно, но не это было огорчительно. Он ещё и, как правило, говорил то, что было никому не нужно. Все считали, что он благовоспитанно глуп и тупо порядочен. Сейчас он высказал мысль, что балы начинают надоедать. «Все это так суетно и преходяще…» В разговор вмешалась Кора Иствуд. В её голосе слышался вызов.

— Отказываться от земных радостей, только потому, что они преходящи? Коли молодость отпущена ненадолго — надо постараться, чтобы она не прошла даром! Или вы полагаете иначе, мистер Шелдон?

Раймонд, памятуя, что молчаливая сдержанность — святилище благоразумия, хотел было уклониться от ответа. Но тут заметил, что вокруг него собрались Монтэгю, Иствуд, Тэлбот, Лавертон, Вудли и почти все девицы, и внимание всех приковано к нему. Он не заметил, как сзади подошли его отец и леди Холдейн.

— Я отвечу на ваш вопрос, мисс Иствуд, — вздохнул он, — если вы поясните мне одно обстоятельство. Сам я не понимаю. Для лорда Котесмора, который закончил свою жизнь с проваленным носом, молодость прошла даром или — недаром?

Леди Френсис беззвучно рассмеялась. Граф Шелдон закусил губу. С одной стороны, он бы и сам так ответил бы на подобный пассаж, но, с другой, он же предупреждал сына о необходимости особого отношения с красивыми женщинами! Мужчины опустили головы, чтобы скрыть улыбки. Мисс Кора растерялась, покраснела и, пожав плечами, пошла к столу. Раймонд Шелдон проводил её странной улыбкой, в которой было немного иронии и — чуть-чуть издёвки. Последнюю, он надеялся, никто не заметил.

— Стыдно вгонять женщин в краску, Шелдон, — пробормотал подошедший к нему Монтэгю. — Зачем говорить такие возмутительные вещи дамам?

— Вы меня поражаете, мой дорогой Джулиан. Давно ли вы стали так галантны и чувствительны? — поднял брови Шелдон. — А что до дам, то лучше бы они вместо смущения выказывали невинность, не понимая того, что услышали, или рассудительность, не слыша того, что им не положено понимать. Но и тут есть польза: смущение дам улучшает цвет их лиц, что позволяет сэкономить на румянах, — философично дополнил он и отошёл к сэру Чилтону и отцу, где его ждал тихий нагоняй милорда Шелдона за нахальство, выраженный, впрочем, мягко, так как леди Фанни незадолго до того успела заметить графу шёпотом, что его сынок — просто прелесть.

В зал из парка зашла леди Софи Радстон. Совсем недавно овдовевшая, несмотря на сравнительную молодость, она уже успела прославиться редкостным мотовством и весьма предосудительным поведением. Злые языки уверяли, что она весьма сократила жизнь своему супругу отказом иметь детей и растратой весьма значительных сумм, но теперь внезапная смерть мужа и её бездетность привели к печальному итогу: богатейшее имение досталось младшему брату графа Невила Радстона — Даниэлю, а вдова оказалась вынужденной искать нового мужа. Впрочем, как бы ни была подпорчена её репутация, привлекательность она сохранила.

Ей представили молодого Шелдона, Раймонд сказал пару комплиментов, но намётанным взглядом опытной кокетки леди Софи поняла, что увлечь такого мужчину будет непросто. Сам Шелдон был, пожалуй, удивлён: леди Софи порхала по залу как бабочка. Вникнув в положение леди, он даже пожалел её. Да, нелегко, смею вас уверить, приходится женщине, которая в тридцать всё ещё хочет казаться девочкой. Между тем милорд Брайан вспомнил об опасности, о которой забыл предупредить сына, и торопливо отвёл его в сторону.

— Нравится ли вам эта особа, леди Радстон, сэр? — тихо спросил он Раймонда.

Тот удивился — и удивление читалось в его взгляде, обращённом на отца.

— Милорд, если я сказал леди Холдейн о своей любви к старине, это не значит, что я предпочитаю старых женщин молодым. Это только вина улучшаются от времени.

Граф вздохнул с заметным облегчением, всё-таки тихо заметив сыну, что он правильно поступит, если будет держаться подальше от этой особы. Сын кивком головы выразил полное послушание и готовность держаться от леди Радстон так далеко, как только сможет.

* * *

Джулиан Монтэгю, высказывая возмущение Шелдону, лукавил. Раймонд на самом деле порадовал его, хотя Джулиан и не показал этого. Он находил взгляды виконта противоречащими человеческой природе и хотел, чтобы суждения Шелдона ригоризмом и аскетикой отпугнули бы мисс Кору Иствуд, как отпугивали многих и в Кембридже. Невероятная высота нравственных требований — это прекрасно, господа, но юные леди предпочитают чувству долга — радости жизни.

В эту минуту к Монтэгю, уже севшему за стол, обратился Лоренс Иствуд. «Хорошо ли тот знает виконта Раймонда Шелдона? Они ведь знакомы, не правда ли?» Джулиан вежливо ответил, что они с виконтом учились вместе.

— А правда ли, что мистер Шелдон прославился в Кембридже тем, что демонстративно игнорировал бордели, предпочитал одиночество вечеринкам и, говорят, до сих пор ещё не познал женщину? — со скрытой, но ощутимой насмешкой спросил Лоренс.

Монтэгю учтиво улыбнулся, но заметив, что мисс Кора прислушивается к их разговору, вся буквально обратившись в слух, достаточно громко ответил, что мистер Шелдон развлечения действительно игнорировал и любил уединение, но прославился глубочайшим интересом к богословию и своими выдающимися работами по Оккаму и Канту, за которые дважды получил университетскую премию. Монтэгю краем глаза заметил, как замерла в немой задумчивости мисс Иствуд. Рано поняв, какую власть даёт её красота над мужчинами, Кора не привыкла умерять её воздействие и сейчас совершенно не могла понять, почему её чары не действуют на Раймонда Шелдона. Она хотела думать, что виконт нарочито изображает безразличие, или втайне увлечён кем-то. Но Кора не заметила, чтобы он оказывал предпочтение другой. Тогда мисс Иствуд сочла, что лучше всего пробудить его ревность, и стала заигрывать с мистером Монтэгю и мистером Тэлботом, овладела вниманием обоих, но не добилась своей истинной цели — Шелдон был по-прежнему холоден.