Потом он снова посмотрел на фотографию и вздохнул.

— И если будешь так жить, то жизнь твоя пройдет нескучно и быстро. И это очень хорошо! — добавил он и потрепал на прощание молодого доктора по плечу.

Они вместе вышли из кабинета. Ни рыба ни мясо простился с Женей в коридоре и грузно потопал по направлению к выходу, как старый слон, с трудом передвигая отекшие ноги.

20

Примерно год спустя, такой же роскошной белой ночью, как и в ночь гибели Наташи, Алексей Фомин с женой возвращались с дачи. В этот раз Алексей выпил много. Почему-то он не захотел остаться ночевать на природе, и, силой запихнув жену в их прежний светло-перламутровый «мерседес», он со скоростью сто шестьдесят километров в час без всякой на то необходимости погнал в город. На каком-то участке ремонтируемой дороги он вскользь зацепил оградительный щит. Алена завизжала, Алексей ничего не понял. Щит разлетелся в куски, крыло машины оказалось сильно помято, полировка безнадежно испорчена, но он этого даже не заметил, пока они не приехали. Он продолжал бешено гнать по дороге. К счастью, на его пути не встретилось никого. У подъезда он резко затормозил и чему-то усмехнулся. Покачиваясь, он вышел из машины и с издевкой предупредительно открыл перед женой дверцу, помогая ей выйти. Алена вылезла из автомобиля, еле живая от пережитого страха, с трясущимися коленями, с перекошенным ртом. В молчании они поднялись в лифте на свой этаж, вошли в квартиру. Прямо в ботинках и брюках Фомин завалился в спальне на розовое японское покрывало и, не думая ни о чем, лежал и смотрел в потолок налившимися кровью глазами. Алена большими глотками пила воду прямо из-под крана. Через некоторое время она вошла к нему в спальню.

— Ты что же думаешь, — сказала она, еле сдерживая гнев, стягивая обрызганные водой узкие брюки, — если тебе не дорога твоя жизнь, то и мне должно быть на все наплевать? Ты ошибаешься! Не для того я ездила на допросы к поганым ментам и парилась на экспертизе в психушке, чтобы ты уморил меня просто потому, что тебе самому, видите ли, жизнь осточертела!

Алексей был пьян сильно, но вести непосредственный диалог еще мог.

— Хотел бы я посмотреть на тебя, — сказал он, закуривая и презрительно щурясь, — как бы ты стала обманывать этих поганых ментов и российский суд, если бы не мои деньги и не мои адвокаты. И в психушке тебе пришлось бы париться не две недели, как я устроил, а гораздо дольше!

— Не кури в постели! — только и нашлась что ответить жена и вышла из комнаты.

Вернулась она внезапно, через минуту, вся в слезах.

— Ты даже не представляешь, что мне пришлось пережить! — рыдала она во весь голос. — Ужасные люди, дикари! Бездарный следователь, угроза тюрьмы, суд! А думаешь, две недели в психушке для здорового человека пустяк?

— Поэтому ты сейчас и ловишь радости жизни, оттягиваясь в постели со всеми подряд, кто только первый подойдет к тебе поближе и заглянет в вырез твоего платья? — Алексей говорил это без злости, равнодушно и даже, пожалуй, лениво.

— Поневоле будешь оттягиваться, если муж импотент! За год ты не переспал со мной и пяти раз! Может, вместе с твоей подружкой на тот свет отправилось и твое мужское достоинство?

Он с трудом повернул голову к ней и сел на кровати.

— Послушай, Алена, — сказал он серьезно. Так серьезно, что ей показалось, что хмель вылетел из его головы. — Ведь ты убила ее, понимаешь? Как же ты можешь жить так спокойно — ходить, гулять, есть, пить, спать, делая вид, что ничего не случилось?

Голос Алены по-прежнему резал уши звуком распиливаемого на станке металла.

— Напомню тебе, если ты позабыл! Суд признал меня невиновной! Суд решил, что это вы со своей подругой довели меня до состояния аффекта, в котором я и совершила это убийство! Я цитирую слова моего судьи! Адвокат сказал, что я женщина вспыльчивая и неуравновешенная и твою так называемую прогулку восприняла как личное оскорбление! Оскорбление, за которое и поплатилась жизнью твоя подруга! А что касается тебя, дорогой, то я не думала никогда, что ты такой слюнтяй и разиня! Что в трудную минуту ты только и можешь, что распускать сопли! Тебя обставили конкуренты со всех сторон, а ты только пьешь да смотришь в потолок! Еще вздумал читать мне морали! Посмотри на себя! Превратился в мешок, набитый дерьмом!

Алексей снова лег, отвернулся к стене и молчал. Вдохновленная своей правотой, Алена начала кричать снова:

— Два филиала, что ты хотел открыть в южной части города, уже накрылись, ведь так? Твой бывший друг, между прочим, мне сегодня сказал, что, если ты не отдашь ему долг, он вынужден будет забрать у тебя офис и твой единственный салон! И тогда ты — никто! Забулдыга и бомж! Ты хоть это понимаешь? Что, приткнулся к стенке и молчишь?

— Отвали от меня! Как ты мне надоела! Отстань! — Он не хотел даже смотреть на нее.

— А правда всегда глаза колет! — Алена почувствовала, что вправе уколоть его посильнее. А ей очень хотелось его уколоть. Она действительно провела вовсе не сладкий год. Тот, первый, летний суд был отложен, дело отправили на доследование, и на какое-то время ее все-таки поместили под стражу. Правда, Алексей, надо отдать ему должное, постарался максимально сократить срок ее пребывания и в тюрьме, и в психушке. Но когда наконец ее отпустили домой, она обнаружила, что муж изменился неузнаваемо. Он будто с брезгливостью и презрением отодвинулся от нее, а она искала жалости и сочувствия и не могла понять, за что, собственно, он стал ее презирать.

Ужас, какие начались у них ссоры! Они били словами по самому больному, ничего не щадя. Ребенок, их сын, пока Алена отсутствовала, находился у бабушки. Остался он у нее и теперь и был поглощен сугубо своими проблемами. Алена с ужасом поняла, что отвоевала мужа, но осталась одна. Но быть одной никогда и никак не входило в ее планы. Тюрьма выявила в ней самые грубые, затаенные стороны. Тюрьма ее озлобила и закалила. Алена стала цинична и не скрывала этого, постоянно ругалась, обо всем говорила с нескрываемой злостью. Это был не тот снисходительный, все понимающий, все прощающий легкий цинизм, присущий врачам, который Алексей отмечал в разговорах у Наташи, это был цинизм жестокого прямолинейного человека, уподобляющегося зверю, когда тому грозит голод.

Алене грозило безденежье. Сколько всего передумала она за этот год! Но думала она не о прошлом, о будущем! Наплевала бы она теперь своему пропитому муженьку прямо в рожу, если б знала, чем ей заняться, где взять денег! Замуж снова — никто не разбежался, не предлагают. Даже секретаршей ее не возьмут — не знает она ни иностранного языка, ни компьютера. Не уборщицей же идти, да еще от прежнего-то образа жизни! Правду говорят, от хорошего к плохому переходить тяжелее! Нет уж! Она должна заставить своего слюнявого Фомина взяться за ум!

Ну подумаешь, пришила она эту заразу зазря! А пусть не лезет! И поделом! Алена довольно ухмыльнулась. Надо же, никогда не стреляла, а тут с первого раза умудрилась попасть! Видимо, разозлилась уж очень.

Ну да Бог с ней, Фомин в этом сам виноват, нечего было разводить тогда вечер воспоминаний! Что же теперь, думать об этом всю оставшуюся жизнь? Может, в монастырь ей еще прикажут идти? Антона на следующий год, если не поступит в институт, в армию могут забрать, о нем надо думать! А где ему поступить, если он без матери совсем отбился от рук? Домой ночевать уж совсем не приходит, мотается черт знает где! Да и она после этой дурацкой тюрьмы подурнела… Ей нужны деньги! Деньги! На косметику, массаж, шейпинг… Уехать бы за границу, в Италию… Хоть на год, чтобы отдохнуть, все забыть… Деньги!

Где их взять? Только один она видит выход. Алексей должен прийти в себя и работать. Работать, работать и еще раз работать, как завещал всем великий вождь пролетариата. (Великий вождь, правда, к слову сказать, завещал всем учиться, но Алена классиков знала лишь понаслышке.) В конце концов, Алексей же помог выбраться ей из тюрьмы. Долг платежом красен. Она должна Алексею помочь! Без нее он сопьется и пропадет! Алена решительно сцепила зубы и подсела к Фомину на кровать.

— Ну, Алеша, Алешенька!

Он, застонав, зажмурил глаза, а она продолжала его трясти, пока он не выдавил из себя:

— Ну что тебе?

— Ты пойдешь на работу?

— Зачем?

— Как зачем, Алексей? В доме нет денег, мы живем в долг! Ты должен идти на работу и там работать, не пить!

— Обменяй доллары!

— Сколько можно менять? Мы и так живем на старых запасах! Ты скоро год ничего не приносишь, сплошные убытки!

— Убытки у нас из-за твоих адвокатов, докторов и милиционеров! Забыла уже, что писала в записках? Не помнишь, как давала указания, сколько надо дать тому, этому и еще другому? А теперь я иди вкалывай?

— Ну послушай, теперь уже все позади! Надо снова начать жить!

— Я не хочу жить!

— Почему? Ведь вначале было все так хорошо! Ты меня успокаивал, даже жалел, говорил, что мне ничего не будет… Даже шубу мне новую замечательную купил! Когда я приехала в ней на суд, все только ахнули!

— Вот теперь ее и продай!

— Ну еще чего! А кто мне новую-то купит? Ты теперь неизвестно когда еще на ноги встанешь, а я не привыкла ходить плохо одетой! Я у тебя еще ого-го! Разве не видишь?

— Особенно после того, как отмылась и вставила передний зуб.

— Алексей, как ты можешь! Ведь я его потеряла в тюрьме!

— Да знаю я, орехи грецкие грызла! Не строй из себя диссидентку, не я тебя в эту тюрьму затащил!

— Да, грызла орехи! А что, скажешь, мне без витаминов нужно было там сидеть?

— Ну и не жалуйся! Даже у обезьян хватает ума орехи раскалывать, а не грызть!

— Алексей, поцелуй меня! Я твоя обезьянка!

— Отвяжись! Голова трещит! — Он опять отвернулся и застонал.

Алена унеслась в кухню и растворила аспирин в стакане холодной воды.

— Пей, несчастный алкаш!

— Как ты смеешь, скотина! Мерзавка и тварь!