— Невероятно, — выдохнула девушка, сглатывая голодную слюну. — Боже, как я хочу есть!

Переложив ежа на приготовленные листья подорожника, Драгомир разрезал его. Выбросив ни на что не пригодную голову, поделил пополам оставшееся мясо. И наконец, обжигаясь и торопясь, изголодавшиеся спутники с жадностью приступили к еде.

Кате, увлеченно обсасывавшей и разгрызавшей каждую косточку, показалось, что она никогда в жизни не ела ничего вкуснее. Драгомир с усмешкой подумал, что эта девушка с ее хищными белыми зубками, которые так ревностно трудятся над каждым кусочком, похожа на одичавшую кошку, что устрашающе рычит над уворованным куском мяса, придерживая его лапой, чтобы никто не отнял.

Пока Катя наслаждалась ежатиной, он спустился к реке за водой, набрал котелок и, вернувшись наверх, приладил над костром рогатину, чтобы вскипятить воду.

Горсть поникших цветочков клевера, брошенных в кипяток, придала воде сладость, и вскоре, завершая трапезу, они уже пили горячий, бодрящий отвар.

Удовлетворенно выдохнув, Катя передала остывший котелок Драгомиру и в очередной раз поймала на себе его пристальный взгляд.

— Ну что ты так смотришь на меня? — пряча внезапное смущение, произнесла она.

— Не бойся, отметину глазами не прожгу, — отозвался Драгомир. — Ты в Москву едешь, на ярмарку невест, так что привыкай, что и смотреть на тебя будут, и все стати твои оценивать, точно у молодой кобылицы.

— Ну хоть в зубы-то смотреть не станут? — пошутила Катя.

— Кто знает… — парень серьезно пожал плечами. — А смотрю я на тебя потому, что хочу понять: нет ли в тебе цыганской крови? Сдается мне, что не обошлось в твоем роду без цыгана.

Кате не надо было смотреться в зеркало для того, чтобы убедиться, что Драгомир прав. Ей с детства были знакомы эти сомнения посторонних людей в отношении ее, и к тому, что все встречные цыгане видят в ней свою соплеменницу, она давно привыкла.

Копна черных, разметавшихся волос и персиковый оттенок кожи придавали ее лицу вид диковатый и экзотический. Из-под длинных бровей смотрели большие, приподнятые к вискам, темно-карие глаза; тонкий нос с чувственно выгнутыми, как у индийского божка, крыльями и родинка в уголке крупного, яркого рта, — все черты типичной цыганской красавицы, но их скульптурная тонкость и изящество были почти безупречны.

Катя покачала головой:

— Едва ли, Драгомир, предки о том умалчивают. А вот кормилица моя действительно наполовину цыганка. И, кстати, очень красивая женщина.

— Жива кормилица твоя?

— Жива, — с улыбкой кивнула Катя. — Вот устроюсь в Москве и ее к себе возьму.

— Что ж сразу не взяла?

— Ой, слава Богу, что не взяла! — Катя с ужасом отмахнулась от него. — Если бы с ней что-то случилось, я бы этого не пережила…

— Пережила бы, — отозвался Драгомир. — Такая, как ты, переживет все, что Бог пошлет. Даже когда мир вокруг начнет рушиться, — все равно выстоишь.

Сорвав чахлую травинку, Катя задумчиво затеребила ее, чуть нахмурив соболиные, устремленные к вискам брови. Слова цыгана вновь напомнили ей о предсказании. Но спросила она о другом:

— Не пойму я никак, Драгомир, почему позволяю тебе разговаривать со мной так по-свойски, да еще и «тыкать»? Околдовал ты меня, что ли?

— Сам не знаю, — после долгого молчания сдержанно выговорил Драгомир. — Я когда тебя увидел, подумалось: вот девушка, с которой меня судьба крепкой веревкой связала. Даже если уйду, ни слова ей не сказав, судьба все равно опять вместе сведет. Вот и понимай, как хочешь…

Ей бы возмутиться его речам, ставящим на одну доску наследницу древнего княжеского рода и безымянного бродягу. Но отчего-то на душе стало чуть теплее. Впрочем, меньше всего его слова походили на признание в любви, и Катя ясно видела, что цыган далек от нежных чувств.

— А свое будущее ты можешь видеть так же, как чужое? — чтобы не молчать, спросила она.

— До сих пор не видел, сегодня первый раз чуток осенило. Да я и чужой судьбы раньше не видел, первый раз так получилось, — отозвался Драгомир. — Так вот оно… Самому удивительно.

Помолчав, Катя нерешительно произнесла:

— Можно спросить тебя? Ты сказал, что изгой. За что же изгнали тебя?

Она невольно поежилась, когда Драгомир устремил на нее холодный взгляд:

— А вот это не твоего ума дело, княжна. Изгнали — значит, было за что.

— Прости, — виновато сказала Катя. — Я не хотела обидеть тебя.

— Ты и не обидела, — сухо сказал Драгомир.

Они замолчали. Еще несколько часов, и совсем стемнеет, мысленно отметила Катя, взглянув на угасающее в небе солнце. И что тогда они будут делать ночью в этом комарином краю?

Словно в ответ на ее мысли, невдалеке послышался звон колокольчика. Драгомир легко поднялся с травы и глянул на дорогу. Пожалуй, уже не имело смысла привередничать. Надо попытаться сбыть княжну с рук, пока есть возможность. Иначе, кто знает, не свалит ли ее лихорадка после купания в ледяной воде. Тогда и его умения не помогут, если девушке придется провести ночь в лесу на промозглом холоде.

Нарядный экипаж с почтовым колокольчиком под дугой, ехал вдоль берега, направляясь в их сторону, за ним следовала тяжело нагруженная бричка с откидным верхом. Катя невольно забеспокоилась, видя решимость, с которой Драгомир встал на дороге. Она понимала, что он хочет сделать, но мысль о том, что им предстоит сейчас так неожиданно проститься, вдруг болезненно резанула ее.

Увидев незнакомца, преградившего путь, ямщик натянул поводья и обрушился на цыгана с градом бранных слов:

— Эй, чего надо, прощелыга? Милостыню, что ли, просишь? А ну, пошел прочь!

Едущая следом бричка тоже остановилась, и двое здоровенных гайдуков, спрыгнув наземь, с угрожающим видом направились в сторону Драгомира. Но цыган недвусмысленным жестом раскрутил над головой кнут и произнес:

— Назад, парни.

Гайдуки попятились. Нарядная и смазливая, как субретка, горничная, сидевшая в бричке, испуганно ойкнула.

— Что случилось? Почему мы стоим? — из кареты высунулась кокетливо одетая дама средних лет, с недоумением и некоторой опаской посмотрела на возмутителя спокойствия. За ее плечом показалось еще одно заинтригованное женское лицо.

Драгомир, поклонившись очень почтительно, проговорил:

— Сударыня, выслушайте, прошу вас. Здесь барышня в беду попала. Может быть, не откажетесь помочь ей?

— Что за барышня? — осведомилась дама.

— Да не верьте вы ему, барыня, — не сводя с цыгана настороженного взгляда, вмешался ямщик. — Видно же, что мазурик, в засаду какую-то заманивает…

Дама, повелительным жестом прервав ямщика, снова обратилась к Драгомиру:

— Ну же, рассказывай.

— Здесь мост обрушился, видели? — начал Драгомир. — И карета в реку упала. У барышни этой и слуги, и воспитательница погибли, она одна выплыть сумела.

Выслушав его, дама заметила:

— Ну хорошо, может быть, так оно и было. А что же в полицию не обратилась за помощью барышня твоя? Хотя бы волостной пристав где-нибудь поблизости должен быть.

— У нее ни одежды, ни документов нет, — негромко сказал Драгомир. — Кто ей поверит?..

Дама чуть заметно усмехнулась.

— А ты какое отношение имеешь к этой барышне?

— Я — никакого. Просто веревку ей кинул и на берег вытащил. А теперь ей как-то до Москвы добраться надо, где родители ее живут. Может быть, вы возьмете на себя труд до Москвы ее довезти? Или хотя бы до ближайшей станции почтовой. Ей хотя бы отлежаться в тепле надо, чтоб не простыла.

Дама кивнула:

— Ну хорошо, показывай, где твоя барышня. Посмотрим на нее.

Один из гайдуков втихомолку ворча, опустил подножку и помог барыне выбраться из кареты. Ее спутница, высокая, рыжеволосая девушка с очень серьезным веснушчатым личиком, пожелала присоединиться к ней. Следуя за Драгомиром, дамы сошли с дороги и двинулись к костру, возле которого сидела Катя. Шествие завершал подозрительно озирающийся гайдук.

При виде незнакомых женщин, Катя, которая не все поняла из разговора, напряглась и до самого подбородка закуталась в одеяло.

— Барышня, говоришь? — не без иронии произнесла старшая из дам, разглядывая ее.

В самом деле, без элегантного платья и модной прически, Катю нелегко было бы принять за девицу дворянского происхождения. А вот за цыганку, как уже было сказано, — очень легко. Поэтому она прекрасно уловила подтекст в словах незнакомки и, вздернув подбородок, надменно проговорила по-французски:

— Вы сомневаетесь в моем происхождении, мадам? Это ваше право. Но ваша помощь, несомненно, будет достойно вознаграждена моими родителями.

— Довольно, мадемуазель, — прервала ее незнакомка. — Я верю вам. Буду рада оказать вам помощь, и не стоит обижать меня разговорами о какой-то плате. Это совершенно излишне между людьми одного круга.

— Благодарю вас, — улыбнулась Катя и неловко поднялась, стараясь, чтобы кафтан надежно прикрывал ее тело.

Дама пристально осмотрела ее с ног до головы:

— Что же, у вас и вправду нет никакой своей одежды?

— Увы, она вся пришла в негодность, ее пришлось разрезать, — Катя ощутила, как вспыхнули щеки.

— Ну что ж, подберем что-нибудь. Дойдем до кареты, а потом отдадите вашему спасителю его одеяние. Он должно быть изрядно замерз, — дама с добродушной усмешкой бросила взгляд на Драгомира. — Кстати, мадемуазель, я еще не знаю самого главного. Ваше имя?

— Княжна Шехонская Екатерина Юрьевна, к вашим услугам.

— О, какой громкий титул! — сказала дама. — Впрочем, он идет вам куда больше, чем маркиза де Карабас, хотя это первое, о чем я подумала, услышав рассказ вашего спасителя. Если вы, конечно, понимаете, о чем я…