— Вы ничего не хотите рассказать мне?

Завернувшись в снятое с кровати покрывало, княжна холодно-вопросительно взглянула на своего спасителя.

— Почему я должна что-то рассказывать вам?

— Не должны. Просто, если вы хотите, чтобы я поверил в то, что вы княжна Шехонская…

— Знаете, сударь, мне совершенно безразлично, поверите вы в это или нет, — прервала его Катя.

Бахметьев помолчал.

— Хотите немного коньяку? — неожиданно предложил он.

Катя заколебалась. Ей нечасто приходилось пробовать что-то крепче сбитня, разве что глоток церковного вина во время причастия, но, попробовать, пожалуй, стоило. Кроме того, начатый разговор все-таки требовал завершения.

— Не откажусь, — кивнула она.

Бахметьев взял зажженный подсвечник и подал руку Кате. Юноша и девушка вышли из спальни, сопровождаемые ревнивыми взглядами четверки воздыхателей, прошли в парадную часть дома и расположились в кабинете князя Шехонского.


[1] То есть, к проституткам.

* * *

Бахметьев подкинул дров в пылающий камин, и остановился возле столика с коньячным прибором. Катя огляделась. В кабинете отца мало что изменилось, разве что он показался ей куда меньше, чем в детстве. Опустившись в кресло, стоявшее возле огня, она старательно закуталась в покрывало и бросила оценивающий взгляд на своего спасителя.

Это был юноша лет двадцати трех, чуть выше среднего роста, стройный, прямой, с крепкими плечами и той особенной печатью утонченности во всем облике, которая даже под рубищем неизменно отличает истого дворянина. Густые белокурые волосы обрамляли тонкое лицо с безупречно правильными чертами, спокойное, словно отстраненное. Светло-зеленые, удлиненного разреза глаза, точеный, прямой нос, губы с насмешливой складкой и упрямый подбородок, — все говорило о силе характера, но силе удивительно сдержанной и аристократической.

Катя мысленно призналась себе, что никогда еще не встречала более красивого и обворожительного молодого человека. И екнувшее в груди сердце, похоже, было с ней абсолютно согласно.

Налив немного коньяку в два бокала, гвардеец подал один из них девушке и на минуту задержался возле окна, наблюдая за поспешным отъездом своих приятелей, которое более походило на бегство. Наконец он опустился в кресло, стоявшее напротив. Катя сделала осторожный глоток, закашлялась и, едва удержав гримасу отвращения, поставила бокал на столик. Но и глотка спиртного ей хватило, чтобы ощутить приятное тепло, быстро охватившее все ее тело.

— Ну что ж, рассказывайте, — подбодрил гвардеец.

— Что вы хотите, чтобы я рассказала вам? — нахмурилась Катя.

— Начните с главного, — посоветовал Бахметьев.

— Возможно, я и начала бы с главного, если бы вы наконец представились, — надменно отозвалась девушка. — Не имею ни малейшего желания разговаривать с незнакомцем.

Юноша усмехнулся:

— Может быть, разбудить вашего так называемого брата, чтобы он официально представил нас друг другу?

— А вы что, так пьяны, что не помните собственного имени? — парировала Катя.

— Просто я считаю дурным тоном представляться без участия посредника, но поскольку вас это не смущает, так и быть: прапорщик лейб-гвардии Семеновского ее императорского величества полка, Бахметьев Михаил, к услугам прекрасной дамы, — молодой человек не без иронии склонил голову в поклоне.

— Ах, бедный! Неужели вы до сих пор прапорщик? — с подчеркнутым сочувствием отозвалась Катя. — А в чем же дело? Почему так медленно идет продвижение по службе? Вакансии нет в полку или… бордели отвлекают?

Скрестив руки на груди, Михаил с некоторым интересом взглянул на нее:

— По некоторым причинам я и вправду очень давно жду следующего чина, но вы-то откуда можете знать об этом?

Катя негромко рассмеялась:

— Да я много чего знаю о вас, Бахмет. Знаю, что ваш род ведет начало от Чингисхана, и ваш предок, царевич Аслам Бахмет, триста лет назад перешел на службу к Василию Темному. Знаю, что вы родом из Ростова, у вас девять братьев и сестер и потому рассчитывать на достойное наследство вам не приходится. Еще знаю, что в прошлом вы — поручик, но разжалованы за дуэль. Также знаю, что вы — первый задира в полку и по какой-то странной прихоти случая пользуетесь успехом у женщин…

— Вот так вот значит, да? — с юмористической мрачностью прервал ее Михаил. — Это что же, у мадам Канижай на всех имеется такое dossier (досье (франц.), или же я один удостоился подобной чести?

— Мне рассказал об этом Саша! — рассердилась Катя. Взяв бокал со столика, она храбро сделала пару глотков, сморщилась и с пристуком поставила его на столешницу, расплескав напиток и едва не разбив стекло.

— Эй, эй, осторожнее, — усмехнулся Бахмет. — Если вы думаете, мадемуазель, что битье фамильной посуды убедит меня в том, что вы здесь хозяйка, то вы сильно ошибаетесь.

Не сдержавшись, Катя захихикала. Ей не хотелось признаваться себе в этом, но молодой гвардеец с каждой минутой занимал ее все больше.

— Лучше поведайте, что еще говорил обо мне ваш… э-э-э… Александр.

— Еще? — Катя важно кивнула и подняла глаза к потолку, словно надеясь высмотреть там нужные сведения. В голове зашумело, но мысль о том, что алкоголь уже начал свое действие, не слишком ее озаботила. — Еще он говорил мне, что вы очень недалекий субъект, болтун, сплетник и шулер.

Михаил в изумлении приподнял брови:

— Это он вам говорил обо мне?

— Да, — очень серьезно подтвердила Катя, но через мгновение, не выдержав взятой на себя роли, фыркнула и невинно произнесла: — То есть, нет, конечно. Это я пошутила.

Бахмет смерил ее убийственным взглядом и, взяв кочергу, принялся молча ворошить дрова в камине. По мере того, как затягивалось молчание, девушка ощутила нечто вроде раскаяния.

— Вы обиделись? — негромко произнесла она.

— А вы как думаете? — бросив зазвеневшую кочергу, Михаил снова откинулся на спинку кресла и скрестил на груди руки. — Благодарите Бога, что вы женщина, мужчин я отправлял на тот свет за куда менее обидные шутки.

— Вы тоже обижаете меня, — хмуро отозвалась Катя. — Обижаете тем, что не верите мне.

— А какие у меня основания верить вам, мадемуазель? — холодно сказал Михаил, устремив на нее немигающий взгляд. — Александр, хотя мы знакомы не первый год, до сих пор никогда не упоминал о том, что у него есть сестра. Да и княгиня Софья Петровна, на моей памяти, ни разу не вспоминала о том, что у нее есть дочь.

У Кати вытянулось лицо.

— Неужели это действительно так… — тихо проговорила она.

Боль, отразившаяся на лице девушки, была такой явной, что Михаил невольно внимательнее взглянул на нее.

— Я сожалею, если обидел вас, — продолжал он, слегка смягчившись, — но вы расскажите мне всю правду и тогда посмотрим, смогу ли я вам поверить. Где вы жили до сих пор, возможно, воспитывались в монастыре? И каким образом, если вы действительно княжна Шехонская, оказались в карете содержательницы борделя?

— Ах вот что вас смущает больше всего, — Катя надменно улыбнулась, мысленно молясь, чтобы щеки не вспыхнули опять. — Это просто случайность. Если вам любопытно, я могу рассказать.

— Сделайте милость, — кивнул собеседник, отпив глоток из бокала, и поудобнее устроился в кресле. — Если я удостоверюсь, что вы именно та, за кого себя выдаете, то последующая беседа пойдет значительно легче.

— Я именно та, за кого себя выдаю, — Катя гневно сверкнула глазами. — И о том, что представляет из себя мадам Канижай, я узнала только приехав сюда, со слов Александра. Я ехала в Москву…

— Откуда, позвольте узнать?

— Из-под Новгорода. Я живу в поместье моего отца, селе Вольногорском, если вас это интересует. В пути у меня сломалась карета, и мадам Канижай предложила подвезти меня. Она была очень любезна, да и выглядела благовоспитанной дамой, так что у меня не было никаких оснований не доверять ей. Но и выхода тоже не было.

Бахметьев скептически приподнял бровь:

— Не понимаю. Вы что, ехали одна?

— Нет, разумеется. Со мной была моя гувернантка и люди.

— Что же с ними сталось, позвольте полюбопытствовать?

Катя ответила не сразу.

— Они погибли.

— Час от часу не легче! — откинувшись в кресле, Бахметьев с видимым изумлением уставился на девушку. — Да с вами не соскучишься, милочка.

— Ну все, довольно! — Катя резко поднялась. — Я не ярмарочный Петрушка и не собираюсь выворачиваться наизнанку ради вашей забавы.

С этими словами она направилась к двери, но гвардеец, быстро поднявшись, удержал ее за локоть.

— Екатерина… Юрьевна, простите, если снова обидел вас, но поймите и вы меня. То, что вы рассказываете, больше похоже на французский роман, чем на реальную историю.

Катя осторожно высвободилась, плотнее запахнувшись в покрывало, и остановилась, глядя в лицо юноши.

— Это означает только одно, сударь, — холодно отозвалась она, — что у вас на редкость мизерный жизненный опыт.

Михаил засмеялся:

— Ну хорошо. Оставим в покое скудость моего жизненного опыта, кою я горестно оплакиваю. Есть очень простой способ удостовериться в вашей правдивости.

Катя невольно напряглась, следя настороженным взглядом за молодым человеком. Подойдя к письменному столу, он взял стоявший там колокольчик:

— Я звоню и вызываю прислугу, идет? Ведь люди должны знать, кто вы такая?

— Звоните, — фыркнула Катя. — Только я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь пришел. Что-то они не очень торопились прийти, когда мне нужна была помощь.

Михаил пожал плечами:

— Вы их не звали, вот они и не пришли. К тому же, Александр отпустил их, когда больше не было необходимости в их услугах. Они, должно быть, спят, и ничего не слышали.