— Нет, я не заражусь, — возразил его хозяин. — Я перенес потницу в юности. — Он отнес Блейз в экипаж и положил на сиденье.

Путешествие продолжалось, но на этот раз с лихорадочной поспешностью. Геарта понемногу поправлялась, а Блейз только начинала бороться с болезнью. Требовалось как можно скорее доставить ее домой. Капитан отправил вперед двух посыльных, чтобы предупредить слуг.

Взошла луна и ярко осветила дорогу. Постепенно местность вокруг становилась все более знакомой, и наконец впереди появились владения Лэнгфорда. Кавалькада галопом пронеслась через спящие деревни, торопясь доставить свой драгоценный груз домой и избрав более короткую дорогу вдоль реки. Воды Уая, посеребренные лунным светом, создавали иллюзию покоя. Наконец впереди показался дом с освещенными окнами — в Риверс-Эдже с тревогой ожидали прибытия хозяев.

Слуги высыпали из дома, едва они подъехали к крыльцу. Дверцы экипажа распахнули прежде, чем Энтони успел спешиться, бережные руки подхватили графиню и вынесли ее наружу, а затем помогли слабой Геарте.

Блейз унесли в ее спальню и уложили в заранее приготовленную постель. Рой служанок суетился вокруг, раздевая Блейз и переодевая в сухую рубашку.

— Девушки будут сидеть у постели ее светлости всю ночь, милорд, — объявила мистрис Эллис, экономка.

— Нет, — покачал головой Тони, — я сам буду ухаживать за ней. — Он сбросил дорожный плащ и камзол. — Принесите мне все, что понадобится, скажите, что я должен делать, и пусть поблизости остаются только те, кто уже перенес болезнь.

— Милорд, не мужское это дело — ухаживать за больной женщиной, — упрекнула мистрис Эллис.

Энтони вскинул голову, и его глаза наполнились такой болью и страхом, что экономка попятилась.

— Она — моя жена, — просто ответил он и пододвинул кресло поближе к постели. «Какая она маленькая», — думал он, глядя на Блейз. Когда ее тело начинало содрогаться, он испытывал острую боль. Он вспоминал, как в юности переболел потницей вместе с Эдмундом — оба они почти не страдали, болезнь не продлилась и двух дней, но множество людей тогда умерло.

Блейз не может умереть. Этого не будет! Он должен так много сказать ей. Им предстоит еще столько сделать вдвоем. Она — его жизнь. Она — сердце Лэнгфорда. Бог не отнимет ее у детей, у мужа, у слуг. Энтони осторожно вытирал пот с лица Блейз и вновь клал влажную ткань ей на лоб.

Жарко… жарко… почему так жарко? Блейз недоумевала. Еще никогда лето в Эшби не бывало таким жарким. Мама!

Где же ее мама? А Блисс? И Блайт? Где мама? Должно быть, кормит малыша — в доме всегда есть малыш. Этого назвали Дилайт. Отец Иоанн разгневался, когда мама объявила ему, как будут звать девочку. А мама рассмеялась, объяснив, что ребенка надо окрестить как Мэри-Дилайт — точно так же, как ее другие дочери были крещены Мэри-Блейз, Мэри-Блисс и Мэри-Блайт. Мама считает, что Мэри — лучшее из имен святых.

Жарко… снова жарко… Выйдут ли они замуж? Ведь у них нет приданого. Папа и мама тревожатся. Старший сын сквайра пытался поцеловать ее в саду, но она оттолкнула его. Он не посмел пожаловаться. Блисс считает, что она, Блейз, поступила глупо — сын сквайра взял бы ее в жены и без приданого. Но она скорее останется старой девой, чем выйдет замуж за этого самодовольного олуха. Пусть Блисс забирает себе этого скользкого лягушонка, а ей предназначен более высокий удел.

Она выходит замуж! О, как ей страшно… но никто не должен заметить ее страха. Графине не подобает выдавать свои чувства. Надо найти сестрам мужей, помочь им всем.

О, как он красив! Если бы только ее муж был таким же привлекательным! Прошу тебя. Благословенная Дева, пусть мой муж будет добрее Энтони Уиндхема!

Эдмунд! Эдмунд! Боже мой, как я люблю тебя! У нас есть дочь, а я хотела, чтобы в Лэнгфорде появился наследник. Нисса? Ты хочешь назвать ее Ниссой? Чудесное имя, милорд! Эдмунд, я люблю тебя. О Эдмунд, не уходи! Не умирай! Только не ты! Ненавижу тебя, Энтони! Ты убил моего Эдмунда!

Господи, как мне страшно! Как страшно! Почему все кланяются и лебезят передо мной — только потому, что король пожелал лечь со мной в постель? Я хочу домой, в Риверс-Эдж, но уехать не могу. Напрасно я сбежала из дома.

Нельзя плакать — он оскорбится. Прошу, не надо принуждать меня! Мне не нужен любовник! Почему я испытываю наслаждение, ведь я не хочу его? Ничего не понимаю…

Бедный Гэл… непросто быть королем. За власть, как и за все остальное, надо платить. Все о чем-нибудь мечтают, вот и Гэл хочет сына, но королева не может его родить. Он говорит, что его брак незаконный. Не знаю, правда ли это…

Бедный Гэл, бедный… Что будет со мной, когда я ему наскучу? Этого я не хочу. Не желаю! Бедный Гэл — у него остался только Уилл, шут, и я его понимаю…

Жарко… жарко… почему мне так жарко? Хочу открыть глаза, но не могу. Помоги мне, Тони!

Он беспомощно наблюдал всю ночь, как ее тело покрывается потом. Она горела в лихорадке, а ему оставалось только класть мокрый компресс на лоб и убирать его, заставлять ее выпивать глоток вина или холодной воды. Она непрестанно стонала, беспокойно ворочалась на постели, а он ничего не мог поделать.

Утром две служанки вошли в комнату и принесли с собой свежее белье и распоряжение от мистрис Эллис: его светлости следует перекусить, пока служанки перестилают постель графини. Энтони с трудом поднялся и, обеспокоенно взглянув на жену, покинул спальню. Но отсутствовал он недолго — только проведал Геарту и убедился, что она уже поправляется. Горничная расплакалась, узнав, что ее госпожа терпит муки.

— Напрасно она ухаживала за мной, милорд! Если бы я только могла запретить ей! О, если она умрет, я никогда себе этого не прощу!

— Она могла заразиться еще при дворе и не обязательно от тебя, Геарта. Не вини себя. Блейз не умрет. Этого не будет. Мы все нуждаемся в ее помощи. А теперь скорее поправляйся и помоги мне выходить мою жену.

— Вы сами ухаживаете за ней, милорд? — Горничная была так же потрясена, как мистрис Эллис вчера ночью.

Энтони улыбнулся.

— Я должен быть с ней, — ответил он и ушел, пообещав напоследок сообщать горничной, как идут дела у ее госпожи. В кухне он прихватил тарелку холодного мяса, хлеба и сыра, а затем вернулся в спальню Блейз, где служанки уже перестелили постель и переодели свою госпожу. С поклоном они удалились, оставив Энтони наедине с женой.

Он медленно жевал — скорее по привычке, чем из чувства голода. Он не ощущал вкуса еды. Только крепкое вино заставило его очнуться. Блейз лежала так неподвижно, ткань на ее лбу высохла от жара. Ей не становилось легче. «Господи, помоги ей, — взмолился Энтони, — помоги!» Не прошло и нескольких минут, как у Блейз началась дрожь.

Жарко… о, как жарко! Теперь она жена Энтони. Не Эдмунда, а Энтони. Энтони солгал королю, чтобы жениться на ней. Ему не следовало лгать Гэлу, но эта ложь была удобна для самого короля. Гэл даже не заподозрил его в обмане. Энтони солгал потому, что любил меня. Он и теперь меня любит! И я люблю его! Да иначе и быть не может — он так добр ко мне, он заботится о Ниссе. Дилайт любит Энтони… бедняжка… Жаль причинять ей боль. Я не люблю тебя, Тони, — нет, нет! О да! Так нельзя! Надо быть верной памяти Эдмунда! Я не скажу, и никто никогда не узнает.

Нет, Бог все знает. Что же мне делать? Королева не станет меня слушать! Бедный Гэл! Мистрис Болейн — злобное существо. Она будет женой короля. Бедный Гэл!

Проходили часы, а Блейз лежала без чувств в кровати, то сгорая от жара, то дрожа так, что Энтони замирал от ужаса. Наступила ночь, и эрл отошел от ложа жены. чтобы проведать Геарту и сказать, что ничто не переменилось.

Вернувшись в спальню, он обнаружил на столе еду и равнодушно, без аппетита перекусил, оставив почти половину на тарелке.

Надо намочить тряпку в воде. Выжать ее. Убрать со лба сухую и заменить се мокрой. Выпей, мой ангел. Поднести кубок к ее губам и осторожно влить в них немного вина.

Пей, Блейз, тебе нужно пить. У него слипались глаза, но он не мог уйти, пока опасность не миновала. Он с трудом прогонял сон, его голова клонилась на грудь, и Энтони резко просыпался. Наконец он задремал.

Жарко… жарко… будет ли ей когда-нибудь прохладно?

У нас родился сын. О, как он красив! Я буду звать его Филиппом. Не Эдмундом — Эдмунд мертв. Не Энтони — Энтони у меня уже есть. И не Генри — слишком уж много вокруг Генри, не хочу, чтобы о его отцовстве спорили те, кто не умеет считать на пальцах. Филипп, я люблю тебя.

Как ты похож на своего отца! Я люблю и твоего отца, сынок, но разве я могу сказать ему об этом? Нам придется расстаться, сынок, — меня зовет король. Я — подданная короля. Бедный Гэл, как он страдает! Ему нужен сын, такой, как мой Филипп. Как он страдает от любви к мистрис Болейн! Он любит ее, я знаю, но она не признается в своих чувствах. Кажется, и она его любит — она так ревнует. Бедный Гэл, он этого не знает.

Жарко… Жарко… Но не так жарко, как прежде. Прежде жар был нестерпимым, а теперь слегка утих. Король не знает, что он любим. Энтони не знает, что я его люблю. Надо сказать ему об этом, но сначала — доставить Геарту домой.

Она так больна, моя добрая Геарта! Надо непременно сказать Энтони, что я люблю его! Я должна это сделать! Что если я умру и он об этом никогда не узнает? Нет, надо сказать! Энтони! Энтони!

— Энтони! — еле слышно прозвучал в комнате ее шепот. — Энтони!

Блейз открыла глаза и увидела, что Энтони сидит рядом. Его лицо заросло густой щетиной, рубашка была расстегнута у ворота. Он выглядел встрепанным и измученным.

— Энтони! — в третий раз позвала она.

Он услышал ее голос сквозь сон и внезапно проснулся.

— Блейз! — Энтони сорвал с ее лба тряпку и приложил к нему руку. Лоб был холодным! Лихорадка отступила, Блейз перенесла болезнь. — О мой ангел, ты будешь жить!

Слава Богу, ты выжила!

— Энтони, я люблю тебя, — прошептала она. — Я люблю тебя!

Он ощутил, как слезы наворачиваются ему на глаза, и смутился, смахнув их ладонью.