Все, что оставалось Блейз, — сидеть рядом с горничной, время от времени поить ее и обтирать влажной тканью.

Наступила ночь. Капитан отправил одного из своих людей сменить Блейз и вывел ее из сарая в теплые сумерки, напитанные ароматом медуницы. Почти сразу Блейз воспрянула духом — вечер был так чудесен. Ради такого вечера стоило жить. Он обещал еще более прекрасное завтра. Наверняка ее молитвы будут услышаны!

С постоялого двора вернулись слуги с едой и флягой эля. Капитан устроил свою хозяйку на трехногом табурете, обнаруженном в сарае, и подал оловянную тарелку с куском пирога с крольчатиной — еще горячим, только что из печи, с хрустящей коричневой корочкой, теплым домашним хлебом, ломтиком острого твердого сыра и вложил в другую руку оловянный кубок пряного темного эля.

— Справитесь с этим — получите еще, — с улыбкой пообещал капитан.

Блейз поблагодарила его и принялась за еду, в одну минуту проглотив пирог, — она вдруг обнаружила, что проголодалась. Хлеб она съела, положив на него сыр. Закончив, она подобрала с тарелки последние крошки, но все еще была голодна и подошла туда, где сидели капитан и остальные слуги. Ей дали ветчины, еще хлеба и сыра, и, наконец насытившись, Блейз сонно зевнула и попросила капитана:

— Я посплю до полуночи, а потом разбудите меня — я посижу с Геартой. Только не забудьте, капитан.

— Я непременно разбужу вас, миледи.

Блейз вернулась в сарай, завернулась в плащ капитана и быстро заснула. Проснулась она внезапно, ощутив на плече руку капитана.

— Как она?

— По-старому, миледи, — ответил капитан, — но с каждым часом шансов на то, что она выживет, прибавляется.

Завтра здесь будут эрл и его люди. А что касается мистрис Геарты, она либо выживет, либо умрет — потница редко длится больше двух дней.

Ночь тянулась с мучительной медлительностью. Единственными признаками жизни в сарае были храп спящих мужчин и шорох крыс в соломе. Время от времени Блейз осторожно снимала нагар со свечки — ее единственного источника света, — боясь, что искра попадет в сено, которым был набит сарай. Геарта то и дело стонала, однако страшная дрожь прекратилась. Жар по-прежнему не утихал, но пот, который прежде лился с нее ручьем, сменился влажной испариной.

Ближе к рассвету Блейз с трудом удавалось держать глаза открытыми. Набитый желудок не способствовал бодрствованию. Несколько раз ее голова клонилась на грудь, дважды она плескала себе на лицо воду из ведра, чтобы взбодриться. Наконец, не в силах удержаться, она задремала и проснулась внезапно от гробовой тишины в сарае, где вдруг стихли все звуки. Перепугавшись, она протянула руку и коснулась лба Геарты — она слышала, что горничная еще дышит, но ее дыхание было очень слабым.

— Миледи?

Голос Геарты! Слабый, едва уловимый, но тем не менее голос Геарты! К тому же впервые за несколько дней она открыла глаза и смотрела прямо на Блейз.

— О Геарта, ты жива! — радостно воскликнула Блейз. — Ты жива, ты выжила!

Геарта с трудом улыбнулась хозяйке, а затем, закрыв глаза, погрузилась в почти здоровый сон.

— Она выжила, — заявил капитан, присев рядом с Блейз. — Теперь ей нужен только отдых, но потница, хвала Богу, оставила ее в покос!

Блейз расплакалась от счастья, а капитан поднялся и стал смущенно переминаться с ноги на ногу. Инстинкт повелевал ему утешить женщину, но рассудок запрещал это — ведь Блейз была его госпожой. К радости капитана, она вскоре успокоилась.

— Со мной все хорошо, капитан, — сказала она, — но если бы кто-нибудь мог посидеть с Геартой, я вышла бы подышать свежим воздухом, — не дожидаясь ответа, она поднялась и вышла навстречу разгорающемуся дню.

Рассвет только начинался, и небо на востоке приобрело оранжево-алый оттенок, который сменился кораллово-розовой полосой, а затем — густо-лиловой. Она переходила в лавандовую и окаймлялась золотой лентой, протянувшейся вдоль всего горизонта. Блейз с восторгом смотрела на небо, возвещающее появление огненного светила. Внезапно сквозь пение птиц она расслышала топот копыт по дороге, с запада. Приближалась многочисленная кавалькада. Ее сердце заколотилось от радости, когда вдалеке показались слуги из Риверс-Эджа и ее муж.

— Капитан! — позвала Блейз. — Капитан, эрл едет!

Всадники остановились у сарая, и, спрыгнув с коня, Энтони подхватил Блейз на руки.

— Слава Богу, ты здорова! — выдохнул он. — Слава Богу! — И под одобрительные крики слуг он поцеловал жену, а затем спросил:

— А как Геарта?

— Перелом болезни только что миновал, — объяснила Блейз. — Капитан сказал, что она выживет. Сейчас она спит.

— Отлично! Надо поскорее доставить вас обеих домой, мой ангел.

— А дети? Ты отослал их в Риверсайд, как я просила?

Опасность пока близка, Тони. Не знаю, не заразился ли еще кто-нибудь из нас в Гринвиче.

— Дети отправились с моей матерью в Риверсайд в тот же час, как мы получили твою весть, Блейз. Их жизнью я дорожу не меньше, чем ты.

— Тони, мне надо так много рассказать тебе, — начала она. — Когда я была в Гринвиче…

Но Тони прервал ее:

— Об этом мы поговорим, когда будем дома, мадам. Геарте необходимо более удобное место, чтобы набраться сил, а вам, полагаю, не терпится принять ванну. Далеко ли отсюда постоялый двор, о котором мне говорили посыльные?

— Вниз по дороге, за поворотом, — ответила Блейз.

— Сейчас я отправлю туда нескольких человек, чтобы купить еще две четверки лошадей. С ними мы доберемся до Риверс-Эджа к полуночи. Посмотри, сможет ли Геарта вынести дорогу, мой ангел.

Он был искренне рад видеть ее, даже благодарен, но внезапно стал довольно резок. Блейз отвернулась от мужа, и войдя в сарай, осторожно разбудила горничную.

— Ты должна одеться, Геарта, — прибыл эрл, чтобы отвезти нас домой, — мягко произнесла она, и горничная кивнула. Вместе они сумели привести в порядок ее одежду.

— Спасибо, миледи, — более сильным голосом произнесла Геарта.

Лошадей, приведенных из «Герольда»и из дома, привязали к экипажу и впрягли в него, готовясь к отъезду. Капитан перенес Геарту в экипаж и уложил на сиденье. Она была слаба, но сумела выпить вино с яйцом, приготовленное Блейз. Вместе с лошадьми слуги привезли из постоялого двора припасы и рассчитались с хозяином. Все с аппетитом закусили, но Блейз, помня о переедании прошлым вечером и не забывая о том, что ей придется трястись в экипаже, отказалась от еды, не желая раздражать желудок. Кому-то надо было сидеть с Геартой, и Блейз не могла просить об этом слуг, поскольку они и так достаточно помогли ей за последние два дня.

Она обреченно забралась в коляску, приготовившись терпеть долгие мили пути к Риверс-Эджу. Кучер уселся на козлы, и экипаж тронулся с места. Энтони так и не заговорил с ней. Блейз надо было столько сказать ему, а он не дал ей ни малейшего шанса. Внезапно ей пришло в голову: прося мужа о помощи, она подвергала его опасности. Блейз понятия не имела, болел ли Энтони потницей.

Что, если она заразила его и теперь он умрет? Беспокойство терзало ее, пока коляска колыхалась на ухабах дороги. Если бы только Энтони объявил привал, и она смогла расспросить его! Блейз неловко поерзала на сиденье. Несмотря на открытые окна, в экипаже было душно. Струйки пота сползали по ее спине. Напротив на сиденье мирно похрапывала Геарта. Блейз распустила шнуровку лифа — здесь ее никто не видел, а перед привалом она успела бы привести себя в порядок.

Следовавший во главе кавалькады Энтони молча благодарил Бога за то, что Блейз жива. Когда прибыли посыльные, он пришел в ужас. Все, что ему хотелось теперь, — благополучно доставить Блейз домой. Он покачивался в седле, погруженный в свои мысли, пока капитан не подъехал и не крикнул, пересиливая грохот копыт:

— Милорд, пора остановиться! Лошадям нужен отдых, иначе они долго не протянут!

Эрл подал кавалькаде знак остановиться, прислушавшись к совету капитана. Мужчины спешивались, разминали ноги, а Энтони направился к экипажу, проведать жену и Геарту. Геарта еще дремала, но Блейз, уже успевшая зашнуровать лиф, была беспокойна.

— Этот экипаж невыносим, — пожаловалась она. — Я умираю от духоты. Геарта сможет побыть одна несколько часов. Я хочу ехать верхом. Тони!

— А ты не устала? — встревожился он, отмечая, как покраснели щеки Блейз.

— Нет.

— Я велю оседлать твою лошадь, — решил он. — Хочешь вина? — И он вытащил кожаную фляжку, которую носил за поясом.

Блейз жадно отпила несколько глотков.

— Как мне хочется пить! — воскликнула она, возвращая мужу фляжку. — Ты был прав: мне не терпится помыться в прохладной ванне — сегодня слишком уж жарко для мая.

Они отдыхали почти час, пустив коней пастись на лугу у дороги. Геарта проснулась, выпила немного вина и съела смоченный в нем кусочек хлеба, прежде чем вновь задремать. Капитан велел одному из младших слуг сесть в экипаж и присматривать за выздоравливающей горничной.

— Нельзя оставлять ее одну, миледи, — объяснил он, и Блейз согласилась.

Кавалькада снова двинулась в путь, и сначала ветер освежил Блейз, но к вечеру, когда солнце уже снижалось над холмами, ей снова стало жарко. Более того — жар усиливался с каждой минутой, а по спине побежали струйки пота.

— Энтони! — Она едва услышала собственный голос сквозь топот копыт. — Энтони! — У нее закружилась голова, она чуть не выпустила поводья и обмякла, прижавшись к лошадиной шее. Один из слуг, ехавших позади нее, бросился вперед, доложить эрлу.

Энтони обернулся на отчаянный крик слуги и увидел, что Блейз с трудом удерживается в седле. Осадив коня, он подхватил болтающиеся поводья лошади Блейз, спешился и успел поймать ее за секунду до того, как Блейз свалилась на землю.

— Блейз! Блейз! — растерянно звал он. — Что с тобой, мой ангел?

— Жарко, — пробормотала Блейз, не открывая глаз. — Мне так жарко. Тони.

— О Господи… — прошептал Тони, — у нее потница!

— Давайте я отнесу ее в экипаж, милорд. Не хватало еще, чтобы и вы заразились! — предложил капитан.