— Не волнуйтесь, — улыбнулась Пилар, — я позвоню вам в любом случае, — особенно если пациентка забеременеет. — А если нет — то им придется прийти сюда для внутриматочного оплодотворения снова… и снова., .и снова… пока у них что-нибудь не получится или пока им это не надоест… Но. несмотря на то, что это было первый раз, Пилар надеялась, что он станет решающим.

Она также хотела обсудить с доктором метод оплодотворения клетки через фаллопиевы трубы. Пилар читала об этой процедуре. Это очень походило на искусственное оплодотворение, но было более результативным для женщин сорокалетнего возраста. Но доктор Вард отказалась пока даже обсуждать это.

— Давайте сначала посмотрим, что у нас получится, хорошо? — сказала она категорично. Она считала, что не стоит раньше времени обсуждать такие исключительные меры. А на искусственное оплодотворение она возлагала большие надежды. Под действием хломифена гестагенный уровень у Пилар изрядно повышался, что должно было неизменно привести к беременности.

Домой они ехали спокойные и умиротворенные, чувствуя, что последние несколько дней невероятно сблизили их. А неделя перед Днем Благодарения пролетела очень быстро, и Пилар старалась не переутомляться на работе.

Нэнси с Томом и с малышом Адамом праздновали этот день с отцом и мачехой, а Тэдди отправился со своей подругой в Денвер покататься на лыжах. Но он пообещал провести с ними Рождество в этом году, поэтому никто не был к нему в претензии из-за его отсутствия в День Благодарения. Между тем Адаму было уже пять месяцев, он постоянно гукал и всем радостно улыбался, а на нижней десне у неге красовались целых два зуба. Брэд был просто без ума от малыша, сам удивляясь той нежности, какую он испытывал к этому крохотному существу. Пилар тоже подолгу возилась с ним, пропуская мимо ушей обычные комментарии Нэнси с том, как ей хорошо с ее ребенком и что она всегда удивлялась, почему у мачехи с отцом не было детей.

— Я думаю, что это интуиция, — пошутила Пилар, но ни она, ни Брэд не заговорили с детьми о своих планах и по пытках завести ребенка. Это было для них слишком важно, слишком интимно, чтобы делиться с кем-нибудь. И Пилар с нетерпением ожидала того момента, когда наконец станет ясно, беременна она или нет. Даже праздник Благодарения не мог отвлечь ее от этих мыслей.

И поэтому, когда молодые супруги уехали, Пилар с облегчением вздохнула от того, что они остались вдвоем могут свободно поговорить о том, что их сейчас больше всего волновало.

— Я очень надеюсь на положительный результат, — при зналась она.

— Посмотрим, — сказал Брэд, но заметил необычное выражение в глазах жены, которое напомнило ему о чем-то давно забытом. Ее взгляд был лишь слегка затуманен, но ни каких признаков, никаких намеков на то, что что-то в ней изменилось, еще не было, и он решил, что сам, как и Пилар просто поддался желанию того, чтобы она была беременна.

Глава 8

Для Дианы и Энди День Благодарения "в этом году превратился в настоящий кошмар. В течение последних трех месяцев их жизнь походила на ад, и Энди иногда казалось что он не сможет так дальше существовать. Он не мог с ней ни о чем говорить, не мог видеть той горечи, жалости к самой себе и ненависти — того состояния, в котором Диан, теперь постоянно пребывала. Она питала ненависть ко всему и ко всем, и чувство злости до краев переполняло ее. Она злилась на свою жизнь и на судьбу, которая сыграла с ней такую жестокую шутку. И он ничего не мог поделать. Ведь его это тоже касалось, раз уж он связал с ней свою жизнь. Но бывали дни, когда он был абсолютно уверен, что они оба больше не выдержат такой обстановки.

Положение дел еще более ухудшилось в октябре, когда Билл и Дениза сообщили, что они ждут ребенка. Диана стала избегать молодой счастливой пары, друзья почти пере стали встречаться, из-за чего Энди почувствовал себя еще более одиноким.

Она теперь постоянно уходила от разговоров с Элайзой, а если им и приходилось общаться, то Диана говорила только о работе. О докторе Джонстоне она даже не заикалась. Элайза тоже перестала касаться в разговорах этой темы, она уже давно поняла, что Диане не удалось решить свои проблемы.

Диана не желала видеть никого из их друзей, и в конце концов те перестали им даже звонить. Ко Дню Благодарения она отдалилась ото всех, замкнулась в себе, и Энди считал, что никогда еще их жизнь не была такой мрачной, как в эти дни.

И Диана еще подлила масла в огонь, приняв решение провести праздник в Пасадене со своей семьей. Он приложил все усилия, чтобы отговорить ее, но, к его огромному разочарованию, она настояла на своем. Гуди были единственными, с кем они продолжали видеться все это время, но как раз с ними им пока встречаться и не следовало бы.

— Ради бога, — уговаривал Энди, — зачем ты это делаешь?

— Это моя семья! А что, ты думаешь, я должна делать? Сообщить им, что мы не желаем их видеть, только потому что я бесплодна?

— Но ведь с этим ничего нельзя поделать. А тебе будет тяжело среди них. Твои сестры опять начнут задавать ненужные вопросы, а вид беременной Саманты окончательно добьет тебя! Подумай сама, неужели тебе это надо? — «А точнее, надо ли это нам обоим?» — добавил он мысленно, но вслух этого не сказал.

— Она все равно моя сестра.

Он уже не мог ее понять и подозревал, что никогда больше не сможет. Казалось, она упивалась тем, что наказывала и наказывала себя за то, что с ней произошло. И самое страшное было то, что Диана не могла ничего исправить. Когда-то, несколько лет назад, она неправильно предохранялась и заплатила за это действительно очень высокую . цену. Это было просто чудовищное невезение. Но это не давало ей права считать себя конченым человеком.

— Я все-таки считаю, что нам не стоит ехать туда. — Энди продолжал спорить с ней, пытаясь убедить ее отказаться от этой затеи, но Диана твердо стояла на своем.

Она поняла, что была не права, только в тот момент, когда они вошли в дом ее родителей. Гейл была в отвратительном настроении, она была простужена, и дети весь день капризничали и вымотали ей все нервы. Она поругалась с матерью, когда та сказала, что ей бы следовало уделять больше внимания воспитанию детей, и ее раздражало поведение Джека, который не стал за нее заступаться. Она набросилась на Диану, как только они вошли, и Энди сразу же пожалел о том, что они приехали. «Да, — подумал он, — вечер предстоит просто отвратительный».

— Спасибо, что пришла так рано, как раз нам требуется твоя помощь, — шипела на сестру Гейл, пока Диана снимала пальто. — Ну и чем ты была так занята после полудня? Чистила ногти или просто дрыхла?

— Гейл, ради всего святого, какая муха тебя укусила? — Диана повернулась к старшей сестре как раз в тот момент, когда в комнату входила Сэмми, и Энди, увидев ее, чуть не застонал. Они виделись последний раз четвертого июня, когда ее беременность не была заметна, но сейчас она выглядела так, словно собралась родить тройню. И по тому, как застыло лицо жены, Энди понял, что один только вид сестры глубоко потряс ее.

— Гейл просто разозлилась из-за того, что мама сказала, что у нее невоспитанные дети. И она совершенно права. То же самое можно сказать про моих. Ну а как вы? — спросила она Диану, скрестив руки на своем огромном животе.

— Отлично, — холодно произнесла Диана, — и можешь не говорить ничего про себя, я и так вижу.

— Да, толстая. Сеймус говорит, что я похожа на Будду.

Диана выдавила из себя улыбку и отправилась на кухню поздороваться с матерью. Мать выглядела бодрой и здоровой и, увидев дочь, явно обрадовалась. Она, как всегда, хлопотала, организовывая все до последних мелочей, и наслаждалась своей кипучей деятельностью. Последние два месяца она была очень занята и не обратила внимания на то, что ее средняя дочь некоторым образом выпала из поля ее зрения. Она думала, что Диана просто слишком загружена работой у себя в журнале, но сейчас заметила в ее глазах выражение, которое ей не очень понравилось, и обратила внимание на то, что дочь похудела.

— Я рада, что вы смогли прийти, — сказала она, довольная тем, что все дети и внуки собрались у них в доме. Она искренне наслаждалась их обществом, хоть и делала Гейл замечания по поводу воспитания ее малышей. — У тебя все в порядке? — спросила она Диану.

— Все хорошо, — оборвала ее дочь. Она любила мать, но у нее совсем не лежала душа рассказывать ей про лапароскопию и про весь тот кошмар, который ей пришлось пережить. Она размышляла о том, сможет ли когда-нибудь рассказать обо всем матери. Может быть, когда-нибудь и сможет. Но сейчас она к этому не готова. Она не сможет себя заставить сказать кому-нибудь, что бесплодна, и так чувствуя себя неполноценной женщиной.

— Ты слишком много работаешь, — с упреком сказала мать, уверенная, что именно напряжение на работе было причиной того выражения на лице дочери, которое ей не понравилось. Мать перевернула индюшку — птица была огромная, покрытая золотистой корочкой, пахло от нее потрясающе.

— В отличие от сестер, — сказал отец, который как раз зашел в кухню.

— Им хватает работы по дому, — защищала дочерей мать. Она очень любила всех трех дочерей и знала, что отец тоже их обожает. Ему просто нравилось делать подобного рода замечания. Диана всегда была его любимицей, и теперь от него тоже не ускользнуло, что она выглядит уставшей и несчастной, и это его обеспокоило.

— Как твой журнал? — Он спросил это так, как будто она была его владелицей, и она улыбнулась в ответ.

— Отлично. Тираж заметно возрастает.

— Очень хороший журнал. Я в прошлом месяце читал один номер.

Он всегда относился с большим уважением к тому, что она делала, и Диана часто удивлялась, почему она от этого чувствует себя так неловко. Но на этот раз она знала почему. На этот раз она не смогла сделать того, что для всех членов семьи имело большое значение: не смогла родить ребенка.

— Спасибо, папочка.

Тут вошли два ее свояка и спросили, когда будет готов обед.