Ее интерес был совершенно искренний, хотя Пилар вынуждена была признаться, что ей лично такая ответственность все еще внушала ужас и она сама ни за что не захотела бы родить. Сами роды пугали ее, и, глядя на огромный живот падчерицы, она нисколько не завидовала ей, зная, через что ей придется пройти. Пилар один раз видела фильм о родах, и ее не оставляла радостная мысль о том, что ей никогда не придется пережить ничего подобного.

— Странно, — проговорила Нэнси, откидываясь на спинку кресла и задумчиво глядя на океан, — но я почти совсем не думаю о том, какие у нас будут отношения, или о том, будет ли он похож на нас с Томом… Я думаю только, какой наш малыш будет миленький и маленький и такой беспомощный.. . А Томми тоже ужасно волнуется. — Нэнси всегда была такой: это было самое большое событие в ее жизни, ей бы следовало волноваться перед родами, но все, о чем она может думать, — это малыш.

Вдруг она посмотрела на Пилар и задала вопрос, который не решалась задать все эти четырнадцать лет:

— А вы с отцом… ну, я имею в виду… почему у вас нет детей? — Нэнси еще не закончила фразу, а уже пожалела, что спросила об этом. Вдруг у Пилар какие-то проблемы со здоровьем?

Но та лишь улыбнулась в ответ и пожала плечами:

— Я никогда этого не хотела. Ты знаешь, у меня было странное, если не сказать тяжелое, детство, и я не хотела, чтобы подобное повторилось с кем-то еще. И потом, у нас были вы с Тэдди. Но я, если честно, никогда не хотела иметь своих детей, даже в молодости. Я думаю, что, когда зрело мое сознание, этот пункт — насчет детей — вообще не был в него заложен. Я наблюдала за женщинами, которые выходили замуж сразу после школы: они сразу обзаводились двумя-тремя детьми и вели образ жизни, который со временем начинали ненавидеть. Мне всегда казалось, что они попались в ловушку. Они никогда ничего не знали и не видели, кроме кастрюль, подгузников и детских болезней. И для меня это был отличный пример, я всегда знала, что мне выбрать, и, поверь, я бы никогда не выбрала детей. А когда я попала на юридический факультет, тут у меня даже выбора не осталось. У меня была работа, карьера, потом я встретила твоего отца и… В общем, я никогда не оглядывалась назад. А те, кто двадцать лет назад нарожал детей… ну, они сидят дома, а дети уже давно выросли и разъехались. И вот эти женщины удивляются: как же так прошла жизнь? А я… Я очень рада, что моя жизнь сложилась иначе, ведь я бы ее ненавидела, каждую минуту ненавидела бы себя и человека, который был бы рядом со мной…

— Но ведь совсем не обязательно, чтобы все было именно так. — Нэнси сказала это очень мягко. Она не только стала нежнее за эти восемь месяцев, но как будто вдруг повзрослела и поумнела. Ее внутренний мир, казалось, рос вместе с животом. — Ты знаешь, у меня есть подруги, которые успевают и то, и другое. Я хочу сказать, у них и с карьерой все в порядке, и малыши есть. Нет, правда, это и врачи, и адвокаты, и психологи, и писатели… И знаешь, им совсем не надо было ничего выбирать.

— Ваше поколение в этом отношении более удачливое. Нам было труднее. В большинстве случаев перед нами стоял выбор: или ты работаешь, пробиваешься к вершине и обеспечиваешь себе карьеру, или… ничего не делаешь, скатываешься вниз и… рожаешь детей. Как видишь, для нас все было гораздо проще. Теперь, кажется, женщины научились все совмещать, но все равно в большинстве случаев это зависит от благосостояния мужа, от того, «огласится ли он на это, ну и от желания, конечно. Ведь, если хочешь иметь и семью, и карьеру, придется отказаться от очень многих удовольствий в жизни. Может, это и к лучшему, что передо мной никогда не стоял этот выбор. Я думаю, твой отец был бы рад ребенку, он ведь вас с Тэдди очень любит. Но поверь мне, я просто не нуждалась в этом. Меня никогда не одолевало чувство неудовлетворенности, которое гложет многих женщин, пока они не родят ребенка. Я слышала разговоры на эту тему и поняла, что это как болезнь. Слава богу, меня она миновала. — Но теперь, произнеся эти слова, Пилар почувствовала смутную боль. Так иногда бывает, когда совершенно здоровый зуб вдруг начинает слегка ныть.

— Но ты правда не жалеешь об этом, Пилар? Тебе никогда не казалось, что когда-то давно ты сделала не тот выбор? А вдруг ты когда-нибудь задумаешься, оглянешься назад и пожалеешь, что у тебя нет своих детей? А ведь тебе еще не поздно, ты сама знаешь. Я знаю двух женщин, они родили недавно, и обе — старше тебя.

— Да, и кто же они? Ну, впрочем, одна — библейская Сара, а кто же вторая?

Пилар рассмеялась, но Нэнси настаивала, что она еще совсем не старая и вполне может родить. Что-то подсказывало ей, что Пилар может переменить решение, принятое ею когда-то. Да, призналась себе Пилар, в последнее время она несколько раз задумывалась о детях, особенно после того, как Нэнси забеременела; но полагала, что причина этого в ее возрасте: просто ее биологические часы подсказывали, время неумолимо проходит и у нее осталась последняя возможность. Но она вовсе не собиралась ею воспользоваться, как бы трогательны ни были ее мысли и чувства и как бы ни умилял ее вид живота падчерицы. Вовсе она не хочет иметь ребенка, просто к старости сделалась немного сентиментальна. Все это внушала себе Пилар, убирая со стола.

— Нет, я не думаю, что буду жалеть когда-нибудь… Конечно, хорошо иметь ребенка, иметь кого-нибудь, с кем можно поговорить, и кто бы тебя любил, и кого бы ты любила… Когда через тридцать лет я буду сидеть на балконе в своем любимом кресле-качалке, мне, конечно, будет очень приятно, если кто-то близкий придет навестить меня… но я думаю, что это будешь ты. И этого вполне достаточно. Я ни о чем не сожалею в жизни. Я всегда делала, что хотела, когда хотела и как хотела. А это, согласись, совсем не мало значит. Чего еще можно пожелать? — Или все-таки есть что-то еще?.. Откуда, черт возьми, эти неясные сомнения? Она всю жизнь была так уверена в себе, всегда знала, что все делает правильно. Ошибиться она не могла… Или могла?

— Да ладно, я просто не представляю тебя сидящей в кресле, хоть через тридцать лет, хоть через пятьдесят! Я даже отца не могу представить себе таким. Вы никогда не постареете. Слушай, может, тебе все-таки стоит еще раз хорошенько подумать об этом? — Сама она подумала, что ее малыш будет таким замечательным, что каждый, кто его увидит, не сможет этого не признать.

Нет, я уже стара, чтобы об этом думать, — твердо сказала Пилар, пытаясь убедить скорее себя, — "мне уже сорок три. Мне больше подходит быть бабушкой, тем более что и внук-то вот-вот появится. — Но, произнося эти слова, она почувствовала какую-то странную грусть, и это ее очень удивило. Как будто она вдруг перешагнула середину своей жизни. Была молодой — стала старой. Никогда не рожала детей и вдруг стала бабушкой. У нее было такое чувство, как будто она пропустила удивительный праздник.

— Не понимаю, почему ты вбила себе в голову, что слишком стара. Для женщины сорок три — это вовсе не возраст. В эти годы многие женщины рожают, — стояла на своем Нэнси.

— Ты права, многие рожают, но многим это и не удается. И мне кажется, что скорей всего я отношусь ко второй половине. Во всяком случае, она мне ближе, — с этими словами Пилар вошла в дом, чтобы приготовить себе кофе. Они поболтали еще немного, и вскоре после полудня Нэнси ушла. У нее были кое-какие дела, а вечером ее ждал обед в компании друзей. Казалось, падчерица наслаждается своей беременностью, и, пока они беседовали, Пилар не спускала с нее глаз. Нэнси держала голову слегка склоненной к животу, как будто все время обращалась к нему, и пару раз мачеха заметила, как дернулась ее розовая рубашка — это ребенок дергался и пинался; а Нэнси каждый раз смеялась и говорила, что малыш очень подвижный.

Оставшись одна, Пилар стала бесцельно слоняться по дому. Она вымыла посуду, потом села за стол и долго смотрела в окно. Она принесла с работы несколько папок с делами, которые собиралась просмотреть за выходные, но в голову ничего не лезло, и она поймала себя на мысли, что из головы не выходит утренний разговор с падчерицей. Этот вопрос, который задала Нэнси: «Ты уверена, что однажды не пожалеешь?.. Ты уверена, что, когда станешь старой, тебе не захочется, чтобы рядом был кто-то родной?..» А что будет, если Брэдфорда вдруг не станет? Не дай бог, конечно, но вдруг такое случится? И что же тогда у нее останется? Воспоминания и дети от другой женщины? «Да, может, это и нелепо, но своих-то детей у тебя нет. Вот если бы они были, на них можно было бы опереться. А если бы их вдруг не стало, то у нее бы остались воспоминания о них…» Так зачем же все-таки рожают детей? И почему она никогда не хотела этого? Она и сейчас не хочет, просто этот вопрос начинал преследовать ее как навязчивая идея. Но почему именно сейчас? После стольких лет… Что это? Она что, завидует Нэнси или жалеет о прошедшей молодости? Или это просто навязчивая идея, первые признаки наступления климакса? А может, это начало конца или, наоборот, начало чего-то нового? Или это все вздор? Ни на один из этих вопросов она не находила ответа.

Наконец, не в силах больше совладать со своими мыслями, Пилар отложила папки с делами и позвонила Марине. Она не была уверена, что поступает правильно, когда набирала номер, но сдержаться не могла, чувствуя, что должна с кем-то поговорить. После беседы с Нэнси она прямо-таки не находила себе места.

— Алло? — Автоответчик говорил строгим голосом, которым Марина пользовалась в суде, и Пилар улыбнулась.

— Это всего лишь я. Ты где? Ты что, не собираешься отвечать? — С минуту она ждала и уже огорченно подумала, что ее подруги нет дома, но наконец облегченно вздохнула, услышав в трубке ее голос:

— Извини, что заставила ждать. Я была в саду, подрезала розы.

— Как ты отнесешься к прогулке по берегу моря?

Марина колебалась всего мгновение. Она обожала возиться у себя в саду, но, зная Пилар, не сомневалась, что у той серьезные проблемы, иначе она не стала бы приглашать ее на прогулку.