Петь ему нравилось. Он отключался, становясь кем-то другим — чувственным воином с шершавой судьбой. Наташа подкинула ему пару своих грубоватых стихов, и Климу они так понравились, что группа быстро сделала из них песни, лишь бы хоть чем-то занять это дикое, неуправляемое существо.

Тет-а-тет она спросила у него однажды о его семье. Он отмахнулся. Отец бухает, бьет мать, мать тоже бухает, водит мужиков, зарабатывая своим телом, отец снова бьет мать, но пропивает ее же деньги… Сыну на карманные расходы периодически дают, он копит, потом тратит на одежду. Раньше воровал в магазинах одежду и еду, а у покупателей — кошельки, воровал сотовые телефоны и продавал их потом, но теперь перестал, сам не может объяснить, почему, ведь пойман не был ни разу.

— Ты куришь? — уточнила Наташа тогда нелогично.

— Бросил. Я брейк танцевал на улицах, потом одышка замучила — бросил и курить, и танцевать.

То ли Наташа интуитивно чувствовала, что он хороший, то ли она просто была легкомысленно-беспечна, но ее не пугали ни воровское прошлое парня, ни его неблагополучная семья. Ее очень тронула одна фраза, прозвучавшая мимоходом сквозь потоки вульгарной и местами нецензурной речи. «Я все время пытаюсь что-то кому-то доказать, но мне не верят».


Сегодня Клим пришел раньше остальных: Наташа назначила ему репетицию за два часа до «Хартбитов», и сейчас они в спокойной обстановке обменивались дежурными «какделами», чтобы настроиться на подходящий лад. Длинный узкий кабинет был поделен на две зоны — Андрюхину большую и Хартбитовскую «галёрку», и проходя от входной двери, точно так же менялось восприятие: от школьного интерьера до клубного. В полном одиночестве в своем дальнем уголке Наташа, стоя на одном из школьных стульев, как раз развешивала темно-синюю шторку над барабанами Ольги, чтобы можно было, уходя, просто задергивать занавес, а не накрывать инструменты тряпками, пряча их от досужих учеников. Клим небрежно грохнул входной дверью, поздоровался, прошел через весь кабинет, быстро зацепил куртку на вешалке и уселся на одну из парт последнего ряда. Наташа закончила привязывать шторку к гвоздику, вбитому в деревянный стеллаж, и слезла на пол.

— Я хочу сегодня попробовать подстроить твой голос под этнику, — призналась она Климу. — Как ты на это смотришь?

— Это что, русские народные песни, что ли? — скривился парень. — Не хочу.

— Нет, не русские народные. Просто у тебя такой необычный тембр… Я прям так и слышу твой голос в сопровождении шаманских барабанов! Я скачала дома подходящую мелодию, могу включить, послушаешь. Там как будто индейцы ритуал проводят.

Она вытащила из заднего кармана узких джинсов элегантную флешку.

— Индейцы, ритуалы… — Клим красноречиво закатил глаза. — Не хочу. Давай рок.

— Хорошо, будем тренировать рок-вокал, — вздохнув, согласилась девушка, проходя за синтезатор. Она умеет играть стандартные распевки и кое-что собственного сочинения. Не желая все же отказываться от своей идеи, продолжила: — На будущее имей в виду, что у твоего голоса возможности гораздо шире просто рока! Не ограничивай себя. Ты можешь больше.

Она наиграла «лесенку» от «до» до «си» и обратно, но Клим тут же замотал головой:

— Подожди, я пока не хочу. Давай минут через десять.

Наташе пришлось приложить уйму усилий, чтобы подавить в себе желание прочитать этому безответственному лодырю нотацию. Взяв себя в руки, она твердой поступью выбралась из музыкальной зоны, подошла к нему сбоку и сказала:

— Значит, в следующий раз я отведу тебе времени на десять минут меньше.

— А ты вообще секси, — буркнул Клим, недоверчиво выглядывая из-за плеча.

Этот неказистый комплимент заставил Наташу улыбнуться.

— Спасибо, — ответила она терпеливо.

— Одеваешься, правда, как монашка, — продолжал он уже наглее, — но все равно заметно, что ты слаба на передок.

Наташа оторопела. Вульгарные выражения она простила сразу — это его обычный стиль общения. Но что-то другое было очень обидным. Она вообще не сразу смогла оценить, что впечатлило ее больше: то, что она одевается, как монашка, или то, что всю эту фразу говорит ей шестнадцатилетний мальчишка. Нет, определилась: все-таки, «монашка» запала в душу. Она, действительно, в школу одевается скромнее, чем на прогулку, но это выражается только в количестве застегнутых пуговиц. А так одежда вся в обтяжку!

Девушка обиженно отвернулась и сказала, демонстрируя негодование:

— Я не собираюсь обсуждать с тобой ни свой внешний вид, ни свои сексуальные потребности, так что сосредоточься на работе.

— Да ладно тебе! Я уже давно не девственник! — похвастался мальчишка.

— Мне от этой информации не жарко, не холодно.

— Хочешь, сделаю жарко?

У Наташи ни одной мысли не успело промелькнуть — крепкие руки схватили ее под мышками и, повернув к себе лицом, мигом усадили на парту. Тощий юноша оказался нелогично сильным. Тут же резко дернув ее за бедра к краю стола, пацан уверенно забрался между ног — Наташа потеряла равновесие и рухнула спиной на стол, больно ударившись лопатками и затылком. Но боль тут же отошла на второй план, потому что было СТРАШНО. Она со своим крохотным ростом и весом сопротивлялась, как котенок, играющий лапками с мячиком. Стараясь оттолкнуть пацана ладонями и коленками, силясь скрыть свое волнение и беспомощность, она грубо съязвила:

— Придурок, ты так даже джинсы с меня снять не сможешь!

— Тогда я тебе в рот засуну! — огрызнулся он.

Клим тут же дернул ее за плечи, поставил на пол и, властно обхватив за шею, невзирая на сопротивление, потянул вниз.

…Это движение показалось ей знакомым. В девятом классе Саня учил ее защищаться от Мироновой и ее банды. «…а если ты стоишь, а они подошли и взяли тебя за плечо или за шею, делай так…» Наташа тут же вцепилась Климу в запястье и нажала локтем на середину его руки. Пацан дернулся, и Наташа резко завернула руку ему за спину. Тут память как прорвало, и девушка подцепила согнувшегося парня под ключицу своим тонким пальчиком. «Это болевая точка, вот тут (Саня пытался показать на себе, но было неудобно, а на Наташе тогда — постеснялся). Надо со спины хватать, так правильнее. Это из айкидо. Вреда здоровью ты не причинишь, но противник будет обездвижен». Костлявый Клим стоял, согнувшись в три погибели, а Наташа боялась его отпустить, держа одной дрожащей рукой запястье у него за спиной, а другой — ключицу. Он и не вырывался, словно боялся шелохнуться. Саня всего-то трем приемам ее тогда научил, и это — два из них… Повезло!

— Мудак, слушай меня внимательно! — шепотом прямо в ухо скомандовала ему Наташа. — Если ты хочешь оказаться в тюрьме, я тебе это устрою! Ты любишь анальный секс? Знаешь, что в тюрьме делают с насильниками?

— Я несовершеннолетний, меня не посадят, — хрипло осведомил ее пленник.

— С шестнадцати сажают в колонию для несовершеннолетних, и правила там те же, — парировала Наташа. Она не была уверена в этом, но вроде слышала что-то такое. Кажется, блеф вполне удался. — Устрою тебе веселую жизнь, если хочешь.

Клим, с трудом преодолевая болезненные ощущения в шее, повернул к ней голову. Его свирепый взгляд был как раз на уровне ее глаз. Стиснув зубы, прошептал ей зло:

— Да что ты знаешь о жизни?! Папенькина дочка! Меня твои пальцы больше пугают, чем тюрьма! В тюрьме хоть как-то накормят!

Он пристально смотрел ей в глаза, сморщившись от боли, не находя в себе мужества дернуться и выпрямить спину. Выпрямился бы — и она бы уже не дотянулась до болевой точки. Наташа уступчиво оставила его ключицу в покое. Запястье он отобрал сам. Принялся жадно растирать ноющее плечо и шею.

— Ты готов пожертвовать свободой, музыкой, перспективами, известностью и, возможно, богатством ради быстрого невзаимного секса? — уточнила Наташа, пытаясь успокоить нервную дрожь в теле.

— Ладно, извини, — бросил пацан небрежно в ее сторону.

Удивительные слова. Чуть не изнасиловал ее — и извиняется, да еще и с таким превеликим одолжением!

— Ты лидер, — сказала Наташа, проигнорировав извинения. — Лидеры никого не слушаются, они выбирают сами. Ты можешь быть преступником. Можешь снова воровать. Возможно, так ни разу и не попадешься, и тебе за это ничего не будет. Можешь в будущем стать криминальным авторитетом, думаю, тебе это под силу. Можешь делать карьеру там. А можешь — здесь, со мной, в рок-группе, в команде. Ты достигнешь успеха везде, где захочешь. Просто выбери то, что тебе важней.

Он пару минут думал, растирая боль по телу, пока она не утихла достаточно, чтобы соблюдать имидж. Наташа не знала, что будет дальше, и опасалась делать резкие движения. У самой лопатки болели и голова гудела после удара об стол, но в отличие от Клима, она этого не показывала.

— Ладно, давай, включай своих шаманов, — сказал он тихо, не глядя на нее.

Наташа незаметно выдохнула — кажется, беда отступила. Она покачала головой с видом начальника:

— Нет, не сегодня. Уходи. У меня нет настроения сейчас что-то для тебя делать.

— Я же извинился!

— Как легко, да? — воскликнула Наташа саркастически. — Нагадил, извинился, и все в порядке! Но я уже давно не хожу в детский сад. Пора и тебе уже повзрослеть. Мне не нужны извинения, мне нужно, чтобы таких выкидонов просто не было! А сейчас иди домой. Ты мне испортил настроение, и я хочу побыть одна, успеть настроиться на НОРМАЛЬНУЮ репетицию до прихода остальных.

Парень видел, что она не уступит. Он гневно содрал с вешалки свою куртку, сплюнул сквозь зубы прямо на пол, метнулся к выходу и с негодованием шандарахнул по двери тяжелым ботинком. Но дверь оказалась упрямее. Как каратист, ломанулся в дверь ногой еще раз и, как назло, снова неудачно. Так и стоял беспомощно перед надежной складской дверью. Наташа тихо усмехнулась, наблюдая эту картину. Имидж паренька был зверски разрушен. Краем глаза глянул на Наташу, занудно пробурчал что-то себе под нос и с демонстративной аккуратностью воспользовался дверной ручкой.