— Мне тоже анальный секс нравится больше, чем традиционный! ѓ- хмыкнул Макс. — А может, ну его нафиг, этот традиционный?

— Да ну щас! Ага! — Наташа демонстративно округлила глаза, будто услышала несусветную глупость. — После всего, что ты тут со мной проделывал две недели! Да я теперь, как тень, буду ходить за тобой и клянчить то одно, то другое…

— Я тоже буду кое-то клянчить, — улыбнулся мужчина.

15 день. Трансфер в аэропорт Палермо. Вылет в Москву.

Монотонное гудение турбин добавляло грусти и без того угнетающей атмосфере. Всего две недели назад казалось, что впереди еще уйма времени, и телу было лень двигаться — куда так спешить? А сейчас хочется держать ритм, продолжать в том же духе, бежать за новыми впечатлениями — но, увы. В этом стареньком трухлявом самолетике наших, российских, авиалиний возникает ощущение, что тебя чего-то лишили. Чего-то важного — красоты, уюта, надежности. Набирая бег, железяка так тряслась и дребезжала, будто разваливалась на части прямо на взлетной полосе. Крыло в иллюминаторе порхало, как у бабочки, словно самолет должен взлететь от взмахов крыльями, а не от мощных (мощных ли?) двигателей. Сейчас все вокруг вызывало сильные сомнения. Макс боялся думать хоть о чем-то, прогоняя каждую наведывающуюся в гости мысль. Наташа сидела у окошка и смотрела на улицу, Макс на соседнем месте — как будто тоже туда, но все время против воли задерживал взгляд на ее лице, на волосах, на голых загорелых плечах, снова на лице…

Последний вид на Сицилию — и все, только небо. Уже привычное закладывание в ушах, ощущение невесомости, жуткое выравнивание курса. «Уважаемые пассажиры! Командир нашего авиалайнера выключил табло «Пристегните ремни», но для Вашей безопасности мы рекомендуем оставаться пристегнутыми на протяжении всего полета»… «Авиалайнер», — ухмыльнулся Макс, глядя на это покоцанное корыто. Надо обязательно куда-нибудь ездить вместе при каждой возможности. Обязательно! Девушка вытащила наушники и обратилась к Максиму:

— Я уже столько раз взлетала и приземлялась, но с некоторых пор у меня перед глазами все равно стоит одна и та же картинка: вечерний Париж с высоты приземляющегося самолета… Он просто изумителен, Макс! Весь усыпан желтыми фонарями… Выглядит, как золотая вышивка на черной бархатной ткани: паутинки, иероглифы, геометрические фигуры с неизвестными названиями… И посреди всего этого — золотая статуэтка Эйфелевой башенки. Знаешь, такая игрушечная, так и хочется оторвать ее оттуда и положить в карман! И машинки по дорогам стекаются, как серебряные капельки ртути, медленно так собираются вместе на светофорах… И ты минут двадцать, пока самолет снижается, любуешься этим шедевром в ночи…

Он легко улыбался, слушая сей монолог, в красках представляя себе этот пейзаж. Она с такой любовью говорит об этом городе!

— У тебя нет возможности учиться там дальше? — предложил он заманчивую идею.

— Я и так уже двойную дозу получила, — покачала она головой с ностальгической улыбкой. — Крис говорил, когда мы съемки окончили, что хотел бы поработать со мной еще в психологическом триллере, предлагал мне роль подружки Джареда Лето, но это только в замыслах было. Возможно, если вдруг… Мне было бы интересно поработать с Джаредом, меня так впечатлила его игра в «Реквиеме по мечте»! Если Крис меня позовет еще сниматься, может…

Она робко опустила глаза и сглотнула появляющийся ком в горле. Максим взял ее за руку.

— Я поддержу. И морально, и материально.

Она заулыбалась и растроганно уткнулась лбом в его плечо, пряча свою раскисшую от радости физиономию.

В хвосте салона с грохотом появились стюардессы с тележкой. Предлагая напитки, неохотно ползли к первым рядам, попутно расшифровывая каждому пассажиру наизусть зазубренные наименования и сопровождая все свои действия демонстративными улыбками. Казалось, они не столько хотят создать людям настроение, сколько просто отрабатывают сложившиеся стереотипы.

Пассажиров было немного. Кое-где из трех кресел было занято два, а где-то даже по одному: посадочные талоны выдавали равномерно по всему салону. Позади Наташи с Максимом, например, сидела одна девушка, которая убрала между креслами подлокотники и расположилась поперек всех трех мест лежа, подложив под голову скомканную кофту. Макс оглянулся оценить обстановку в салоне и позаимствовал у этой девушки идею: подняв мешающий подлокотник, привлек к себе Наташу, и они весь недолгий полет провели, как дома, сидя на диване в обнимку.

— Наташ, я хочу тебя кое о чем попросить, — начал он вполголоса, пока стюардессы еще достаточно далеко.

Он сделал паузу. Наташа молча ждала продолжения, хотя эта небольшая пауза непонятного происхождения вызывала некоторую тревогу.

— …Если будешь спать с другим мужчиной, пусть он будет в презервативе. Даже если это очень надежный человек с кучей справок о здоровье, и даже если ты пьешь таблетки. В общем, считай, что это моя прихоть — пусть без презерватива буду только я.

У Наташи открылся рот от удивления, она не могла понять, шутит он или нет. Заглянуть ему в глаза не решилась, но судя по голосу, который выдавал все его волнение — это серьезно. Девушка растерялась и не знала, что ответить, и Максиму пришлось продолжать не своим голосом:

— Я, конечно, не узнаю, как там было все на самом деле, но мне будет легче, если я буду думать, что раз я попросил, то ты так и сделаешь…

Он неуверенно покосился в ее сторону, ожидая реакции.

— Да я не хочу ни с кем спать, кроме тебя, — возразила Наташа.

— Захочешь. Это вопрос времени.

Девушка напряглась. Согласиться выполнить его просьбу — значит, признать, что будет изменять. Но он будет переживать, сомневаться в ней, рисовать себе сценки ее измен.

— Я же заранее знаю, что разочаруюсь во всех после тебя… Это удержит меня, даже если кто-то и вызовет во мне физическое влечение, — мямлила она, пытаясь заранее оправдать свой отказ.

— Это не будет решающим фактором, — покачал Макс головой. Экипаж «авиалайнера» с грохотом подбирался все ближе. — Даже твердые жизненные принципы не будут решающим фактором. Мне томатный сок, пожалуйста! Спасибо.

Он подождал, пока стюардессы по обе стороны тележки с напитками раздали заказы направо и налево и продвинулись к следующим рядам. Отпил немного сока из только что полученного пластикового стаканчика, отставил его на откидной столик и снова тихо обратился к жене:

— Ты способна испытывать страсть, и однажды она накроет тебя с головой. Если не сейчас, то через годик-другой. Да, возможно разочаруешься. Возможно даже, ты будешь заранее знать, что он никчемный любовник, но все равно рискнешь попробовать, потому что это желание будет сильнее тебя. Все твои принципы будут по-прежнему стоять стеной, ограждая тебя от опрометчивого шага, но, словно по волшебству, специально для этого человека в твоей стене появится дверь… И тогда пусть он будет в презервативе.

У девушки сами собой нахмурились брови. Она отстранилась, все же вывернулась посмотреть мужу в глаза, но встретившись с его взглядом, потеряла всю логическую цепочку своей почти уже высказанной мысли. Он не сомневался. Она почему-то не стала спорить. Он говорил о чем-то, что знал лучше нее.

— Я поняла, — ответила она с прежним упрямством.

— Хорошо, — кивнул он с облегчением.


Обшарпанные стены, обитые дешевым, повидавшим виды не белым пластиком; грязный плиточный пол, как в фильмах ужасов, лишь кровавых пятен не хватает; приоткрытая подбитая дверь со значком туалета, болтающаяся на раздолбаных петлях — интересно, она хоть замыкается? Лента выдачи багажа своровала себе на память сотни аэропортовских наклеек с чужих чемоданов — ее никто от них не очищает, и они, замызганные, уже в который раз бегут по кругу, собирая все новую и новую грязь. Вот, что видят иностранцы, прилетая в Шереметьево-2. Это — их первое впечатление о России.

— А что, это нормально — такой международный аэропорт? — удивился Макс, брезгливо поморщившись.

Вылетали в Италию они прямым чартером из Сочи, и там и то было чище, хотя по дизайну старый Сочинский аэропорт не сильно отличался от этого места. Но только это же и вовсе столица!

— Да нет, это хороший аэропорт, ухоженный, — возразила Наташа. — В Париж вылетать было одно удовольствие. Хотя очереди на таможне, конечно, были. Но за пределами этой комнаты все чисто и сверкает… Гламурненько.

— Удивительно, — произнес мужчина.

— Но лучше «Шарля де Голля» я пока ничего не видела, — улыбнулась Наташа грустно. — Там изюминки в каждой детали. Шереметьево по сравнению с ним — как… Да как Сибирь по сравнению с Европой.

Пока Максим дожидался, когда два их чемодана появятся на ленте, Наташа шарила взглядом по двум плазменным экранам, подвешенным выше толпы и совершенно не подходящим под этот интерьер. На них был виден с нескольких ракурсов зал встречающих, а там точно так же — этот зал выдачи багажа. Наташа увидела Диму в одном из этих телевизоров и чуть было ему не закричала от радости, но вовремя остановилась, напомнив себе, что между ними стена.

— Ну, вот.

Мужчина поставил перед Наташей ее маленький розовенький чемоданчик, вытащил выдвижную ручку, и они поплелись в очередь на проверку паспортов и багажа. Было как-то странно в груди, опустошенно. Разве путешествия не должны заполнять твою сущность массой новых впечатлений?!

— Ты как, в порядке? — спросил Макс тихо, когда они застряли в очереди.

Сейчас он должен будет оставить ее в Москве. Оставить ее — после всего, что они пережили за последние две недели. Ему не верилось. Сердце рвалось из груди. Хотелось, чтобы эта очередь никогда больше не двигалась. Уж лучше сдохнуть в этом грязном месте, но вместе с Ней, чем снова вернуться в свою прежнюю жизнь без нее…

— Трудно назвать это порядком, — наконец, ответила она с усмешкой на его вопрос.