— Ты счастлив со мной? — спросила она, глядя на его вновь грустное, замученное лицо.

Максим отпил кьянти из круглого бокала из дешевого толстого стекла и, поразмыслив немного, ответил:

— Я счастлив с тобой. Но у тебя сейчас трудный период в жизни, и я за тебя беспокоюсь. Это отвлекает от счастья.

Элегантно отпилив ножом кусочек стейка, бросил дело на полпути и добавил:

— Все, что тебя мучает, необходимо вытащить на поверхность. Тогда ты сможешь с этим справиться. Замалчивать, отвлекаться, запивать — не поможет…

Продолжить тему опять не удалось.

— Натали! — позвал сбоку какой-то француз, и Наташа взволнованно оглянулась…

Нет, это не ей. Парень просто окликнул свою подружку, которая отстала, бесконечно фотографируя узкую улочку.

— Я очень скучаю по Франции, — призналась она. — Хоть еще мало времени прошло, но я как подумаю, что это все, больше туда не вернусь…

Она замолчала, пытаясь побороть подкатывающие слезы.

— Почему Дима называет тебя Подсолнухом? — спросил Макс о том, чего еще не знает о ее жизни во Франции.

— На актерском мастерстве нам задали подготовить пантомиму: изобразить растение, — объяснила девушка. — Я выбрала подсолнух, тренировалась дома, и Дима за всем этим наблюдал.

— А мне покажешь, как выглядит подсолнух?

— Вот так.

Наташа руками изобразила листья, задрала голову к небу и довольно заулыбалась — все просто, но какая же сложная работа у актеров! Глядя на ее солнечное, удовлетворенное жизнью, беззаботное круглое личико, нельзя было не улыбаться — это был подсолнух в чистом виде, и Макс задорно расхохотался:

— Обалдеть!

Какое талантливое, моментальное включение — полсекунды — и все, роль, такая, что не отличишь от реальности. Наташа грустно улыбнулась ему в ответ.


«Ренессанс» означает «возрождение».

«Можно смириться с тем, что моя история — такая. Можно вычеркнуть из памяти то, что уже давно пройдено. Начать жить заново, как говорит Макс. У меня есть родители, которые меня родили, и другие — которые вырастили.»

«Я полностью русская, или вдруг иностранка на четверть, как он?»

«Когда у дерева нет корней, его легко опрокинет любой ветерок…»

«Он влюблен?»

«Я не могу сделать так, чтобы у меня исчезло чувство вины. Но я могу сделать и что-то хорошее в этой жизни.»


Эта постоянная смена впечатлений, нагромождение новых информаций, расходование энергии ежедневно под ноль — все, действительно, помогало морально.

Следующий день до обеда они провели в кровати. За окнами шумел ливень, в комнате было темно и мрачно, они сидели на постели друг напротив друга, и Наташа с интересом училась у Макса «развитию чувственности», как он это назвал. Он уже научил ее раньше ощущать тепло пламени, представляя, что держит руку над горящей свечой; и чувствовать холод на ладошке, когда он якобы кладет ей кубик льда. Это были знакомые ощущения, и Наташа легко вызывала их на коже каждый раз по своему желанию. Максим даже похвалил, что так быстро научилась — обычно легче дается что-то одно, тепло либо холод.

А сейчас обыгрывал прикосновения.

— Закрой глаза. Почувствуй силу нажима, температуру моей кожи. Запомни эти данные, — он медленно провел ладонью по всей ее руке. — Теперь повтори это прикосновение мысленно, без меня. Чувствуй, как тепло моей руки спускается от плеча до кисти. С открытыми глазами сможешь?

— Нет, с открытыми отвлекаюсь.

— Окей. Получается?

— До локтя хорошо чувствую, дальше теряю.

— Прикоснись ко мне там, где чувствуешь, с той же силой. Сделай так, как будто хочешь продемонстрировать мне свои ощущения. Трогай меня, а чувствуй это прикосновение на своей коже. Поняла?

Она поняла. Поняла гораздо больше. Ласкать его и получать от этого удовольствие своим телом. А ведь плечо — это только начало… Мысли сразу скакнули до самого интересного момента:

— А чем я буду чувствовать, лаская твой член и яйца?

Он рассмеялся:

— Бог ты мой, мы только до локтя дошли! — и добавил серьезно: — Наташ, спешка и хороший секс — вещи несовместимые.

Она открыла глаза и прекратила свои действия.

— А то, что в порнухе показывают, — возразила она, — там все так быстро, без прелюдии, без нежности… Спешка же. Но мужчинам нравится именно так.

Максим ухмыльнулся:

— Ты пересмотрела порнухи больше, чем я, так что еще неизвестно, кому больше нравится!

— Да просто тебе не нужно — у тебя всего того же в реальной жизни навалом было!

Макс сейчас с удовольствием закурил бы сигарету. Просто так, для поддержания беседы в полумраке. Тут где-то были сигареты для гостей отеля.

— Ты не против, если я покурю? — поинтересовался он, слезая с кровати.

На столике у входа лежала запечатанная пачка и «пробник» спичек с эмблемой отеля. Наташа не возражала, она уже привыкла, что этот мужчина все решает сам; только развернулась к нему лицом, сев по-турецки — голенькая, в маленьких трусиках, как он любит. Он встал у открытого окна, прислонившись к раме, вдыхая влажный свежий воздух с ароматом дождя вперемешку с сигаретным дымом. Дым понемногу проникал в комнату, и этот запах напоминал Наташе подростковые годы, одно из первых впечатлений близости Максима Викторовича — там, в беседке возле «Мельницы», после первого поцелуя, когда он курил, а она его разглядывала. Да, она определенно увязла в прошлом. А он изменился с тех пор. Он изменился даже со времени их последнего расставания полгода назад — Наташа не знала, бояться ей или радоваться — Макс уверенно выходил за границы привычного, за границы приличного. Она всегда знала его как чуткого, трепетного любовника, а в последнюю неделю открыла в нем такую жгучую смесь инстинктов, развращенности и необузданности, что опасалась не соответствовать. Он мог в любой момент полезть ей под юбку, оставаясь при этом внешне совершенно невозмутимым, и только взглядом выдавая (или специально изображая, Наташа не разбиралась) неприкрытую похоть. Нет, он не похоронил в себе той чуткости сентиментального романтика, но у этого алмаза появилась дорогая огранка. В «Мельнице» семь лет назад она робко заводила разговор о сексе в принципе, а сейчас — спрашивала:

— Ты хотел бы, чтобы у нас с тобой было, как в порнухе?

Макс улыбнулся, глядя в окно. Его взгляд скользил по кирпичным крышам домов противоположного берега речки, цепляя выдающиеся в небо то купола, то башни, и в глубине души ему не верилось, что он здесь, с ней… Его первая в жизни поездка за границу — и такая!

— Скорее, только изредка для разнообразия, — ответил он, поразмыслив. — Я не хотел бы, чтобы так было всегда.

— Минет я плохо делаю, да? — выпытывала девушка.

Он взглянул на нее с любовью.

— Не плохо, но уж очень нежничаешь, я тебе говорил.

— И хочется мне по самые гланды впихнуть, да?

— Очень!

Кажется, он уже не серьезно, вздохнула Наташа. Он явно наслаждался жизнью у окна и был всем доволен. Девчонка огорченно насупилась. Она была охвачена жаждой осуществить какую-нибудь его сексуальную фантазию и надежно запасть ему в душу, а он сопротивлялся.

Мужчина докурил, затушил окурок в пепельнице, которую держал в ладони, поправил занавес у окна и, положив пепельницу на диван, прошел к кровати. Присел рядом с женой, подвернув под себя ногу.

— Иногда мне хочется быть жестким, грубым. Отметелить тебя хорошенько, без прелюдии, в той позе, которую ты ненавидишь.

Он с улыбкой смотрел ей в глаза, но таким твердым взглядом — немного исподлобья, не моргая, что Наташа не на шутку разволновалась.

— Побыть животным, — продолжал он. — Знаешь, зверь же не думает об удовольствии самки… Но тебе не понравится. Наверняка будет больно. Поэтому никогда не предлагал.

Он упорно впивался в нее взглядом — ей стало жарко. Сейчас он окончательно загипнотизирует ее, и она не только согласится на животный секс, но и подпишет ему квартиру.

— Но у нас уже бывало грубо, — несмело возразила девушка. Почему-то вдруг несмело, удивилась она своему голосу.

— Все было под контролем, — пояснил он.

Ух, как же тогда ему хочется, если то было под контролем? Наташа чувствовала, что начинает тяжело дышать; старалась побороть это, расслабиться, но не могла. Он ничего не делает, но одним взглядом парализует ее волю. Страх заполнял всю ее грудную клетку. Он ничего не просит, не предлагает, но…

— Я позволю тебе это, — пробормотала она. — Только я сама решу, когда, хорошо? Я дам тебе понять.

Он кивнул, и Наташа расслабилась. Чувствовала себя странно после собственного предложения, не понимала, кто ее за язык тянул? Неужели, желание освободиться от его власти было настолько велико?

— Хочешь куни? — услышала она сквозь поток собственных размышлений.

— М-м, давай, — обрадовалась она возможности отвлечься.

Максим аккуратно завалил ее на подушки и стянул с нее трусики.

— Залазь на меня сверху, надо ж привыкать к шестьдесят девятой. Тут такой фантастический доступ!

Она послушалась без колебаний, хотя новая поза все еще вызывала некоторое стеснение. На этот раз заметила, что такое перевернутое направление его языка приятнее, чем в классической позе. Довольно быстро достигла оргазма, и хоть сдерживала себя, не дергалась и не стонала, но он сразу же произнес:

— Вот видишь, как приятно, умница!

Разбирается, гад! Еще немного поласкал ее бедра и ягодицы и скомандовал:

— Одевайся, пойдем гулять.


Ливень сменился постоянно моросящим дождичком, и они снова бродили по городу, игнорируя экскурсии. Да, это, определенно, был новый, более широкий формат интимных отношений. Ей нравилось, как он называет вещи своими именами, не опасаясь ее смутить; ей нравилось, что она может называть вещи своими именами, не краснея и не проверяя его реакцию. Нравилось, когда ехала крыша — над головой оказывалось небо без границ, и это была настоящая свобода.