Половое воспитание в школе стремительно расползалось за пределы намерений Максима. Он уже придумал и записал свод правил этого урока для подростков, но тем было слишком любопытно, чтобы соблюдать какие-то ограничения.

— Максим Викторович, а как Вы относитесь к бисексуальным связям?

— Терпимо.

— А у Вас было такое?

— Напоминаю правило номер три: мы не обсуждаем интимную жизнь конкретных людей!

Впрочем, на вопрос, почему он расстался со своей девушкой, ответил:

— Она поймала меня на измене.

— Все мужчины изменяют? — тут же уточнила одна из учениц.

Макс ухмыльнулся сам себе и утвердительно кивнул девчонке.

— Я еще считаю себя верным! — пояснил он. А в качестве урока для молодежи признался: — Я очень жалею об этом. Я люблю ее. И как ни странно, перед тем, как заводить любовницу, я все хорошенько обдумал… Теперь хожу весь потерянный — не понимаю, как я мог принять неправильное решение?! А время назад не вернешь… Не бывает у измены положительных последствий.

— Ну почему! — возразил Валера, светленький пухлый паренек. — Если жена не против, а у мужа потребности больше, чем у нее, тогда измена — это только хорошо!

— Если жена не против, то это уже не измена, — рассудил учитель. — «Измена» — это не обозначение секса с другим партнером. Секс с разными партнерами — это полигамия. А измена — это тот поступок, который причинит боль другому человеку.

Неужели эта боль настолько сильная, что Наташа даже по телефону теперь слышать его голос не хочет?

Евгения, наведываясь иногда то в «Эго», то вместе с Андреем к Максу домой, говорила вкрадчиво:

— Максим, Наталья требует, чтобы Вы прекратили переводить деньги на ее счет.

— Пусть не тратит, если не хочет, — огрызался он. — Женя, так и передайте ей: пока она студентка, я буду ей помогать. Мы пробыли вместе столько лет, и как бы ей ни хотелось, она никогда уже не станет для меня посторонней!

— Ей хорошо заплатят за съемки, — скромно пыталась Женя все-таки выполнить Наташину просьбу.

— Я рад за нее, — непререкаемым тоном продекламировал Макс.


Разве она разлюбила Максима? Нет. Любит. И думает о нем. И скучает. Вроде, с самого начала поняла причину его измены, поняла и простила, но почему-то инстинктивная вредность потребовала разорвать с ним отношения. И вот, расставшись, простила — и только сейчас по-настоящему. И стало легко. Так куда же делась ревность? Все дело в том, что он больше не ее парень? Значит, ревность — это не свидетельство любви, а только лишь признак чувства собственности. Как только ты отказываешься от самостоятельно выдуманного права обладания другим человеком, сразу перестаешь и ревновать. Как только ты позволяешь парню быть счастливым так, как он сам хочет. Это его жизнь, и он может прожить ее только однажды. А жизнь каждого из нас может закончиться в любой момент… Знакомая фраза. Откуда?

* * *

Владислав Сергеевич вышел на пенсию, и пост директора школы по его рекомендации занял Максим Викторович. Вообще-то, некоторые учителя восприняли это резко негативно: этот новоявленный начальник слишком молодой, чтобы ими командовать! Но в Отделе народного образования всецело поддержали политику Владислава Сергеевича насчет молодых и успешных руководителей. А что, Максим, без преувеличения, один из лучших учителей, обладающий при этом организаторскими способностями и оригинальными идеями в подходе к воспитательному процессу! Крупные ссоры с Наташей всегда совпадают с судьбоносными изменениями в его педагогической карьере.

Трудно было оставлять профессию учителя физики, но потенциальная возможность в качестве директора сделать для школы гораздо больше взяла верх.

— Так что, дорогие мои, — говорил он своему 11 «А», — после каникул физику у вас будет вести кто-то другой.

— Мы не хотим никого другого! — выли они. Молодежь, похоже, подумала, что Максим Викторович и классным руководителем у них больше не будет.

— Я иначе не справлюсь, — извинялся он и тут же принимался утешать: — Будем по-прежнему встречаться с вами на половом воспитании… Люди, вы что? Я же не ухожу совсем! Да и вам учиться осталось всего пару месяцев!

— Оставьте меня на второй год! — смеялась разбитная дамочка, по виду уже взрослая тетка.

— Да без проблем! — мило соглашался Максим.


— Мои дети… — протянул Макс, когда Юрик поставил перед ним на столик чашечку кофе на белоснежном блюдечке.

Сам Юра сел напротив со своей чашкой и хмыкнул:

— Видел я твоих детей… Я сперва подумал, что это твой гарем!

Макс игриво засмущался.

— И тебе что, разрешается так с ними обниматься? — продолжал недоумевать Юрик.

— Вообще, Андрюха со своими тоже так себя ведет.

— У Андрюхи пятый класс! И нет ничего удивительного в том, что они лазают по нему, как по аттракциону в парке — это они ДЕТИ, десятилетние!

Макс только пожал плечами на это и, опустив голову, загрустил. Легко Юрке в институте преподавать! Студенты — люди взрослые, самостоятельные, некоторые даже в браке состоят. Ты им — никто, просто лектор. Видишь их раз в одну-две недели… Макс, подобно Наташе, пронзенный Мыслью, вдруг схватил сотовый и, быстро найдя чей-то номер, принялся ждать ответа.

— Женя! — после недолгой тишины выкрикнул он. — Нашей школе нужны деньги! Администрация или Городское собрание не хотят нам в этом посодействовать?

— Я попробую, — был уверенный и короткий ответ вечно занятой Фроловой.

Она баллотируется на выборах мэра города. Ничего себе девушка у Андрея!

— Как там Кирилл, не знаешь? — спросил Макс, вернувшись за стол. — Я ему дозвониться не могу. Он опять в горах?

— Конечно, где ж ему еще быть! — фыркнул приятель. — Он снова на Эльбрус полез. Взял у Коста фотоаппарат, говорит, только его фотик не замерзает на высоте трех тысяч метров. А телефон, видимо, замерз. На две недели уехал, Кост сказал. Ты выгодный для школы директор: со связями.

— Это будет лучшая школа в нашем городе. Я тебе обещаю.

— А чего мелочиться? Может, лучшая школа России?

— Для начала завоюем город, — поделился планами Макс. — А потом мир.

* * *

Весь февраль Наташа провела в психиатрической клинике. По протекции Кристиана ей разрешили приходить каждый день на несколько часов наблюдать за пациентами, чтобы она смогла достоверно сыграть роль душевнобольной девушки. Хотя, скорее, Наташа освоила роль нянечки. Наташа с удивлением узнала о некоторых правилах поведения в такой клинике: например, нельзя позволять пациенту оказываться у тебя за спиной…

На два месяца переехала от Димы, сняв квартиру поближе к месту съемок на те деньги, что высылал Максим. Точнее, из тысячи евро ежемесячно тратила триста тридцать на аренду. Дима почти не огорчился. Во-первых, он и сам дома бывает только ночью, когда спит. А во-вторых, у него есть Этьен, который вместо Наташи и постирает, и погладит, и накормит, и накормит лучше Наташи.


Через час Наташа поняла, что уже в который раз погорячилась, приехав впопыхах после занятий в институте. Так нельзя. Нужно выбрать что-то одно. Кино не делается быстро. Первое отличие европейского кино от российского — это отсутствие истерик на съемках. Это в Москве, когда Наташа ходила смотреть, как снимают настоящее кино, на площадке что-то происходило: бессмысленно бегали люди, постоянно что-то двигали, переставляли… А здесь, несмотря на сжатые сроки, каждый человек передвигается спокойно, без нервов, говорит без дополнительной акустики. Во всем — порядок и организованность. Осветители закончили устанавливать аппаратуру, развернули зонтики и уселись дружным рядком под приборами. Молоденькая девушка отвела Наташу в гримерку и начала «делать лицо».

Под съемочную площадку позаимствовали кусочек какого-то Научного центра. Наташа-Атенаис вышла на улицу и осмотрелась. Человек семьдесят, включая зевак. Кристиан вместе со вторым режиссером отсматривают на мониторе вчерашний материал — уйма пленки и всего четыре минуты конечного фильма. Много зевак вокруг, и администратор — пухлая женщина в черном балахоне — отчаянно пытается объяснить им, что они попадут в кадр, если не отойдут за бордюр. К Наташе сзади тихо подошел главный герой.

— Салют, сладкая!

Девушка вздрогнула и улыбнулась. Обвила его шею руками и поцеловала в губы — осторожно, чтобы не испортить грим.

…

Что происходит? — недоумевала Наташа на широком, величественном мосту через Сену. Она всячески вертела в руках карту Парижа и не могла понять, почему заблудилась. С одной стороны четыре полосы плотного дорожного движения загораживали обзор, а с другой — в лицо светило солнце. Наташа стояла посередине реки и пыталась сообразить, куда ей теперь идти, чтобы попасть вот в эту точку на карте. Все условия предлагаемой квартиры ее устраивают, а осмотреть само жилье она договорилась через полчаса. Вопрос один: как успеть?

Кажется, туда. Здесь такие расстояния, что лишний раз ошибаться с направлением не хочется… Короткая облегающая кожаная куртка спасает тело от сквозняка, но вот солнце все же обманчиво: ясно значит морозно. Наташа приподняла кожаный воротничок-стоечку и зарылась туда чуть ли не с носом.

Он подошел внезапно, словно возник прямо из середины моста, — Мартин Совари, будущий исполнитель главной роли в первом серьезном Наташином фильме. Он ей не нравится. Мартин из тех людей, которые не скрывают своей наглости, но в поведении которых при этом не к чему придраться. Французское мастерство пускать пыль в глаза и русское стремление к искренности — весьма тревожный коктейль.

— Мне кажется, Вы заблудились, — ничуть не сомневаясь в этом, произнес мужчина, поправив краешек карты, которая загибалась от ветра в Наташиных руках.

— Да, немного, — пришлось ей признать. Он очень красиво говорит по-французски — так красиво, что хочется на это смотреть, не отрывая взгляда от его губ.