– Надеюсь, Наталия хорошо прожила свои тринадцать лет на этой планете, потому что я ее… ах! Ну ты посмотри, только вчера купила этот цвет, «Малиновая роза». Прямо перед моим уходом она попросила один разок попробовать, и я, дурочка, разрешила.

Подруга сунула тюбик мне под нос. Наталия сломала помаду и выкинула ее, остались лишь розовые комочки на дне тюбика.

Я поморщилась:

– Вот так неприятность. А они ведь по тридцать баксов за штуку.

– Да не говори. Наверное, нажала слишком сильно – и хоп! И ей пришлось заметать следы. Спорим, она даже надеялась, что я подумаю на маленькую Камиллу.

Я бросила взгляд на открытую дверь, потом снова на Марисоль.

– Как связаны твое хитрое лицо и моя испорченная «Малиновая роза»?

Ведь можно, да? Один раз?

– Дарси!

– Так. Э-э-э… идем со мной, – сказала я, и Марисоль пошла.

Мы оказались в той части квартиры, которую большинство жильцов называло обеденной зоной. Нашу Тереза Уэллс превратила в мини-склад косметики. Как ни прискорбно, я знала, где искать. Сняв четыре пластмассовых ящика, я открыла один из них. Марисоль потрясенно ахнула.

– Dios mio, вот думаешь, что знаешь, а на самом деле нет, не знаешь, – сказала она.

– Ага.

Опустившись на колени, я стала перебирать совершенно новые тюбики с помадой и блеском для губ.

– Где-то здесь должна быть и «Малиновая роза».

Марисоль присоединилась к поискам. Мы нашли десять тюбиков недавно выпущенного оттенка.

– Это все с торговых выставок?

Я пожала плечами:

– У мамы огромная скидка на рекламную продукцию с выставок, поэтому она тащит домой все больше и больше. И потом, когда в «Мэйсиз» день тройных баллов…

– Мне никогда не понять, как она помнит про все.

– И про то, где все это лежит. – Отогнав беспокойные мысли, я протянула Марисоль новенькую коробочку цвета розового золота. – Сегодня ты возьмешь это себе, и будем надеяться, что она тюбики этого тона не пересчитала.

– Может, не надо?

Я вложила помаду ей в ладонь:

– Мы все равно возьмем, потому что ты моя лучшая подруга, да и…

Замолчав на полуслове, я открыла другой ящик – просто взглянуть. Внутри лежали сотни баночек с тенями для век, румяна и кисточки для макияжа. Тюбики тонального крема «Элиза Б.», консилеры, тушь для ресниц и подарочные наборы со специально подобранными тонами.

– Да здесь косметики на тысячи долларов…

Марисоль мечтательно вздохнула:

– Эх, вот бы мне жидкий карандаш для губ «Динамичный пурпур» и крем-тени для век «Фисташковая авантюра». Их тут десятки – нет, сотни, их очень-очень много. Добро пожаловать в мой вариант пещеры Аладдина.

– Прямо «Остров сокровищ».

Марисоль взяла набор теней для век:

– Один такой стоит шестьдесят пять долларов. Тональный крем продают по пятьдесят.

– Не расстраивай меня. Это больше, чем я получаю за одну смену в «Желтом пере».

А скоро мне нужно будет работать еще больше, чтобы обойтись без бабушкиных чеков. Из-за второй работы останется еще меньше времени на занятия, а на себя – совсем не будет. Или… Нет. Заменить одну помаду для Марисоль – другое дело.

Марисоль внимательно изучала мое лицо.

– Эй, твое выражение будто говорит: «Я собираюсь кое-что сделать, но не знаю, стоит ли». И хочу добавить, тебе полезно это выражение придавать лицу почаще.

Мое горло издало странный звук. Я принялась расставлять разную косметику от «Элизы Б.» на полу, и мое сердце трепетало под тонким голубым шарфиком.

– Сомнительное и глупое или блестящее и изобретательное? Деньги, что я могла бы выручить, продав что-то из этого, заменят многие часы работы.

Не прошло и пяти секунд, как озадаченность на лице Марисоль сменилась волнением.

– Дарси, понимаю, как это заманчиво, но нельзя.

– Или… можно.

– Разве это не идет вразрез со всем, что говорил тебе психолог? С тем, о чем он тебя предупреждал?

Косметика не помещалась у меня в руках.

– Это идет вразрез со всем, что он говорил.

– Впрочем, косметика новая… Нетронутая, – задумчиво добавила Марисоль. – Лежит себе в ящиках и пользы никому не приносит. Если только ты не пустишь ее на пользу себе.

– Так ты в деле?

– Скорее мысленно крою платье. Швов пока нет. Ничего определенного. Мы просто рассматриваем вариант.

– Ну да. Просто рассматриваем. – Я задумалась. – Парочка помад тут, румяна и тушь там… – Я обвела глазами квартиру, все эти бесконечные кучи хлама. – И не только косметика. Вон в тех коробках лежат дорогие фены и утюжки для волос. Можно продавать немного, по чуть-чуть, чтобы она не заметила. – Но как мне это все устроить?

Погодите-ка – после того как мама горевала здесь, на полу, потеряв голову, погрузившись в открытки и в воспоминания, – могла ли я после этого сознательно сдвинуть хрупкие границы ее болезни еще дальше? Если мама узнает о моем коварном плане, то это вполне может загнать ее туда, откуда мне ее будет уже не вытащить. Надежда выжить и остаться дома могла оказаться под угрозой из-за очередной лжи, все было сопряжено с огромным риском. Дилемма за руки и за ноги буквально тянула меня в разные стороны.

Марисоль, не вставая, подползла ко мне поближе, ее коленки выглядывали в дырки на джинсах.

– А как насчет eBay? Новая косметика уходит быстро. Мы скинем пару долларов с розничной цены каждого товара, и налоги там не взимаются. У нас с мамой общая учетная запись, мы покупаем и продаем ткани и декор под старину для тех, кто шьет винтаж. Пока тебе не исполнилось восемнадцать, ты могла бы размещать товары в нашем профиле, а потом заведешь свой. Мы просто будем отделять твои платежи и перечислять их тебе через PayPal. Ничего сложного.

Довольно быстрые деньги, и не нужны дополнительные часы, которых, кстати, у меня и нет. Я опять уставилась на ящики, зная, что у мамы таких еще много. Пиратские сундуки с заветным золотом. Накопительство – зло, и я была им сыта по горло. Я хотела выяснить, почему маму не отпускало, хотя консультант уверял нас в том, что наступит улучшение. А пока не пришло ли время мне вернуть себе контроль и двигаться вперед – здесь и сейчас, – насколько это возможно?

– Ладно. Давай, – сказала я Марисоль уверенно, хотя на самом деле такой уверенности не испытывала.

Марисоль открыла новую «Малиновую розу» и без зеркала идеально накрасила губы.

– Почему ты все-таки согласилась? – Я накрыла ящик крышкой. – Поначалу ведь сильно сомневалась.

– И до сих пор сомневаюсь. Ну, Дарси, сама знаешь, – предостерегла меня подруга.

– Мама не должна догадаться.

– Тогда мы сделаем так, чтобы не догадалась. Нам предстоит своей сообразительностью превзойти ее осторожность, – заключила Марисоль. – Если ты решила сделать что-то сомнительное и глупое, блестящее и изобретательное, то только со мной вместе.

* * *

Пока Брин Хамболдт развлекала собравшихся на Мишн-Бич эффектными балетными прыжками jeté и pas de chat, я глубоко дышала. Тяжелый от соли океанский воздух будто бы немного давил. Солнце вытекало за горизонт, как желток из треснувшей скорлупы. Обернувшись, я взглянула на его лучи и побрела к воде. На берег намыло водорослей, они были похожи на спутанные русалочьи волосы. Это сравнение придумала мама, когда я еще строила здесь замки из песка. И с тех пор я воспринимаю водоросли только так, бережно храню этот образ из маминых сказок. Некоторые вещи не меняются, даже когда изменилось все вокруг.

– Привет. – За моей спиной появилась Марисоль. – Пошли посмотрим, чем здесь травят.

Я последовала за подругой к двум раскладным столам с едой, стоявшим параллельно причалу из темного камня. Родители Брин накрыли их и ушли, оставив толпу гостей на попечение братьев Брин, которые уже учились в университете. Про подсчет калорий на этот раз беспокоиться было не нужно. Про это Брин на один вечер забыла. Ради балета ей надо было придерживаться строгой диеты, состоявшей из зеленого сока и цельных злаков, нежирного белка и перекусов из продуктов, прошедших минимальную обработку. Но во время ежегодной вечеринки в честь «Щелкунчика» Брин уходила в отрыв.

– О боже. Только не устраивай сцен, – взмолилась я, быстро взглянув на второй стол.

– А что?

Я показала. Подруга посмотрела туда. Презрительно усмехнулась. Поставила одну руку на бедро.

– Марисоль.

– Начос? Знаешь…

– Конечно, уже сто раз слышала. Начос – чисто американское изобретение. Не забывай, что я воспитана на твоем истинно мексиканском пищевом снобизме. – Марисоль всегда с пафосом и очень поэтично рассказывала о связи кухни с ее родной культурой. – Давай назовем это просто едой. Не мексиканской, а просто едой, идет? Кукурузные чипсы. Гуакамоле. Расплавленный сыр и сальса. Сметана. Всем этим можно наполнить тарелку, не причинив себе эмоциональной травмы. Да, традиции не соответствует, но все равно очень даже съедобно.

Три шага вперед. Клянусь, она наморщила нос.

– Завтра у меня дома будем есть настоящую еду. – Марисоль взяла тарелку. – Маме об этом ни слова, поняла?

* * *

Как бы умело Марисоль ни подбирала для меня одежду, под модным кардиганом и шарфиком я оставалась типичным антисоциальным элементом. Не то чтобы мне не нравились вечеринки. Еда, напитки, музыка – это здорово. Против больших скоплений людей я тоже не возражала. Но, тем не менее, и в этот раз все вышло как всегда. Привычное зрелище заставило меня бесцельно бродить по песку. Я уже поела (две порции начос и огромное печенье с шоколадной крошкой). И поболтала с парой одноклассников.