Играй усердно, работай ещё усердней — таков было его девиз, или, по крайней мере, так его цитировали и так писали газеты.



Даже если бы Клео хотела от этого сильного и красивого мужчины большего, то знала — шансов стать для него кем-то более значительным, чем просто любовница, у неё нет. Но это и хорошо. Она не хотела большего, потому что для неё Данте – не более, чем просто фантастический любовник. Пока они оба это понимают, всё будет хорошо.



Клео отвернулась от него и проскользнула в большую, элегантно обставленную гостиную, которая разделяла их спальни. Её взгляд тут же устремился к тележке, стоящей посередине комнаты. Клео застонала, её аппетит проснулся с новой силой, и она покачнулась от голода. Сняв крышки с блюд, она чуть не заплакала, увидев застывшее месиво, которое когда-то было прекрасным ужином. Она подошла к декоративному столику и потянулась к телефону, чтобы заказать еду в номер.



Была половина второго, но Клео чувствовала себя бодрой после восхитительного секса и ничуть не уставшей. Стоя у французского окна и смотря на городские огни, она размышляла, какие приключения ждут её там. На нее нахлынуло безрассудное желание отправиться на разведку, но она подавила его, зная, что блуждать в таком огромном городе, да ещё и посреди ночи, было бы глупо. Она опустилась в одно из кресел в стиле барокко, стоявших у окна, подняла и обхватила ноги, положив подбородок на колени. Прозвучавший пару минут спустя сонный голос Данте ее испугал.



— Что ты здесь делаешь?



Клео пискнула, прежде чем повернуться и посмотреть, как он входит в комнату.



— Мне показалось, что ты не из тех парней, которые любят просыпаться со случайной девушкой, поэтому ушла. И, так как ты уснул в моей комнате, я подумала, что сегодня займу свободную комнату.



— Что не объясняет, почему ты здесь, — Он широким жестом обвел гостиную.



— Я жду обслуживание в номер, — сказала она. — И не смей больше отвлекать меня! Я не могу больше жить без еды.



Губы Данте изогнулись, он сел в кресло напротив и наклонился к Клео. Она отвела взгляд, поняв, что он всё ещё голый. Почему она не заметила этого сразу?



— Не против прикрыться? — спросила она, чувствуя себя не так комфортно от его наготы, как он.



— Зачем? Расхаживать в таком виде неуместно? — спросил он.



Клео стиснула зубы.



— Ты и сам знаешь, что так и есть.



— Но после прошлой ночи и того, что делали сегодня, я думал, мы вышли за рамки дозволенного. Это не должно тянуть больше чем на четыре балла, верно?



— Я больше не буду играть с тобой в эту игру, — сказала она. — Просто оденься, прежде чем доставят еду.



— Не думаю, что ты просишь меня об этом из-за обслуживания номеров. Скорее всего, ты просто находишь меня… неотразимым.



— Спустись на землю, — пробормотала Клео, ненавидя это чертовски самодовольное выражение на его лице.



Он вытащил из-под себя подушку, положил на свою промежность и сложил сверху руки.



— Что? — Он с вызовом поймал её сомневающийся взгляд. — Для тебя же это сработало.



Это не очень то и сработало, учитывая дальнейшие события, но Клео не собиралась сейчас это обсуждать.



В дверь позвонили, и Клео вскочила, радуясь, что их отвлекли. Она могла бы обнять официанта, когда тот вкатил тележку в номер.



— Дай ему чаевые, — приказала она Данте, уже снимая крышки с мисок и тарелок, её колени практически подгибались от божественных запахов.



— Властная маленькая штучка, не так ли? — прошептал он ей в ушко, когда подошёл и встал позади неё, достаточно близко, чтобы она даже через одежду почувствовала тепло его тела.



Официант отвёл взгляд, Данте расписался за еду и добавил хорошие чаевые. Поблагодарив их, официант поспешно ретировался.



— Ты снова голый, да? — спросила Клео, не поднимая головы.



Данте не ответил сразу. Он опусти руки на её плечи и начал мягко разминать. Затем прижался к Клео всем телом, и его твердеющий член уперся в её спину.



— Не снова голый, — отрицал он, — скорее… всё ещё.



Он взял в рот ее мочку и слегка прикусил. Клео застонала, и, когда Данте прижал к ней свой внушительный член, оттолкнулась, пока он не застонал от удовольствия. Его рука проскользнула вперёд и пролезла через полы халата, найдя её грудь с безошибочной точностью. Клео позволила ему обнять себя, потом посмотрела на еду и отодвинулась.



Повернувшись к нему лицом, она бросила быстрый взгляд на его огромный, напряжённый член, который вызвал у неё обильное слюноотделение, но уже по совершенно другой причине.



— Убери эту штуку, — тихо сказала она, решительно кивая. — В этот раз ты и твой ненасытный член не отвлечёт меня от еды.



Он отвернулся, и Клео могла поклясться, что услышала смешок, который едва не растопил её сердце, потому что Данте Дамасо не был склонен к юмору.



— Ешь, florecita (прим. испан. «цветочек»), позже тебе понадобиться энергия.



«Действительно дерзкий сукин сын!»



Но Клео уже было всё равно, она отнесла свою еду — салат, пенне корбанара и чизкейк — к дорогому кофейному столику у кресла около окна. Данте последовал за ней и сел, к счастью, прикрыв подушкой весь свой впечатляющий комплект. Он пристально смотрел, как она ест, и Клео, к тому моменту умявшей за обе щеки половину еды, становилось все больше не по себе под этим безжалостным взглядом.



— Пожалуйста, перестань пялиться на меня, — наконец сказала она, проглотив пенне.



— Мне нравится смотреть на тебя.



Ну, вот это уже было, как гром среди ясного неба! Клео застыла с открытым ртом, понимая, что с наполовину пережёванной пастой, она, вероятно, выглядит как идиотка. Быстро придя в себя, она закрыла рот, не потрудившись как следует прожевать, прежде чем проглотить.



— Что?



— Мне нравится смотреть на тебя, — повторил он. — Ты интересный человек.



Ну, по крайней мере, он не лгал и не назвал её красивой. Она знала, что у неё странное лицо. Во-первых, её губы были слишком большими для узкого лица. Одноклассники в начальной школе называли её «Сочные губки», а в старших классах мальчики начали делать всякие оскорбительные предложения о том, что Клео следует делать этими «сочными губками». Во-вторых, её нос был кривым — она сломала его, когда упала несколько лет назад во время танцевальной репетиции. Травма не была ужасной, но операцию провели неудачно, и Клео пришлось смириться, что её нос всегда будет чуть смещён. И, наконец, её смехотворно большие зелёные глаза, из-за которых большую часть жизни её сравнивали с куклой. Клео ненавидела свои большие глаза, думая, что из-за них она постоянно выглядит удивлённой.



Её нелепое лицо, в сочетании с миниатюрным телом, часто заставляло людей недооценивать её. И, пока Клео занималась танцами, это было преимуществом — она хотела, чтобы её недооценивали, прежде чем «поразить» конкурентов и хореографов своим талантом. Хореографам и режиссёрам нравилось в ней это неожиданное качество, они восхищались её «свежестью» и «необычностью». Но сейчас, в реальном мире, недооценка приводила к уменьшению возможностей и большому разочарованию.



— Что происходит в твоей голове?



Голос Данте вторгся в её тревожные мысли, и она снова сосредоточила своё внимание на нём. Она прочистила горло, прежде чем изобразить дерзкую ухмылку и потянулась за десертом.



— Я просто думала, что ты так и не сказал, куда вы ходили сегодня вечером. Вы ходили в одно из онсэн? — Она имела в виду общественные термальные источники, которые так популярны в Японии. — Ты разделся перед мистером Танака и мистером Ватанаби?



Данте вздрогнул.



— Господи, нет.



— Значит всё не так уж и плохо, верно? — Ей нравилось подкалывать его: его смущение делало его чуть более доступным. — Всё, что всплывает в моём воображении, вероятно хуже, чем есть на самом деле.



— Мы пошли в караоке, — сказал он, наконец-то сжалившись над ней, и Клео чуть не подавилась первым куском чизкейка.



— Ты слишком драматизируешь, — усмехнулся Данте, пока она махала перед лицом, чтобы охладиться после приступа кашля.



— Караоке? — прохрипела Клео, и он кивнул. — Серьёзно?



— Да. Можно мне немного чизкейка? — небрежно спросил он.



— Нет, — также небрежно ответила она, намеренно сунув в рот ещё одну порцию и медленно жуя, прежде чем задать следующий вопрос: — Вы действительно пели?



— Sí (прим. испан. «да»). — Данте взглянул на оставшийся чизкейк на её тарелке. — Один кусочек?



— Нет, — сказала она, поднося ещё одну порцию ко рту. — Что ты пел?



— Немного Queen, немного Rolling Stones, Nirvana, Red Hot Chili Peppers, Blondie… — перечислял он. — Ты же не собираешься всерьёз съесть весь этот кусок пирога, правда?



— Собираюсь, — подтвердила она. — Blondie? Серьёзно?



— И Синди Лаупер, — поморщился он. — Мисс Инокава действительно любит ее песни, но не может петь, потому что английский язык слишком быстр для неё.



— Но они такие писклявые, — рассмеялась Клео.



— Я знаю. Можем ли мы сейчас перестать говорить об этом? И предупреждаю, это останется между нами. А теперь дай мне кусочек торта.



— Нет, это мой торт. Закажи себе свой десерт!



— Хорошо.



— О Боже, что ты делаешь? — спросила Клео, когда секунду спустя Данте опустился на колени перед её креслом и провёл руками по ногам, распахивая халат.