— Живые? — грубый мужской голос вернул меня к реальности, и я тут же ответил.

— Да! Мы здесь.

В копоти и дыму, невозможно было разобрать ничего, а в голове стало кружиться всё сильнее. Я понимал, что ещё несколько минут пребывания здесь, и я потеряю сознание.

— Сюда!!! Тут люди!!! Несите кислородный баллон!

Пятеро мужчин успели вытащить нас в последний момент. Наверное, я навсегда запомню эту ночь.

Это навечно отпечатается в моей памяти, как момент, когда я понял, что смерть самая страшная вещь. Да она неизбежна, и рано или поздно каждый из нас умрет. Но позволив пережить подобное, небо само показало мне, насколько жизнь ценна. Более того, насколько бесценна жизнь девушки, которую я не выпускал из рук, даже когда нас осматривали медики.

Не мог я отойти от неё. Не было во мне сил убрать руки от тепла, которое держал, и понимал, что сегодня мог потерять его навсегда.

Я мог лишиться того, что давало мне мечты. Того, что заставляло смотреть в будущее. Той, которая показала мне, насколько я сам важен и ценен. Насколько ценна моя собственная жизнь.

— Ты мог погибнуть… — у моей груди послышался настоящий хрип, и я подавил в себе порыв разорвать Сандерса на части.

Взять его за горло и свернуть шею собаке, к херам, чтобы он не дышал одним воздухом с людьми.

— Мог… — прохрипел точно также в ответ.

— Тогда зачем?

— Ты совсем глупая, или бесить меня — твоё любимое развлечение?

— Ответь…

— Потому что лучше сгореть и задохнуться с тобой, чем продолжать свое дерьмовое существование морального урода без Греты Делакруз.

Она прижалась ко мне сильнее, и на нас накинули огромный плед, пока вокруг бегали люди, а пожар пытались потушить уже час.

— Энни… — по её телу прошла крупная дрожь, и я понял, что нужно приготовиться.

И был прав, потому что Грета зашлась жутким воем и цеплялась за мою рубашку руками, сжимая ткань в кулаках. Она рыдала в мою грудь, а я прижимал её к себе и молчал, пока не понял, что и по моему лицу бегут слезы. Опустил голову и прислонился губами к её макушке, удерживая и пытаясь спрятать от ужаса, который был вокруг.

С этого момента, она никогда не будет смотреть на подобное. Это будет моя картина. Я буду сам следить за всеми бедами и ужасами, которые могут произойти. Грета не увидит этого больше никогда, потому что в такие моменты, мои объятия станут границей между нашим и тем, что за его пределами.

— Не плач… Умоляю. Это добивает меня, Грета. Я ненавижу твои слезы. Не плач… — зарылся в её волосы лицом и сам попытался успокоиться.

А потом открыл глаза и увидел бледного, как снег, который стоял вокруг, Нам Джуна. Он не подходил к нам, но неотрывно наблюдал за мной и Гретой. А когда мы встретились взглядами, я понял что у меня не один близкий человек. У меня всё это время действительно был брат, который оберегал от всего, но я как болван, продолжал мнить себя венцом творения и не слушал его.

— Кумапта…*(Спасибо…) — прошептал одними губами, и он меня понял.

— Нэ… Хён… *(Не за что, брат…)

Эпилог

Жизнь моей сестры нельзя назвать счастливой. Этого человека сломали и разбили самые близкие люди. Ложь, которая оказалась слишком чудовищной, повлекла за собой ужасные последствия. Именно они унесли за собой две души.

Энни не заслужила смерти. Молодая девушка, у которой всё было только впереди, погибла по вине лжи моего приемного отца.

Теперь я понимаю, что каждый мой поступок влияет на жизнь людей вокруг. Любое моё движение, слово или неосторожно брошенная фраза или ложь, может уничтожить чью-то жизнь, либо сделать её нестерпимой и полной боли.

Изабель, возможно, не стала бы наркоманкой попади мы в руки людей, которые не лгут из страха или собственного эгоизма. Мы были бы, наверное, намного счастливее, не брось нас родная мать под дверями дома пастора, который пытался её спасти.

Не совершай люди этих всех ужасных поступков, жизнь моей сестры, как и моя, могла быть совершенно другой. Наполненной счастьем и понимаем. Люди не должны лгать близким, ведь выходя на улицу мы неизменно попадаем в чужую жизнь. Она не наша, и вряд ли кто-то станет просто так спасать вас от собственной боли, когда у него в груди своя.

Нельзя врать и этим людям, потому что это ложь даже во благо, может обратиться тем, что случилось с моим приемным отцом и семьёй.

Однако уничтоженная жизнь моей сестры, бросила проклятие на все жизни вокруг. Иззи стала жертвой не потому что Эйн тварь и его семья прикрывала мексиканцев с их борделями, зарабатывая на этом деньги. Изабель стала такой, потому что близкие люди сделали её слабой. Лишили любви и поддержки. Человек остался один на один со своей слабостью, а Энни… Эта улыбчивая девчушка. Маленькая и хрупкая. Она не смогла помочь Иззи.

Даже Май… Человек, который был готов быть с ней, не смог понять, что нужно Изабель. Май не знал, что чувствовал к ней любовь, кроме жалости, которую воспринял совершенно неправильно.

Потому что их тоже соединила боль от лжи, которая чуть не разрушила и его жизнь. Противоположности не притягиваются. Это стереотип, придуманный романтиками. Люди сходятся в стаи, которые связывает причина.

Меня с ним связала не только ненависть и страсть. Нас повенчала боль от вранья, и мир, который оказался слишком к нам жесток. Люди, разрушившие наше будущее…

Сейчас, когда я стою в зале полном болельщиков и чувствую тяжесть красивого кольца на своем пальце, тот день кажется мне давно позабытым сном. Завершением страшного кошмара.

— Я не позволю этому случиться! Ты не уедешь никуда с этим… Как ты смеешь вообще… после стольких лет?! Я растил тебя! Всю душу вложил в твое воспитание!

— Унижая мать и доводя неугодную тебе дочь фактически до иглы?

Один из кардиганов упал в мой чемодан и я не выдержала, обернулась к отцу и прошептала:

— Спасибо за всё! За то, что кормил и одевал. За то, что воспитывал. Но…

Я смотрела в глаза человеку, который, казалось, вообще не понимал, что происходит и почему я собираю вещи.

— Ты не доучилась! Я требую чтобы ты образумилась? Кем ты будешь без диплома?

— Человеком! Я по-прежнему буду оставаться человеком, мистер Делакруз.

Он больше ничего мне не говорил, потому что остался один. Я поместила мать на принудительное лечение сразу, как она призналась в том, как жила все эти годы с отцом и молчала. Поэтому я без зазрений совести вышла из дома с двумя чемоданами и встала на крыльце.

Май смотрел на меня в упор. В его взгляде читалась тревога. Он стоял, опираясь спиной о машину и буравил взглядом каждую часть моего тела. Делал это так, словно ждал, что вот сейчас я развернусь и вернусь обратно в свой дом.

Его взгляд остановился на моих глазах и я мягко улыбнулась. Май тут же оторвался от авто и пошел навстречу.

— Ты твердо решила, Делакруз? — мы встали друг напротив друга и я молча кивнула.

— Учти, вкусняшка, дороги назад не будет. Я не отпущу тебя.

— Увези меня, Май, — мой голос дрогнул и я ощутила, как вся боль, весь ужас того, что пережила, стали подступать комком к горлу, — Забери меня отсюда. Забери, умоляю тебя, иначе я не выдержу. Мне…

— Тихо! — он холодно меня оборвал и выхватил ручки чемоданов из рук, — Садись в машину и не разводи сопли! Мы уезжаем!

Май развернулся и пошел к машине. Пока я открывала дверцы, он положил вещи в багажник, и открыл свою водительскую дверь.

В какой-то момент я повернула голову и заметила, как отец смотрит на меня из окна гостиной. Он стоит за шторой и прожигает нас взглядом. Это вызвало грусть и захотелось поговорить с ним ещё раз.

Но лишь одно воспоминание об Иззи и о том, что действительно происходило в моей семье, заставило меня отвернуть голову от места, которое я долгое время считала домом, и посмотреть в глаза парню, который стоял между дверцей и салоном, пристально наблюдая за тем, что со мной происходит.

— Если наступит момент и ты захочешь вернуться и увидеть их, тебе нужно будет лишь сказать об этом, Грета. Я привезу тебя обратно и мы встретимся с твоими родителями по-человечески. Просто скажи мне, и я сделаю это для тебя.

— Хорошо, Май, — я тепло улыбнулась ему, на что он кивнул мне на дверь.

— Садись, вкусняшка. У нас впереди очень длинный путь. Поехали.

— Поехали…

Я помню, как за мной хлопнула дверь этого дома. Помню звук мотора, когда Май завел машину. Помню, как он мягко притянул меня к себе и спрятал в своих объятиях. Пытался успокоить мои рыдания лаской, как умел. И молчал. Впервые Майкл не проронил ни слова, когда я плакала, а лишь тихо гладил меня по волосам и молчал.

— Готова? — послышался тихий и нежный шепот.

— Готова…

Это было не так давно. Всего два года назад. Всего двадцать четыре месяца и почти семь сотен дней. Боль не вылечить временем. Тоску не залечить движением стрелок на часах, или звуком их отсчёта.

Боль можно забыть со временем. Но только вспомнив, вернувшись в памяти назад, боль способна задушить снова, если ты одинок.

Но я была не одна. Прямо сейчас на этот ринг должен выйти мой муж. Человек, который готов сделать всё для меня, ровно как и я для него. Именно Май показал мне, что все обычные вещи настолько ничтожные, когда ты забываешь о мечтах. Он добился своего и позволил мне стать тем, кем я хотела быть с самого детства.