– А ведь верно, – пробормотал Каллум. – Давненько мне не доводилось видеть таких неумех, по крайней мере среди тех, кто охраняет ворота.

Все замолчали, потому что Несса и две молоденькие девушки подошли, чтобы убрать со стола объедки и подать гостям фрукты и пироги. И опять же, в отличие от более старшей Нессы, эти девочки держались неуклюже и неуверенно. Бретт решил, что лихорадка, о которой говорила Ариадна, собрала свою дань и среди тех, кто служил в доме.

– Ты уверена, что лихорадки тут больше нет? – спросил он, едва гости снова остались одни.

– Да, – ответила Ариадна, разрезая яблоко. – Я сказала, что беспокоюсь за ребенка, и Мэри хоть и разволновалась, но заверила меня, что со времени последнего случая смерти от лихорадки ни у кого больше не было ни малейших признаков болезни. Судя по ее словам, она забирала людей быстро и жестоко. Пришла в деревню и замок, скосила кучу народа и через две недели ушла, оставив только больных и умирающих. Мэри говорит, лихорадка обрушилась еще и на Гормферах, землю к западу отсюда. Бедное дитя потеряло двух сестер и мать. Но все это случилось около двух лет назад.

– Я слышал о подобном, но такая свирепая, быстрая и смертельная болезнь обычно случается в городах или в армии. Странно слышать о ней тут, где не так уж много народу собралось в одном месте.

– Мэри говорит, что Несса думает, будто ее принесли с собой перегонщики скота. Когда они ушли отсюда, в нескольких милях дальше на их пути еще несколько человек нашли свои могилы. Еще она припоминает, что один из них выглядел не очень здоровым, но перегонщики пришли и ушли так быстро, что никто про них и не вспоминал, пока в Банулте не началась болезнь.

– Должно быть, они останавливались в обоих замках.

– Или их заразил кто-нибудь из Банулта. Мэри говорит, эти два клана до недавнего времени были очень близки между собой.

– Ага, тут есть о чем подумать. Возможно, люди из Гормфераха просто винят в своей болезни жителей Банулта, а на самом деле за этим кроется что-то еще.

– Очень может быть, потому что я думаю, если бы все сводилось только к обвинению в заражении, Мэри сказала бы об этом прямо. В конце концов, запросто могло быть так, что кто-то из Гормфераха заразил перегонщиков скота или одного из тутошних жителей. – Ариадна взглянула на двери в большой зал и заулыбалась, увидев входящую Катриону. – А, кузина. Как раз вовремя к сладкому.

– Простите, что оставила вас одних, но Элисон не привыкла к гостям, и понадобится время, чтобы она поняла, что теперь не сможет получать все сразу, кое-чего придется дожидаться, – проговорила Катриона, усаживаясь рядом с Ариадной. – Я объяснила ей все это, но не уверена, что Элисон поняла, она еще недостаточно большая. А может быть, просто не захотела понять.

– Ну, мы не против, если ты будешь время от времени, покинув нас, заниматься своим ребенком. Не думай, что должна всецело быть в нашем распоряжении. Я навязала тебе свое общество, – она кивнула в сторону мужчин, – и их тоже, причем без приглашения. Прошу за это прощения.

– Нет нужды. Боюсь, после смерти мужа мне даже в голову не приходило пригласить кого-нибудь в гости, и, по правде говоря, он сам мало кого приглашал. Предпочитал ездить сам. – А еще он предпочитал, чтобы Катриона как можно меньше общалась со своей родней, но Ариадне об этом знать необязательно.

– Ну, позволь рассказать тебе новости; похоже, что сюда они доходят редко.

Катриона налила себе сидра и стала с жадностью слушать рассказы Ариадны про Францию и Скаргалс. Ее истории о Макфингалах, к которым мужчины то и дело добавляли что-то свое, одновременно веселили и поражали Катриону. Ариадна вышла замуж в большое и странное семейство, но в ее голосе слышались любовь и привязанность к ним.

Отчасти Катриона завидовала тому, что кузина успела повидать за свою жизнь, но еще сильнее она завидовала тому, что та сумела стать частью большой, любящей семьи. Катриона поймала себя на том, что завидует, но в этом вполне понятном чувстве не было ни капли злобы. Ей такого счастья в жизни не выпало, хотя всегда о нем мечтала, поэтому она все же радовалась за Ариадну. Несмотря на то что кузина сердилась на мужа, в каждом ее слове ясно слышалась любовь.

Когда Ариадна призналась, что устала и хочет отдохнуть, Катриона извинилась и попрощалась. Ей хотелось остаться и поговорить с гостями-мужчинами, она истосковалась по беседе, не имеющей отношения к племенному скоту или полям и посевам, но пока в их присутствии чувствовала некоторую неловкость и не могла остаться с ними наедине. Хоть Катриона и привыкла иметь дело с мужчинами, те были простыми воинами, фермерами и селянами. Приехавшие же с Ариадной были рыцари, люди светские, и в некотором смысле немного их страшилась, ведь они обладали большими знаниями о мире за пределами Банулта.

Катриона, оказавшись в спальне, переоделась на ночь и разожгла огонь. Где-то в глубине ее души пробудилась тоска по Бойду, но только потому, что теперь весь груз ответственности за Банулт лежал на ее плечах, а Бойд брал на себя малую часть этой ноши. Но то, что это единственная причина ее тоски, казалось печальным. Так быть не должно, и все же Катриона понимала, что если бы от лихорадки умерла она, Бойд не стал бы по ней горевать. Он тут же нашел бы другую жену с хорошим приданым, которое помогло ему и дальше укреплять Банулт, чтобы сделать из него неприступную крепость, а ведь когда-то здесь только и было, что дозорная башня да пастбище.

Катриона вдруг задумалась: а каково это, любить мужчину так, как любит своего мужа кузина? Судя по тому, что говорили Ариадна и ее спутники, чувство было взаимным, и этот мужчина скоро приедет за своей женой. Были намеки на то, что если сэр Брайан Макфингал позволил своей беглянке-жене потешить немного собственный гнев, клан заставит его отправиться на поиски. Никто не хотел, чтобы Брайан потерял ее. В этом Катриона завидовала кузине и надеялась, что та понимает, какая она счастливая.

Ее приводило в замешательство то, что Ариадна так близка со своими кузенами – когда они были моложе, Катриона всегда чувствовала, что родители Ариадны, хотя и любящие, старались как можно реже общаться с огромным кланом Марри, реже, чем родители самой Катрионы. Но при этом на Ариадну возлагались большие надежды; судя по тому, что говаривала ей бабушка, подобных надежд не возлагали ни на какую другую женщину Марри. Однако Ариадна никогда не жаловалась, и даже тогда Катриона понимала, что кузине куда больше повезло с семьей, чем ей.

Она вздохнула и уставилась в потолок. Она столько всего не имела, но при этом сознавала, что у многих и того нет. Нехорошо завидовать тому, что есть у других, в особенности если шансов на получение этого все равно нет. Этим можно лишь отравить душу и разум. Катриона понимала, что никогда не получит того, что есть у Ариадны, и примирилась с этой печальной истиной. Собственная семья отправила ее к пожилому мужу и даже ни разу не поинтересовалась, хочет ли она туда ехать или предпочтет остаться дома. Ее брак посчитали выгодным, как и те связи, которые помогут ее брату добиться должного влияния на людей, приближенных к королю. При этом она перестала быть обузой для семьи.

– У меня есть друзья, – прошептала Катриона. – Есть Элисон и Банулт. Мне есть за что быть благодарной. За еду, которая не дает нам голодать, за крышу над головой, за одежду, прикрывающую тело. За мягкую постель, где я могу свернуться калачиком, когда устану, за женщин, помогающих делать всю эту бесконечную работу. Я очень везучая женщина, и хватит уже тосковать по тому, чего нет и быть не может.

Катриона кивнула. Очень полезно напомнить себе обо всем, что у нее есть – о вещах, за обладание которыми другие женщины могли бы даже убить. Это всегда помогает. Жизнь несовершенна, и Катриона сильно сомневалась, что когда-нибудь перестанет желать хоть каких-нибудь изменений, но по большей части она была довольна своей жизнью. Во многих отношениях у нее теперь есть большая семья, о которой она всегда мечтала. У нее есть люди Банулта.

Тут героем ее мыслей вдруг стал мужчина с темно-зелеными глазами, и Катриона нахмурилась. Мне не нужен мужчина, сердито подумала она. Но это не прогнало прочь его образ, да и сердце забилось чаще, стоило вспомнить о сэре Бретте Марри. Он чересчур красив и знает об этом, но это не помешало ей любоваться им, как наверняка поступали и многие другие женщины. Не помогли и напоминание о том, что она сама далеко не красавица, да и подозрения, что он скорее всего слишком близко знаком со множеством красоток.

Тихо выругавшись, Катриона выбралась из кровати и пошла глотнуть сидра. Она уже стара, чтобы сходить с ума по мужчине только из-за его внешности. Да, он хорош собой, силен и обладает особой мужественной грацией, но впускать его в свои мысли и позволять нарушать ее покой – неприемлемо. Замужество научило ее, что наличие мужа не дает никаких особых преимуществ. Ее собственный муж точно не избавил от одиночества, не покидавшего ее в родительском доме, где она росла без любви.

Вернувшись в постель, Катриона закрыла глаза, твердо решив перестать размышлять о глупостях и поспать. Отдых ей необходим. Но тут в голову пришла неожиданная мысль, что сэр Бретт, наверное, сможет подарить женщине много детей, крепких и красивых. Катриона раздраженно заворчала. И конечно, женщине понравится делать с ним этих детей. Катриона перевернулась на спину и снова уставилась в потолок. Кажется, ее ожидает долгая ночь.

Но когда ей все-таки удалось расслабиться и задремать, зазвонил тревожный колокол, и в спальню ворвался Ангус, вопя:

– Пожар на синем поле!

Глава 3

Бретт рассматривал выгоревшее пятно в дальнем углу поля. Потребовалось не так уж много времени, чтобы затушить огонь, несмотря на то что пищи ему хватало. Что по-настоящему вызвало любопытство Бретта, так это то, зачем пожар устроили в месте, которое легко просматривается со стен Банулта, если намеревались уничтожить весь урожай? И не только это; до места пожара и добраться было легко – не пересекая поле, не вытаптывая урожай и не давя его телегой. Возможно, конечно, что огонь разожгли безмозглые болваны, но Бретт в этом сильно сомневался. Трудно поверить, что на свете существуют такие идиоты.