Она легко представила, что ее ждет в недалеком будущем: досужие разговоры, сплетни, сочувственные лица коллег, втайне радующихся, что не им дали под зад.

Бездомная странница, она уже не сможет гордо поднять голову. Какое издательство заинтересуется ей после того, как попросили из «Скарсдейла»?

— И в такой ситуации они хотят, чтобы я написала для них еще одну книгу?

— Ага.

— А нельзя просто вернуть им аванс, и дело с концом? — спросила Кендалл. Вообще-то аванс, который она получила по нынешнему договору, давно растаял. Все до последнего цента ушло на колледж Джеффри и Мелиссы.

Даже если бы деньги остались нетронутыми, Кэл не одобрил бы возврат аванса. Он и так считал, что Кендалл недоплачивают: вон сколько времени на каждую новую книгу уходит. Кэл посоветовал бы «сочинить книжку», сдать и заняться новой. Разумеется, он же не писатель, а бухгалтер. Для него литературное произведение — товар, который производят и отдают на реализацию, как флакон шампуня. Он не понимает, насколько трудно, мучительно трудно, «произвести» четырехсотстраничную рукопись.

— Бренда выразилась предельно ясно: «Скарсдейл» заставит тебя выполнить условия договора, — сказала Сильвия.

— Но ведь они снова зароют книгу в землю! Мои работы в «Скарсдейле» не раскручивали, даже когда якобы мной дорожили. А теперь меня выгнали…

— Я сказала, что ты откажешься писать книгу, и тогда Бренда припугнула юристом, представляющим интересы издательства. Думаю, тебе судебная тяжба ни к чему.

— В такой ситуации я просто не смогу написать для них книгу! У меня ничего не получится!

— Временами издательский бизнес грязнее сортира, и сейчас именно такие времена.

К Сильвии подошла другая подопечная — судя по искренней улыбке, новенькая.

— Позвони мне в понедельник, когда вернешься в Атланту. Мы все обсудим, — велела Сильвия, поворачиваясь к начинающей писательнице.

— Хорошо! — кивнула Кендалл. Атланта сейчас казалась глухой провинцией, а повседневные заботы в сравнении с карьерным фиаско — булавочными уколами. К Кендалл уже спешили Мэллори, Таня и Фэй, ее личные Ангелы Чарли. Увы, после разговора с Сильвией Кендалл едва на ногах держалась. Разве в таком состоянии она сможет сообщить подругам ужасную новость?

— Мы еще не пробовали десерт. Как насчет чего-нибудь шоколадного? — бодро предложила Мэллори, хотя и она, и Таня с Фэй смотрели на Кендалл, как на вазу, которая вот-вот расколется.

— Не могу! — шепнула Кендалл, чувствуя, что от запаха шоколада ее вырвет. Рассказать подругам о последнем ударе судьбы она тоже не могла. Одно слово сочувствия, и она сорвется. — Послушайте, сейчас я совершенно без сил. — Правда, чистая правда! — Знаю, вы хотите как лучше, но мне нужно успокоиться. В данный момент я не в состоянии говорить. Вообще ни о чем.

— Хорошо, тогда давайте вернемся в номер, — предложила Фэй. — Не хочешь говорить — не будем. Мы просто…

— Нет! — выпалила Кендалл, но тут же сумела взять себя в руки. Никаких истерик! Если подруги узнают, в какой она луже, точно не отстанут! — Я спать лягу: с ног валюсь от усталости… — Голос предательски дрожал. — Хочу побыть одна.

Подруги переглянулись — получилось молчаливое совещание. От имени всех троих высказалась Мэллори:

— Ладно, будь по-твоему. Но утром разложим все по полочкам. Один на один с бедой ты не останешься. Никто из нас не останется.

— Отлично! — Кендалл обняла подруг, пожелала им спокойной ночи, хотя уже в тот момент чувствовала: Мэллори ошибается. Они могут поддерживать друг друга, подстилать друг другу соломки — но когда доходит непосредственно до творчества и его результатов, каждая из них — одиночка.

Сейчас ее карьера катилась под откос: Кендалл заставляли написать книгу, а по сути, родить ребенка и отдать людям, которые забросят его или будут жестоко с ним обращаться.

— Увидимся утром! — сказала Кендалл и ушла в номер. Закрыв дверь своей комнаты, она села на кровать и долго разглядывала крохотное пятнышко на стене, формой напоминающее запятую. Думать и планировать в таком состоянии невозможно, поэтому Кендалл просто старалась ровнее дышать в надежде таким способом успокоиться. Чуда не произошло.

Когда в замкé заскрежетал ключ, она машинально залезла с головой под одеяло, как ребенок, решивший сбежать из дома.

Дом…

Кендалл лежала в темноте, слушала, как засыпают подруги, и неожиданно поняла, что хочет домой. Как дождаться завтрашнего рейса в Атланту? Как пережить обещанное Мэллори раскладывание по полочкам, завтрак, поездку в аэропорт на лимузине?.. Домой, сию же секунду домой!

Поддавшись порыву, она переоделась, собрала вещи и позвонила в авиакомпанию. Потом нацарапала записку, оставила ее на журнальном столике и на цыпочках выбралась из номера, думая лишь о том, как бы скорее вернуться в Атланту.

Глава 4

Каждый роман — попытка остановить время и соткать нечто материальное из воздуха. Писатель знает, что задача невыполнима, поэтому пробует снова и снова.

Артур Дэвид Бити

Кендалл успела на шестичасовой рейс из Международного аэропорта Ла Гуардиа, в 08:29 была в аэропорту Атланты, получила багаж и автобусом доехала до стоянки, на которой оставила машину. С тех пор прошло лишь сорок восемь часов, а казалось, что целая вечность.

Транспорта на шоссе номер 285 было мало, и до северо-восточной окраины Атланты Кендалл добралась за рекордно короткое время, свернув на свою подъездную аллею ровно в десять часов.

Близнецы еще не вернулись из Атенса: началась последняя неделя летней сессии. Кэла не было дома. Кендалл затащила чемодан на второй этаж — сперва в спальню, оттуда в ванную — и выложила ночнушку и туалетные принадлежности.

Смывая макияж, с такой надеждой наложенный вчера вечером в Нью-Йорке, глядеть в зеркало ванной на свое несчастное лицо она не могла, поэтому уставилась на отражение спальни.

Кендалл отложила ватный диск, подставила руки под струю воды, смыла с лица остатки молочка и тщательно вытерла руки. Лишь тогда она обернулась и с невероятной смесью ужаса и смирения заметила, что огромная постель не смята — подушки, одеяла и плед лежали точно так же, как она положила в пятницу утром. Кэл даже не попытался бы повторить такой подвиг.

Загремела гаражная дверь — вернулся муж, — и в тот же самый момент в онемевшее сознание Кендалл постучались возможные варианты объяснения увиденного.

Хлопнула межкомнатная дверь, с лестницы послышались шаги — не энергичные шаги любовника, а медленные ленивые шаги мужа, который не ждал возвращения жены. Мужа, который на ходу придумывает оправдания, почему все выходные не брал трубку.

Ненакрашенная, в мятой ночнушке, Кендалл стояла у зеркала и смотрела, как в спальню входит аккуратно одетый, свежевыбритый мужчина со спортивной сумкой через плечо.

— Что-то ты рано. — Высокий худощавый Кэл наклонился и чмокнул жену в щеку, обдав облаком парфюма и мятного зубного эликсира. — Как прошла конференция?

Антенны Кендалл завибрировали. По воскресеньям Кэл до обеда валялся в постели или, хмурый и небритый, читал газету; сегодня он был воплощением бодрости и жизненных сил. Взгляд Кендалл метнулся к безукоризненно заправленной кровати. Кэл посмотрел туда же, а потом снова на жену.

— Ты получила премию? — спокойно спросил он.

Кендалл заглянула ему в глаза, не желая видеть в них правду. В сознании замелькали многочисленные доказательства, но инстинкт самосохранения скомандовал: «Хватит!» Если и существуют благоприятные моменты для того, чтобы узнать об измене мужа, девять из десяти женщин согласятся: сейчас не время.

Как голубь, снова и снова возвращающийся в Капистрано, она доверилась инстинкту, сбежала от подруг, добралась до аэропорта и прилетела домой. В данный момент тот же инстинкт подсказывал: с крахом личной жизни ей не справиться, только не сейчас — вдобавок к краху карьерному.

Инстинкт самосохранения оказался на удивление сильным. Кендалл молча вглядывалась в лицо мужа, когда воздух вдруг со свистом вылетел из легких, а мысли перепутались.

Секундой позже ее колени подогнулись, и все погрузилось во мрак.

* * *

Мэллори Сент-Джеймс позавтракала с Фэй и Таней, а потом отвезла их в Международный аэропорт Кеннеди, откуда они вылетели в Чикаго и Тампу соответственно. За завтраком и по дороге в аэропорт подруги пытались дозвониться до Кендалл, которая только и сообщила в записке, что решила вернуться домой пораньше и свяжется с ними, когда возьмет себя в руки.

— Уехала в такую рань, даже представить страшно! — воскликнула Фэй, трогая вилкой яйцо-пашот.

— Сильвия наверняка сказала ей нечто серьезное, — согласилась Таня, отодвигая свою тарелку.

— Мне не нравится, что она от нас сбежала. — Необычно яркие желтки с укором уставились на Мэллори. — Вчера вечером я отпустила ее лишь потому, что думала: утро вечера мудренее. — Мэллори взглянула на Таню и Фэй и поняла: их тоже мучает чувство вины. — Мы всегда поддерживали друг друга — и в хорошие времена, и в плохие.

— Разве тебя мы когда-нибудь поддерживали? — Таня смерила ее взглядом. — У тебя и не было плохих времен… Ах да, помню одну обложку с неудачным, на твой взгляд, оттенком синего.

Мэллори подавила вспышку гнева: эти женщины знают ее лучше всех на свете, а на деле не знают почти ничего.

— Простите, что у меня так мало проблем. — «О которых вам известно», — мысленно добавила она. — Если вам будет легче, могу сообщить: мне от этого хреново. Порой я боюсь рассказать о своих успехах, потому что не хочу причинить боль.

Повисла тяжелая тишина. Мэллори чувствовала себя несушкой, которая снесла десятифунтовое яйцо, чем несказанно удивила весь курятник. Да, они с подругами гордились тем, что откровенны друг с другом, но ведь они женщины! Зачастую защитные механизмы психики удерживают от откровенности, а показаться сильной и самостоятельной хочется больше, чем просить помощи. Историю своей прошлой жизни Мэллори преподнесла в тщательно отредактированном виде. Как реагировали бы подруги, назови она истинную причину своего писательского рвения?