л'Эн Аликс де - Бестолковая святая

Я ответила, что буду послезавтра — нужно продумать стратегию защиты, — и всю вторую половину утра запихивала во все сливные бачки пакеты с известью, чтобы спасти нашу планету, — «простой гражданский поступок», как вечно повторяет метео-дама с TF-1, весьма достойная женщина, которую я в прошлой жизни считала полной дурой. После обеда я варила луково-картофельный суп для «Сострадательного милосердия», добровольной ассоциации матерей-домохозяек, которую мне горячо рекомендовала Жермена Крике.

Я незаметно посмотрела на часы. 22.45.

Господи боже ты мой.

Никогда еще я так не скучала в гостях.

Вернее, раньше я никогда не скучала в гостях. Даже самый дурацкий спор, например о трудностях передвижения по Парижу между каким-нибудь пенсионером и кхмером-хиппи из числа сторонников «зеленых», был мне интересен. Мне всегда удавалось подслушать полезную информацию, или удачное выражение, или пару забавных реплик, которые я потом с успехом вставляла в свои статьи.

Теперь же меня занимала одна-единственная мысль: можно ли потерять сознание от скуки в присутствии дюжины человек? Я отчаянно пыталась следовать разумному совету своей мамочки: «По этикету сидящему за столом в гостях следует изображать «дворники»: взгляд направо, улыбка — хахаха-надо-же; взгляд налево — хохохо-не-может-быть; поклевать из тарелки». Увы. Сидя между сладкоречивым адвокатом, рассуждавшим об экономическом спаде во Франции под вкуснейший тыквенный суп, и дантистом, прикидывавшим, у скольких из сотрапезников имеется кариес, я могла изображать лишь «дворники» вертикального действия, хлопая ресницами, чтобы не заснуть.

На тарелке лежал кусок дичи.

Филе косули.

Кошмар. Вырезка из мамы Бэмби, застреленной хозяином дома, брокером с оттопыренными ушами, который, даром что был родом из Вирзона, каждое второе слово произносил по-английски. Судя по томным взглядам, которые бросала на него Матильда, в других областях он явно отличался изящным слогом. Некоторое время я с удивлением наблюдала за своей подругой. Зеленый пиджак с бронзовыми пуговицами прекрасно сочетался с матовыми колготками, а пирсинг во всех возможных и невозможных местах делал ее идеальной парой для егеря-любителя из Национальной финансовой корпорации. Но мы были давно и хорошо знакомы, и я не сомневалась, что эта идиллия недолговечна: Мат быстро все надоедало, и у парня с интеллектом таким же плоским, как равнина Солони, было мало шансов задержаться при Матильде хотя бы до окончания охотничьего сезона. А жаль: он разведен, детей и видимых изъянов не имеет, если не считать маниакального желания убивать оленей, нападавшего на него каждый год в сезон охоты. Возможно, брокер и сумел бы сделать образ жизни моей Мат более здоровым и уравновешенным, что пошло бы на пользу и ее дочке, шестилетней малышке Моник (по мнению ее матери, за этим именем — будущее), моей любимице и крестнице. Я пообещала себе, что попробую помочь подруге приобщиться к радостям моногамной жизни и дисциплины, в чем она всегда считала себя «теоретиком, но отнюдь не практиком».

Я попыталась поймать взгляд Пьера, но он был поглощен беседой с соседкой, о существовании которой еще час назад понятия не имел. Как же неприятно видеть собственного мужа, не сводящего глаз с пухлого рта какой-то клинической идиотки. Я разозлилась и попыталась направить мысли в позитивное русло: наверняка есть какой-нибудь способ послужить доброму делу, спасти этот вечер от бесконечной пустой болтовни. Мой внутренний голос услужливо подсказал решение.

— Попрошу тишины! Кто-нибудь еще хочет высказаться по поводу исчезновения дичи в Камарге? Нет? Тогда предлагаю небольшую игру, забавную, но не лишенную смысла. Согласны? Итак, пусть каждый из нас скажет, с кем он хотел бы оказаться вместе через десять лет.

Пауза продлилась несколько долгих, томительных минут.

Мой сосед слева начал первым, заявив, что мечтает открыть свой кабинет косметической стоматологии во Флориде: этот штат — новое эльдорадо высоких технологий зубного протезирования для богатых, но ни слова не сказал о том, какую роль отводит в столь грандиозных планах жене, маленькой, молчаливой, увешанной цацками дамочке.

Сосед справа сообщил, что точно уедет из Франции, пропащей страны, которую ее безголовое правите-вите-вите…

Я прервала его излияния, сделав вид, что подавилась булочкой с орехами.

Очень полная милая женщина просто и тихо призналась, что хотела бы и через десять лет быть замужем за своим мужем. Этот самый муж моментально оторвал взгляд от бедер Матильды и покраснел до корней волос.

Один из приглашенных энергично раздавил в пепельнице окурок — третий за вечер! — и объявил, что у него нет ни малейшего желания думать о том, что с ним будет через десять лет.

Матильда бросила на меня убийственный взгляд и сказала, что не желает строить долгосрочные планы и что ей плевать, где и с кем она окажется в 2016 году. Это явно неприятно удивило брокера, но он воздержался от замечаний и грустно опустил уши к тарелке.

Настал мой черед.

Я встала.

— А я надеюсь, что через десять лет окажусь с вами за одним столом, вы останетесь прежними, но будете другими. Да-да, я мечтаю, чтобы люди могли открыто разговаривать о своем будущем, не смущаясь и не увиливая, потому что не будет лжи и табу, и мы наконец признаемся в самых заветных желаниях… Я открыто заявляю, что хочу уже сейчас, не дожидаясь 2016 года, стать лучше, именно так, превратиться из поверхностной женщины, которой я была, в человека, рядом с которым всем будет хорошо…

В этот момент пухлогубая наклонилась к уху Пьера, и мой тончайший слух замужней женщины, почуявшей ПТО (потенциальную толстозадую опасность), моментально включился. Мне удалось расслышать что-то вроде «Насчет того, чтобы было хорошо, я дам вам адрес своего кабинета, думаю, у меня тоже неплохо получается».

Пьер издал радостное кудахтанье.

Они меня в упор не замечали.

Свое выступление я закончила так:

— Остается выяснить, у кого достанет любви следовать за мной по этому пути.

За столом воцарилось напряженное молчание. Пьер закатил глаза к потолку и попросил у соседки сигарету.

Я вернулась на свое место и принялась яростно обшлепывать ложечкой десерт. Внезапно из шоколадного мусса на меня глянуло лицо Жермены Крике с глазами из печенюшек.

В ушах зазвучал ее голос: «Избавься от всего, что тебе мешает и не дает идти вперед, Полин. Избавься. От всего».

Я одарила своего мужа долгим взглядом и, надев на лицо широкую улыбку, подала ему пепельницу.

— Ну вот что: пусть вернутся к названию… Озаглавить статью о Томе Форде «Поищем-ищем совершенство» — это полный бред. Плевать, что это ПРИКОЛЬНО, Марион! Главное, чтобы было КЛАССНО. Наш журнал называется «Модель», а не чертов «Хохотальный еженедельник».

Шефиня-блондинка Мими разгладила лобик, повесила трубку, устроилась на угловом диванчике, поджав ноги под крошечную, обтянутую джинсовой мини-юбкой попку.

Ой. Что-то сейчас будет.

В последний раз, когда кого-то приглашали присесть на угловой диванчик… постойте-ка, сейчас вспомню, да, это было два года назад, в тот день, когда ежемесячная компенсация расходов Ирис де Будан раз и навсегда застыла на отметке 22 евро в месяц, включая транспорт и телефон.

Дверь приоткрылась, и в проеме показалась кудрявая головка Раф. Она удивленно округлила губки, как будто и вообразить не могла, что я окажусь именно в том месте и именно в то время, которое было назначено.

Увидев Мими, она издала радостный возглас и направилась к нам пружинящей походкой. Я мысленно ей поаплодировала: перемещаться в пространстве, когда на тебе надето платье из полосочек ткани, дело обычное, но ходить при этом в босоножках без пятки на шпильках — чистой воды подвиг.

Разговор начался в самом что ни на есть обычном тоне.

— Чудно выглядишь. Похудела?

— Да вроде нет, а ты просто класс.

— Прическа шикарная. Подстриглась?

— Да нет, чуточку осветлила кончики, спасибо, дорогая.

— О-о! Какие балетки, балдеж!

Ad libitum (исполняется в свободном темпе).

Мне было комфортно в присутствии этих энергичных и уверенных в себе женщин: я знала, как непросто руководить болезненно-самолюбивыми дамами вроде меня.

В них обеих не было ничего от женщин, всегда ненавидящих всех остальных женщин, они взяли меня на работу, внушили уверенность в своих силах, научили писать, продвигали вперед и вырастили из меня журналиста. И разве можно забыть, что именно благодаря моему двуглавому начальству я целых два часа с глазу на глаз беседовала с Брэдом Питтом в марте 2001 года? С моей стороны было бы черной неблагодарностью не помнить, с каким самообладанием они, просмотрев мою готовую статью, сказали: «Отлично. Жаль только, что ты совсем не задавала ему вопросов. Впрочем, двенадцать тысяч знаков о том, какая у него родинка, это концепция!»

К делу перешла закаленная в боях Мими:

— Ладно, ПОП, ты не похудела, и не подстриглась, и очень правильно, что надела балетки к джинсам, но ты уверена, что с тобой ВСЕ В ПОРЯДКЕ?

— Да-да, у тебя все хорошо, дорогая? К тебе вернулись образ мыслей, неисчерпаемое вдохновение… искрометность? — подхватила Раф, жестикулируя изящными ручками.

— Все просто отлично. Правда, я слегка тормозила с этой заметкой о Покемоне…