Ульяна Гринь - Беременна на полставки

В дверь постучали, и Илья откликнулся:

— Войдите.

— Приказ готов, Илья Владимирович, — голосом образцового секретаря доложила Лиза.

— Спасибо, вы свободны. Держи, Ника, — и он размашисто подписал документ. — Ну что, до завтра?

Я взяла бумагу, и наши руки снова соприкоснулись. Сладкое тепло разлилось по всему телу, как будто во мне растаяли сто пятьдесят маленьких солнышек.

— До завтра.

Завтра всё будет хорошо.

Когда я вышла из кабинета, стараясь не смотреть на Лизу, всё же заметила её пристальный взгляд, проводивший меня до двери. В лапке у секретарши был мобильник, на котором она быстро набирала смску. Чаться, дорогая, забудь обо мне. Я пойду премию выдам людям.

Только я закончила с этим делом, как в мою каморку зашла Шагалина собственной персоной. Она была одета в самое настоящее платье от Аззаро — жёлтое с мелким серым узором, короткое, затянутое на поясе широким кожаным ремнём с заклёпками. Я видела такое на последнем показе во Франции, на Ютюбе, ясен пень. И вдруг — вот оно, передо мной, не переделанное, не примерно такое же, а реальное платье «от кутюр». Правда, хозяйку платья мне видеть совсем не хотелось. Очень уж у неё было нехорошее лицо. Злое и жёсткое.

Я вопросительно посмотрела на Юлию, а та сморщила носик:

— Милочка… э-э-э, как тебя там? Вероника?

— Ника.

— Да, Н-ника.

Впервые в жизни собственное имя вызвало у меня отвращение — так оно было произнесено. Будто быть Никой — самый большой позор, какой может только существовать.

— Я так понимаю, Н-ника, у тебя далеко идущие планы на моего мужа?

— На кого?

— На Илью, — объяснили мне, как дебилке. — Так вот, забудь о них. Забудь о моём муже. Просто забудь, и я тебя прощу. На этот раз. Понятно?

— М-м-м, — протянула я растерянно. Муж? Он не говорил, что женат… А я и не спрашивала. Решила, что свободен, и вперёд, на баррикады любви…

— Я спрашиваю — понятно?

Не в силах выдавить ни слова, я кивнула. Юлия улыбнулась торжествующей улыбкой и добавила для закрепления:

— Не ты первая, не ты последняя, и он всё ещё со мной, милочка. Не строй иллюзий, просто посмотри на себя, а потом на меня. Тебе всё станет ясно. У нас семья, ребёнок, бизнес. Это настоящие узы. А ты просто очередное увлечение. Так что найди себе парня попроще, а Илью оставь в покое.

Она ещё раз окинула меня взглядом, в котором мешались брезгливость и жалость, а потом вышла, очень профессионально развернувшись на шпильках. А я осталась сидеть, как та дурочка, оплёванная и раздавленная.

С работы я вышла с твёрдым намереньем сходить к гинекологу и попросить направление на аборт. А чувствовала себя, как висельник. Вот так петлю накинули на шею и душат! Душат… Дурочка я, дурочка… Надеялась на любовь, а это, оказывается, увлечение! Забыть, как страшный сон, забыть всё: глаза с невообразимыми искрами, тёплые руки, сильные плечи… Жаркое дыхание, греющее губы перед поцелуем… Нет, нафиг, нафиг! Надо порадовать себя любимую чем-нибудь вкусненьким или тряпочкой новой. Мама всегда говорила — мужчины приходят и уходят, а дети остаются. Но растить ребёнка без отца… Зачем? Для себя? Как это сделала мама, отказавшись от личной жизни и посвятив всю себя мне? Не уверена, что смогу…

По дороге на метро я набрела на дом с вывеской «Кондитерская». Да, это именно то, что мне нужно сейчас. Чашку тёплого чая и несколько жирных вкусных пироженок! Таких, чтобы крем по пальцам стекал, чтобы с фруктами и с шоколадной прослойкой… Посидеть, подумать, закрыть глаза, расслабиться и решить, что делать с жизнью.

В просторном помещении пахло булочками с корицей и свежемолотым кофе. Аж захотелось выпить чашечку, но я одёрнула себя. Кофе вредно для ребёнка. Чай наше всё, хоть он меня и не будит, не бодрит. Подошла к стойке, оглядела витрину. Мама дорогая, как выбрать? Я хочу всё! Даже рот слюной наполнился, стоило лишь представить вкус каждого из пирожных и тортиков, которые лежали на тарелочках. Так, спокойно, нельзя переедать! Возьму три. Три — хорошее число. Не слишком много и достаточно, чтобы наесться.

— Добрый день, чего желаете? — улыбнулась мне миловидная блондинка в форме заведения. Я вздохнула, пытаясь обуздать голодный желудок, и ответила:

— Добрый день, чашку чая не очень крепкого и… пожалуй, кусочек Наполеона, медовик и вот это пирожное с малиной.

— Отличный выбор! — похвалила девушка. — Выбирайте место, я принесу заказ.

— Спасибо.

Свободных столиков было много, и я выбрала один в глубине зала, в самом уголке, чтобы сесть на банкетку спиной к стене и наблюдать за всеми. Напротив устроилось милое семейство — совсем молодая девушка с младенцем на руках и крохотные двойняшки, мальчик и девочка. Мама что-то тихонько говорила им с улыбкой, а дети кивали и рисовали, со скрипом корябая цветными карандашами по листам бумаги. Потом младенец закряхтел, и девушка, накинув на плечо длинный широкий платок, спрятала ребёнка под ним. Я смотрела на эту компанию с невольной улыбкой. Какие послушные малыши! Какая спокойная у них мама! Какие милые пяточки у младенца, розовенькие, нежные… Такие же будут у моего маленького… Если будут.

Официантка принесла поднос с моим заказом, и я с наслаждением вдохнула аромат чая с цветочными нотками, взяла ложечку и отломила треугольник Наполеона. Боже, это оргазм, настоящий гастрономический оргазм! Здесь явно не жалеют сливочного масла! Это как раз то, что мне нужно! Забить сосуды холестерином, забить раны на сердце сахарозой и фруктозой, чтобы не только попа, но и всё остальное слиплось…

Уплетая пирожные и запивая их тёплым чаем, я то и дело косилась на девушку с детьми. Наверное, это и должно называться счастьем. Какая она молодая, моего возраста — а уже трое. Как только решилась? Должно быть, муж хороший, работает много, чтобы обеспечить такое семейство… А я одна. На Илью полагаться не стоит. Он вообще не знает, что это его ребёнок. Я приложила ладонь к животу, там, где по моему мнению, должен быть зачаток новой жизни, и прикрыла глаза. Глупо, конечно, но мне хотелось ощутить малыша, уже сейчас, хотя толкаться он начнёт, наверное, когда уже будет выпирать…

— Было вкусно? — раздался сбоку голос официантки. — Желаете ещё чего-нибудь?

— М-м-м, — я прислушалась к себе. — Нет, спасибо, было безумно вкусно! Я буду к вам заходить обязательно.

Расплатившись, я вышла из кафе, улыбнулась по пути милому семейству и решительно направилась к метро. Мне надо обязательно поговорить с мамой. Никаких решений не буду принимать без этого разговора. А уж если приму решение, то жалеть точно не стану.

Дома пахло мясом. Я уже собиралась испугаться, что мама снова позвала в гости Костика, но вспомнила, что она обещала мне больше его не приглашать. Мама никогда не обманывала. Поэтому я с лёгкой душой сбросила туфли и пошла на кухню.

— Никуля, вернулась? Кушать хочешь? — спросила мама, хлопоча у плиты. — Я запекла твои любимые тефтельки с грибным соусом.

— Мамуся моя, — я аж расчувствовалась. — За тефтельки с грибным соусом я могу продать душу!

— Не надо ничего продавать, садись, сейчас будем ужинать.

Мама быстро сервировала ужин, подвинула мне хлеб, вилку, чашку с чаем и села напротив, подперев подбородок ладонями. Она любила смотреть, как я ем. Наверное, все мамы любят это дело, особенно, когда дочки не на диете. А ведь мне надо как-то сказать ей, что её дочка столько жрёт внезапно из-за очень интересного положения…

— Мамуль, мне надо тебе признаться…

— В чём, девочка моя?

— Ну… Ты же всегда говорила, что хочешь внуков, да?

— Конечно! Подожди, ты что, выходишь замуж? — всполошилась мама. — Когда? За кого? За этого… как его, Илью? Что вчера приносил фрукты?

Я вздохнула, пережёвывая кусок тефтели, и помотала головой:

— В том-то и дело, что нет.

— За Костика? — изумилась она, замерев.

— Боже упаси! Нет, мам, я просто не выхожу замуж!

— А внуки? Ох… Ты что, ты беременна?

Я покаянно кивнула, не отрывая взгляда от тарелки. А потом осторожно посмотрела на маму, чтобы узнать её реакцию.

Мама улыбалась, но как-то растерянно. Пальцы её теребили край фартука, наверное, чтобы не было заметно, как они дрожат. Бедная моя старенькая мамулечка! Вот так подарочек принесла дочь в подоле… Сейчас разволнуется, будет снова пить валокордин…

— Как хорошо, что я не выбросила твою кроватку, — счастливо вздохнула мама. — И пелёнки с ползунками ещё лежат в коробке на чердаке!

— Какие пелёнки, мам! Сейчас есть памперсы, — пробормотала я, ещё не веря тому, что услышала.

— Памперсы памперсами, а для ребёночка нет ничего лучше фланелевой пелёнки!

— Мам, подожди… Ты что, даже ругаться не будешь?

— Почему я должна ругаться?

— Ну, мужа-то у меня нет!

— Мужчины — явление преходящее, — отмахнулась мама. — А дети остаются с тобой! Дети — это вообще самое прекрасное, что может случиться в жизни женщины.

— А как же работа? Если я уйду в декрет на три года…

— Да какой декрет! Работай себе, мне хоть будет, чем заняться на пенсии!

Я со вздохом откинулась на спинку диванчика и закрыла глаза. Какое счастье, что у меня такая мама! С ней не страшно и рожать для себя. С ней вообще ничего не страшно.

Илья остановил машину у ворот и посигналил. Вздрогнул с непривычки — у нового джипа совсем другой клаксон, грубый, брутальный, самцовый. Тойота помягче сигналила… Узнают ли, выйдут встречать?

Не узнали. Пришлось нажать на кнопку вызова, дождаться, пока в доме снимут трубку, и сказать:

— Открывайте, это я.

— Хорошо, Илья Владимирович, — покладисто отозвалась горничная, и интерфон противно зажужжал. Ворота мягко дёрнулись и плавно поехали в сторону. Илья тронул машину, въезжая во двор, заглушил мотор и ещё раз зачем-то заглянул в пакет, стоявший на пассажирском сиденье. Понравится ли Даньке робот? Вроде для пацана это самый «маст оф»…