— Я полагаю, предстоит какое-то публичное объявление.

— Нет! Не будет никаких объявлений, пока вы не поженитесь. Я не хочу допускать возможности каких-то проблем.

Выражение лица герцога стало взволнованным, что заставило Кристиана думать, не получил ли дед уже какой-то угрозы. Боже правый, Элеанор…

Герцог продолжал:

— Я принял меры для получения специального разрешения и уже договорился о сроках свадьбы с семьёй твоей суженой. Ты должен лишь подписать контракты, прежде чем жениться двадцать девятого числа.

Двадцать девятое апреля. «Меньше, чем через две недели», — подумал Кристиан, и в такой важный день. В самую годовщину смерти его отца. Как же его дед, должно быть, подготавливал это — все детали продуманы, все предосторожности приняты. Без сомнения, даже костюм Кристиана был выбран за него. Герцог провёл последние двадцать лет в ожидании этого дня, ради тожества его окончательной власти над жизнью внука, таким ожесточённым он стал со времени смерти единственного сына, отца Кристиана. Даже теперь Кристиану слышались слова герцога, сказанные в то роковое утро много лет назад:

«Теперь твоя жизнь принадлежит мне».

Кристиан стоял, готовый уйти прежде, чем откроет старику то, как прав тот оказался в своём пророчестве.

— Полагаю, вы пришлёте мне письмо, уведомляющее о времени и месте.

Герцог кивнул.

— Тогда мне следует удалиться, сэр. Отправьте одного из ваших лакеев доставить необходимые документы в Найтон-Хаус, и я поставлю подписи. Всего наилучшего.

Кристиан не стал дожидаться благодарности, и направился к двери. По правде говоря, если бы он не ушел в эту минуту, то, вероятно, впечатал бы кулак в стекло одной из французских дверей.

— Кристиан.

Он застыл в дверном проеме, помедлив мгновение, прежде чем повернуться лицом к профилю деда. Герцог смотрел за пределы сада, не глядя на него, пока говорил:

— Ты даже не желаешь узнать её имя, той женщины, которая будет твоей женой?

Кристиан помедлил немного, прежде чем ответить:

— Какое это имеет значение, сэр, когда вы провели почти всю мою жизнь, уверяя меня, что одна жена также хороша, как любая другая?

И с этим Кристиан удалился. Его настроение определенно стало хуже, чем до визита.

Глава 3

— Уэстовер.

Грейс почувствовала как ослабели её ноги, сознание затуманилось, как будто она и в самом деле собиралась лишиться чувств. Она быстро ухватилась за спинку кресла, позади которого стояла. В голове билась только одна мысль: как бы удержаться от падения на пол.

«Милостивый Боже, нет, — думала она, пытаясь сосредоточиться, — из всех имён, которые дядя мог бы назвать, почему, ну почему, он назвал именно это?»

Одно лишь воспоминание о человеке, сидевшем в этой самой комнате, в этом самом кресле, спрашивающим её о подлинности её анатомии, заставляла содрогаться. Грейс понадобилась вся сила воли, чтобы прожить тот день, не заболев. А теперь дядя Тедрик говорит ей, что она будет женой этого человека? Жить с ним под одной крышей? Делить с ним дом? Даже — она закрыла глаза от подступившего осознания — постель?

Грейс отрицательно покачала головой, зная, что несмотря на последствия она никогда не согласится на это, и именно так минутой позже она сказала дяде Тедрику, странно ясным голосом, учитывая в каком беспорядке находились её мысли:

— Я не выйду за него, дядя.

Лицо Тедрика застыло над касающимися щёк кончиками его воротничка, пальцы, которыми он барабанил по поверхности стола из палисандра, внезапно замерли.

— Прошу прощения, моя дорогая Грейс? Я не припоминаю, чтобы спрашивал твоего согласия.

Грейс нахмурилась, упорствуя на своём, благодарная креслу, стоящему впереди неё за то, что дядя не заметил её дрожащих ног.

— Нет, дядя, ты не спрашивал меня, но повторяю: я не выйду за этого человека. Он достаточно стар, чтобы быть моим дедушкой. Мне всё равно, что он предложил тебе. Я не сделаю этого. Грози, чем хочешь. Запрети мне выходить из дома. Забери все мои вещи, если должен. Но если ты думаешь заставить меня выйти за него, обещаю, я откажусь произносить клятвы. Я буду истерично кричать, даже если ты лично притащишь меня в церковь. Я лучше буду жить на улицах… на улицах…

— Вестминстера, — сказал Тедрик, отлично понимая, что она знала о Лондоне так же мало, как иностранец.

— Вестминстера! Скорее я буду жить на улицах Вестминстера, чем стану женой этого отвратительного человека.

— Учитывая, что улицы там носят такие названия как Аллея перерезанных глоток, Земля негодяев и Аллея карманников, поверь мне, Грейс, свадьба с Уэстовером намного предпочтительней.

Грейс было не испугать:

— Мне всё равно, даже если он самый богатый человек в Англии или во всём мире. Я не выйду за него!

Тедрик, лорд Чолмели просто смотрел на свою племянницу, без сомнения, поражённый её упрямой решимостью. Она, которая смиренно принимала всё, что бы судьба ни уготавливала для неё на протяжении первых двадцати трёх лет её жизни. Что ж, пусть пялится, пока глаза не отвалятся. Она не будет праздно сидеть рядом и соглашаться с этим.

Но вместо возражения, как она ожидала, дядя Тедрик повёл себя довольно странно. Он начал смеяться, сначала тихо, но затем дошёл до громового хохота и сотрясающего плечи рёва. Грейс упёрла руки в бёдра и выдвинула вперёд подбородок, а дядюшка смотрел на племянницу, и слёзы лились у него из глаз. Он смеялся и смеялся всё сильнее, тогда как она взирала на него с постепенно возрастающим неверием.

Что за дьявол в него вселился? Грейс ожидала ссоры, даже угроз, но веселье? Не тогда, когда вся её жизнь зависела от этого мгновения. Несмотря на его нынешнее затруднительное финансовое положение неужели он ничего не чувствовал к ней, к своей единственной племяннице, единственной кровной родственнице?

Беспомощные слёзы подступили к её глазам, и это заставило Тедрика расхохотаться ещё пуще. Не в состоянии больше выносить его веселость, Грейс повернулась, чтобы убежать из комнаты.

— Грейс! Подожди минутку. Ты не понимаешь.

Но она уже была на лестнице, раздумывая, знает ли конюх Чолмели самую близкую дорогу к Аллее карманников.

— Грейс, нет, ты ошиблась. Твоим мужем будет не нынешний герцог. А его внук, Кристиан, маркиз Найтон.

Грейс застыла на полпути. Не от новостей о том, что не старому герцогу предназначено стать её предполагаемым мужем, но от имени, которое произнёс её дядя.

Кристиан, маркиз Найтон.

Найтон.

Рыцарь.[5]

Она внезапно мысленно вернулась в тот день, несколькими месяцами ранее, незадолго до смерти бабушки. Они вдвоём, сидели на открытой веранде у спальни вдовствующей маркизы в Ледисторпе — тихом и мирном месте, у берегов реки Тис, в нескольких милях от беспокойного Северного моря. Был ленивый летний полдень, прохладный, вспомнила Грейс, поскольку бабушка настояла, чтобы внучка надела шаль. Грейс вслух читала «Кентерберийские рассказы» Чосера, тогда как вдова сидела в кресле и слушала, закрыв глаза. Воспоминание об этом дне внезапно стало таким ярким, что Грейс явственно послышались слова:

Тот рыцарь был достойный человек.

С тех пор как в первый он ушёл набег,

Не посрамил он рыцарского рода;

Любил он честь, учтивость и свободу…

Хотя был знатен, всё ж он был умён,

А в обхожденье мягок, как девица;

И во всю жизнь (тут есть чему дивиться)

Он бранью уст своих не осквернял —

Как истый рыцарь, скромность соблюдал[6].

Грейс вспомнила, как подняв глаза во время чтения, она увидела, что Нонни задремала, как с ней часто случалось. Грейс положила красную закладку между страниц книги, чтобы отметить место, на котором остановилась, думая немного позаниматься рисованием, пока Нонни спит. Но лишь только Грейс двинулась, чтобы отложить книгу, вдова внезапно проснулась и резко села, потревожив спаниеля, устроившегося у неё на коленях.

— Ты знаешь, что должна будешь выйти замуж.

Грейс вспомнила, как подумала: возможно ли, что её бабушка грезит.

— Да, Нонни, я знаю. Однажды я выйду замуж, также как и ты, но я не желаю думать об этом прямо сейчас. Я не желаю думать о том, что когда-нибудь покину Ледисторп. Это мой дом. Я люблю его.

— Я пришла сюда молодой женой из места, которое всегда было моим домом, милая. Когда леди выходит замуж, дом мужа становиться её домом. Та свадьба, моя дорогая, о которой я говорю, уже близко. Однажды я уйду, и ты больше не сможешь избегать этого.

— А куда тогда направишься ты? — спросила Грейс, подходя к бабушке. — Возможно, в путешествие по континенту?

Бабушка улыбнулась, коснувшись рукой щеки своей внучки:

— Родная моя, я недолго задержусь в этой жизни. Я чувствую это сердцем. И когда я уйду, я не смогу много сделать, чтобы защитить тебя. Тедрик станет ответственен за твоё будущее, по крайней мере, пока ты не достигнешь двадцатипятилетия. Я надеялась прожить достаточно долго, чтобы увидеть этот юбилей твоего рождения и снять ограничения с твоего наследства, однако, боюсь, у меня не получится. Но знай, что если я умру до того как ты достигнешь этого возраста, даже мёртвая я сделаю всё, что в моих силах, чтобы найти тебе хорошего мужа.

— Но как я узнаю, кто подходящий муж, если тебя не будет здесь, чтобы посоветовать мне?

Вдова снова улыбнулась, сказав лишь:

— Ты узнаешь, дитя, потому что в тебе моя кровь. Я только один раз потанцевала с моей настоящей любовью и поняла, что проведу остаток дней своих, любя его. То же самое случится и с тобой, когда ты найдёшь своего собственного истинного нежного рыцаря.