Джордан».


Я вытираю слезы.

– Боже, ты меня убиваешь! Что там написано? – У Дэнни вид такой, будто она сейчас взорвется, и я отдаю ей письмо.

Наблюдаю, как ее глаза бегают по листку. Дочитав до конца, она поднимает голову, смотрит на меня. В глазах ее блестят слезы.

– Матерь божья… это ж… – Она хватается за грудь. – Ты должна послушать эту песню. – Дэнни бросает мне коробку с диском.

– У меня нет CD-плеера – только айпод, – говорю я обреченно.

Взгляд Дэнни скользит по палате.

– А телевизор! – восклицает она. – В него встроен плеер. Можно послушать через него.

Я воспрянула духом. Вскакиваю на ноги, хватаю диск.

Включаю телевизор, жду, когда засветится экран. Все мое существо трепещет.

– Гениально, – говорю я Дэнни, когда она подходит и становится рядом со мной.

– Такой у меня дар. – Она пожимает плечами.

Я вынимаю диск из коробки, вставляю его в плеер.

Жду, когда он загрузится, – кажется, целую вечность.

Потом начинает звучать песня, которую прислал Джордан. Палату заполняет мелодия тихого гитарного вступления к композиции «Человек, которого не сдвинуть с места» в исполнении группы «Скрипт»[23].

У меня учащается пульс, я закрываю глаза, слушаю слова. Впитываю их. И слышу именно то, что пытается сказать мне Джордан.

«Я всегда буду ждать тебя».

Он меня ждет.

Дэнни хватает меня за руку. Я смотрю на нее.

– Незачем ждать целую неделю. Езжай к нему. Прямо сейчас.

Глава 27

Джордан

Прошло три месяца со дня ее отъезда. Два с половиной с тех пор, как я послал ей письмо и песню.

От нее ни слуху ни духу.

Песня не помогла.

Зря надеялся. Дурак.

После нескольких недель ожидания я смирился с тем, что она не вернется… и стал злиться.

Полагаю, это одна из стадий, через которую мне суждено было пройти. С депрессией покончено. Пришло время злиться, я пошел и напился.

Подцепил какую-то телку.

Чувствовал себя ужасно.

Как только она сунула руку мне в штаны и стала меня ласкать, я ее остановил, ибо понял, что, даже если пересплю с этой девушкой, ничего не изменится. Наутро, проснувшись, я буду чувствовать себя так же, если не хуже. Легче мне не станет. Мия не вернется. Я все так же буду тосковать по ней. Не исчезнет зияющая пустота в моей груди, которую может заполнить только она. Ну трахну я эту девицу, что с того. Душевного покоя не обрету. Так что я вытащил ее руку из своих штанов, извинился и ушел.

С тех пор, кроме моей собственной руки, к моему «мальчику» никто не прикасался.

Я думаю о Мие. Не только когда мастурбирую. Я постоянно думаю о ней, даже во время свиданий с собственной рукой.

Кроме нее, я вообще ни о чем и ни о ком думать не могу.

Наверно, когда-нибудь я стану реже думать о ней. Когда-нибудь придет такой час. Но это когда-нибудь.

Я стараюсь занимать себя работой. Вожу на экскурсии туристов Уэйда. Когда снова поехал в каньон Ла-Плата, в первый раз после того, как был там с Мией, было трудно, но я пересилил себя, и теперь с каждым разом мне легче бывать в тех местах.

Постояльцев у нас по-прежнему немного, но мы выживаем. Я активно занимаюсь сайтом отеля, связываясь с различными туристическими агентствами и бюро путешествий, размещаю нашу рекламу на их сайтах. Моя задача – разрекламировать нашу гостиницу хотя бы к лету следующего года.

Дозер подходит ко мне, тыкается мордой мне в ноги.

– Привет, приятель, как дела? – спрашиваю я, отрываясь от компьютера и глядя на него. Некоторое время назад ему сняли гипс, и теперь он совсем поправился, стал прежним.

Только по Мие скучает.

Порой мне кажется, что только он понимает мое состояние.

Дозер трется мордой о мою ногу, еще и лапой по ней бьет.

– Что? Проголодался? – Я беру со стола кусочек печенья, которое ем сам.

Даю ему. Он хватает печенье, ложится на пол и начинает грызть.

Я потираю уставшие глаза, смотрю на таблицу, с которой работаю. Бухгалтерия. Что может быть увлекательнее.

Конечно, плохо, что в пятницу вечером, когда даже отец мой на свидании, я сижу здесь со своим псом и разбираюсь в бухгалтерии.

Пора бы уже как-то и жить начинать.

Звонит гостиничный телефон.

– «Золотые дубы», – отвечаю я, откидываясь на спинку стула.

– Дома сидишь – в пятницу вечером? Тяжелый случай.

– Спасибо, Бет. Умеешь ты придать человеку уверенности в себе.

Она смеется.

– Ну, уверенности в себе у тебя хоть отбавляй, Джордан.

– Ладно. Подтруниваешь надо мной, а сама, можно подумать, отрываешься в городе.

– Увы, тружусь не покладая рук.

– Мама мало тебе платит за работу в кафе, так что приходится подрабатывать проституцией? Прямо кино для канала «Лайфтайм»[24].

– Ха-ха, он еще умничает. Я звоню тебе, потому что хотела направить к вам одну туристку. Но теперь думаю, не направить ли ее в другую гостиницу…

– Ладно. Беру свои слова обратно. Только если туристка не такая, как в прошлый раз. Она разбила мое сердце. – Я пытаюсь шутить, но голос у меня невеселый.

– Не-е, эта не такая… – не сразу отвечает Бет. – Точно говорю. И не такая хорошенькая. Ты на нее не западешь.

– Ладно, – смеюсь я. – Успокоила. Должен я это понимать, что ее следует поселить в «Сосну»? – «Сосна» – наш самый дешевый номер.

– Нет, эту только в «Вид на озеро». Может, с внешними данными ей и не очень повезло, но вкус у нее определенно есть.

Я сдавленно сглотнул слюну. После отъезда Мии в этом номере никто не останавливался. Я просто не мог допустить, чтобы там спал кто-то другой.

Глупо, конечно.

– Ладно. Отлично. Она уже едет? Пойду приготовлю номер.

– Скоро поедет, через несколько минут.

– Спасибо, Бет. От чистого сердца.

– Знаю. Потом будешь благодарить.

Я повесил трубку, отодвинулся на стуле от стола. Схватил ключи от номера «Вид на озеро» и пошел по коридору.

Войдя в номер, включил свет, стараясь не смотреть ни на что, что напомнило бы мне о том времени, когда я бывал с ней здесь. Включил обогреватель, чтобы к приходу гостьи комната прогрелась, разобрал постель, положил в ванную свежие полотенца.

Выключил свет, запер дверь и вернулся в офис.

Через двадцать минут слышу: подъезжает машина. Дозер вскочил на ноги, навострил уши, принюхался и помчался из офиса. Наверно, учуял что-то приятное.

Я иду следом за ним, хочу вернуть его в офис, пока он до смерти не напугал нового клиента. Поздно. Дверь отворяется, звякает колокольчик. Я смотрю на вошедшую, и у меня замирает сердце.

Вообще останавливается.

– Мия.

Не знаю, произнес ли я ее имя или просто выдохнул его из ноющих легких.

– Привет, – здоровается она. Голос мелодичный, нежный… и мучительный.

И вдруг во мне, как ни странно, всколыхнулся гнев.

Три гребаных месяца не давала о себе знать, а теперь вот свалилась как снег на голову. И плевать мне, что я непрерывно мечтал об этом все три месяца. Все равно я зол. Зол, как бобик.

Я поворачиваюсь и иду за стойку.

Хочу отгородиться от нее, чтобы не совершить глупость. Не броситься перед ней на колени, умоляя не отвергать меня.

Она стоит в дверях, смотрит робко. Сама миниатюрная, хрупкая. Меня так и подмывает броситься к ней… заключить в свои объятия.

Чтобы сдержать свой порыв, я вцепился руками в стол.

Дозер уже вьется вокруг нее, мордой тыкается ей в ноги, требуя к себе внимания.

– Привет, дружок. – Она отводит от меня взгляд, наклоняется, гладит его. – Как твоя лапа? Совсем зажила!

Еще бы, ТРИ ГРЕБАНЫХ МЕСЯЦА прошло!

Мия обнимает пса за шею, прижимается к нему. Шепчет:

– Я скучала по тебе.

Она по нему скучала! А по мне, черт возьми?

Сердито отдуваясь, я потираю руками лицо.

– Что привело тебя сюда, Мия?

Она поднимает на меня глаза, выпрямляется. Унылая растерянность в ее лице – для меня как нож в сердце.

Ее руки дрожат. Она обхватывает ими себя.

– Я прочитала твое письмо и песню… послушала песню. Слушала ее всю дорогу сюда, – тихо добавляет она.

Я скрестил на груди руки.

– Это ты про письмо, что я послал два с половиной месяца назад?

Она кусает губу.

– Я прочитала его только сегодня утром. Боялась… боялась, что оно заставит меня приехать сюда. А тогда я не могла вернуться. Я должна была придумать, как справиться со своими чувствами, как вылечиться. Теперь я жалею, что не прочла письмо сразу. Но, как только я его прочла… как только услышала песню… я выписалась из клиники и приехала сюда.

– Зачем?

Она приближается ко мне на шаг.

– Я… я надеялась, что ты ждешь меня.

Я напрягаю руки, замираю. Каждый мускул в моем теле напряжен.

– Почему?

Она закрывает глаза.

– Я должна сказать тебе то, что не сказала в больнице.

Я смотрю на нее выжидательно.

– Что я люблю тебя… Я люблю тебя, Джордан.

Она меня любит?

У меня нет слов. Нет мыслей. Я застыл на месте.

Знаете, как бывает: тебе хочется услышать что-то важное от человека, который для тебя дороже всего на свете, и, когда наконец слышишь эти слова, цепенеешь от страха.