— Рейф уложил тебя в постель? Похоже, хоть что-то хорошее из этой суматохи вышло, — заметила Мириам.

— Он был просто очень добр ко мне.

— Ну, разумеется. А гора Вашингтон — просто скромный пригорок, — насмешливо заметила Мириам. — Неужто ваши с Рейфом проблемы еще не закончились? Ты, конечно, можешь сказать, что я слишком любопытна и сую нос не в свое дело…

— Ты слишком любопытна и суешь нос не в свое дело, — с чувством отозвалась Дженни, зная наверняка, что подруга поймет ее и не обидится.

— …но я все равно считаю, что тебе пора прекратить все это и следовать голосу сердца.

Совет Мириам, конечно, хорош, размышляла, повесив трубку, Дженни, но все далеко не так просто. Да, Рейф вчера ночью искренне тревожился за нее и радовался, что с ней все в порядке, но он обращался с ней как с сестрой или с ребенком, когда укладывал в постель. Разве так ведет себя влюбленный мужчина? А откуда ей знать? Рядом с ней никогда не было влюбленного мужчины, так что опыта у нее никакого. Что касается Рейфа, она блуждала в потемках.

Когда Рейф вчера ночью, в мастерской, прижал ее к себе, ей почудилось что-то новое в его объятиях. Чувство другого уровня. Может, любовь?

Этого Дженни не знала. Но она точно знала, что не может сидеть в спальне и копаться в мыслях целый день. И так уже пошла вторая половина субботы.

Она приняла душ, вымыла волосы и, чтобы поднять себе настроение, надела длинную ярко-красную рубашку из мягчайшего вельвета на кнопках. К рубашке нашлись и подходящие черные брюки. Прежде чем спуститься на первый этаж, она спрятала записку Рейфа в потайном кармашке своей сумочки, рядышком с кулоном, который он подарил ей на свадьбу.

На втором этаже она заскочила в кухоньку рядом с гостиной, выпила чашку кофе и лишь затем спустилась на первый. Едва она направилась к двери в ресторан, как на пороге появились Чак и Синди. Поход в библиотеку был завершен. С ними вошел и Рейф.

— А потом дракон начал плеваться огнем, и мышке пришлось убежать, чтобы не сгореть живьем, — говорила Синди. — Папочка, ты меня не слушаешь?

— Конечно, слушаю, — отозвался Рейф, хоть и слегка рассеянно. — Я тебя всегда слушаю.

— Ладно. А потом мышка… Ой, подожди, я забыла, где остановилась. О чем я рассказывала?

— Ты мне рассказывала историю, которую услышала в библиотеке.

— Мы ее даже смотрели! Там была настоящая сказочница, и у нее были на руках такие игрушки — дракон и мышка. Она рассказывала и показывала. Это было очень впечатляюще!

— Похоже на то. Остальное расскажешь попозже, ладно? А сейчас беги-ка умойся перед обедом, детка.

Синди умчалась. Рейф обернулся и увидел Дженни, топтавшуюся на пороге.

— А вот и ты, — сказал он. — Как раз вовремя. Хьюго приготовил для нас нечто особенное.

— По какому случаю? — спросила Дженни.

— По случаю поимки распоследнего мерзавца, который на вас напал, — ответил вместо Рейфа Клубень.

— Да, но еще один распоследний мерзавец, возможно, разгуливает на свободе, — мрачно вставил Рейф. — Гарднер утверждает, что не резал мишек. По его словам, это мог сделать только какой-то извращенец.

— Не произносите у меня на кухне таких слов, — испуганно заявил Хьюго и принялся так яростно орудовать ложкой, что едва не ошпарил Рейфа кипящей подливой.

— Кто ж это мог так низко пасть, чтобы отрезать лапки у плюшевых мишек?! — не унимался Клубень.

— Не знаю, — покачала головой Дженни. — Но как только его отыщут, я лично оторву ему руки и посмотрю, как это негодяю понравится! — воинственно заявила она.

— Тебе придется встать в очередь, — возразил Рейф, увильнув от половника Хьюго. — Первым до этого парня доберусь я!

Дженни краешком глаза заметила, что Хьюго с прежним пылом сосредоточенно размешивает соус — так, что брызги летят во все стороны.

— Ты вырвешь ему руки, а я — ноги, — закончил Чак.

— Я в доле, приятель, — проговорил Клубень. — Эй, Хьюи, в чем дело? Ты что-то позеленел.

— Все эти разговоры о насилии плохо действуют на мою впечатлительную натуру, — вспыхнув, пробормотал Хьюго.

Синди вернулась из ванной, разговор перешел на другую тему, и вся семья отправилась за обеденный стол. К удивлению Дженни, Рейф придержал для нее стул. Ее тронула такая старомодная учтивость.

Хьюго, с пылающими щеками, внес в комнату свое фирменное блюдо.

— Pot-au-feu[4] с артишоками, — объявил он.

— Горшок с огнем[5], — перевел Клубень. — Похоже, сегодня ты переборщил с огнем. Здорово же тебя тронул наш разговор, если ты спалил свое знаменитое жаркое, Хьюи. Ну, ничего, ничего, не тушуйся. — Клубень потрепал по плечу Хьюго, который, казалось, был на грани истерики. — Можешь возвращаться на кухню, я сам подам. А то спалишь что-нибудь еще.

Хьюго, побагровев, вышел из столовой. У него не хватило сил даже на то, чтобы по обыкновению возмущенно фыркнуть.

— Наверное, мне не стоит так уж к нему цепляться, — с виноватым видом кивнул Клубень в сторону закрывавшего дверь Хьюго. — Но я просто не могу удержаться. Что-то в нем такое… Вот, пожалуйста, Дженни. — Он протянул первую тарелку с жарким.

Дженни опустила тарелку на стол. Потом моргнула, присмотрелась…

— Кажется, я в самом деле схожу с ума… — пробормотала она. — Это так похоже на… — Она вилкой убрала кусочек морковки, лук и подливку. — Да нет же, так и есть! — Она подняла вверх крошечную лапку от мишки, всего каких-нибудь два дюйма длиной. Она узнала этот мягкий мохер цвета меда. Один из мишек, изуродованных два дня назад, был сшит из такого же. — Это лапка одного из моих мишек!

— Хьюго, вернись! — коротко крикнул Рейф. Шеф-повар мгновенно очутился у стола, и Рейф спросил ледяным тоном:

— Не потрудишься ли объяснить, каким образом это попало в твое жаркое?

— Это я нашла, — пропела с другого конца стола Синди.

— Где? — спросил у нее Рейф.

— В комнате Хьюго. Той, которую он называет солянкой.

— Solaire. «Солнечная» по-французски, — расшифровал Рейф выговор дочери. Так Хьюго называл большую кладовку со стеклянной, выходившей на юг стеной, где он держал свои кулинарные книги.

— Да, я это там нашла и положила на стол в кухне, — продолжала Синди.

— А я был очень расстроен. Я подумал, что это сосиска. И положил в кастрюлю. Да, тогда все понятно, — поспешно сказал Хьюго и повернулся, чтобы сбежать.

— Ничего не понятно. Каким образом лапка от мишки Дженни оказалась в твоей кладовке, Хьюго? — В голосе Рейфа был лед.

Хьюго, казалось, сейчас рассыплется, как песочный замок под натиском мощной волны.

— Я сделал это ради кухни, — заныл он. — Мне нужна большая кухня! Я заслуживаю большой кухни и большой славы! — Глаза его засверкали фанатичным огнем. — Так было бы правильно. И честно. Я сделал то, что должен был.

— А что конкретно ты сделал, Хьюго? — повысил голос Рейф.

— То, что нужно было сделать. Я был уверен, что, когда Дженни за вас выйдет замуж, она отдаст вам амбар. Но этого не произошло. Она не сдавалась. Я понял, что кто-то хочет того же, что и я. Кто-то ей мешает. Но они действовали слишком медленно. Я знаю, она любит мишек точно так же, как я люблю свои прекрасные медные французские кастрюли. Вот я и уничтожил их. Чтобы она закрыла фирму и продала амбар вам, Рейф. — Хьюго обернулся к Рейфу, умоляя понять его. — Вы же тоже хотели расширить ресторан!

— И тогда у Хьюго была бы новая кухня и банкетный зал, — пробормотал Рейф, по кусочкам складывая всю картину.

— Точно, точно. — Хьюго упал на свободный стул, уставился безумным взглядом в пространство и невнятно залепетал:

— Все это ради кухни, все ради нее. Вы же понимаете, правда? Я это сделал ради кухни. Ради Кухни…

— Рейф, нам нужно поговорить. — Прошло уже много часов с тех пор, как полиция увезла Хьюго. Уже много часов Рейф не показывался из своего кабинета, который Дженни в конце концов отыскала — не без помощи Чака.

Она закрыла за собою дверь, встреченная холодным, отчужденным взглядом Рейфа. Наверное, он во всем винит меня, подумала Дженни. Из-за ее отказа продать амбар у Хьюго крыша поехала, и теперь Рейфу придется искать себе другого шеф-повара. А Хьюго, несмотря ни на что, был непревзойденным мастером своего дела и бесценным помощником в ресторане. А теперь его нет.

— Тебе не кажется, что нам стоит все это обсудить? — спросила она.

— Нет. — Выражение его лица было таким же холодным, как и тон.

— Ну а мне кажется, стоит. — Но для Дженни оказалось непросто вести беседу, в которой Рейф не желал принимать участия. Она попала в тупик. — Ты так и будешь здесь сидеть будто каменный сфинкс? — Отчаяние прорвалось в ней криком.

— Я вовсе не каменный! — рявкнул он в ответ.

— Наконец-то, хоть какой-то отклик, — одобрительно кивнула она. — Значит ли это, что ты уже в состоянии рассказать мне, что с тобой творится? Почему ты замкнулся в себе? Конечно, я понимаю, что Хьюго тебе здорово помогал и что его потеря тебя расстроила…

— Значит, ты ничего не понимаешь! — со злостью прервал ее Рейф.

— Что ж, отлично, — бросила она. — Может, объяснишь все сам?

— Я чувствую себя виновным в том, что произошло.

— Ты? Господи, с какой стати?

— Хьюго работал у меня. Я обязан был заметить, что мой шеф-повар не в себе. Я считал его вспыльчивым, но никогда не думал, что он способен на такое. А ты могла пострадать оттого, что я не заметил состояния своего повара. Что, если бы Хьюго решил расправиться с тобой, а не с твоими мишками?

Вот оно что!

— Тебе никто никогда не говорил, что у тебя чересчур развито чувство ответственности?

— Да, один-два раза говорили, — буркнул Рейф. Ему говорила об этом Сюзан, уже смертельно больная. Она тогда очень спокойно сказала, что он не должен винить себя в ее болезни. Ты не можешь нести ответственность за то, что у меня лейкемия, сказала тогда Сюзан. Но он решил, что она его просто утешает. Впрочем, Дженни не похожа на Сюзан. Дженни никогда не пыталась говорить ему только приятное. Она всегда говорила правду. Напрямик, без обиняков.