Галина Таланова - Бег по краю

Лидия Андреевна, пугаясь своего неуместного раздражения – всплывшего, будто утопленник, который внезапно потерял свой тяжелый якорь: веревка, что его удерживала, увлекаясь пробегающим течением, соскочила с гладкого, обтесанного водой камня, – стремительно зашла к дочери, твердо намереваясь выложить свою позицию по сложившейся ситуации.

– Надеюсь, ты понимаешь, что рожать в наше время – это безумие! Дошаталась! Говорила тебе, но ты же не слушаешь! Как теперь это все расхлебывать? Дура! Дура набитая!

Дочь осторожно повернула голову на подушке и не разлепляющимися губами выговорила:

– Я знаю, что я у тебя дура. У тебя все дураки, одна ты умная. Поназаводила себе игрушек, чтобы помыкать… Захотела – «пну», захотела – «поглажу»… – потом сморщилась, как изжеванный исписанный лист бумаги, сжимая губы до посинения, еле удерживая подступавшее изнутри…

Лидия Андреевна, собирая последние остатки сил, чтобы не раскричаться – а она чувствовала, что словно шквальный ветер налетел, готовый со все нарастающей силой крушить все попадающееся на его стихийном пути, – вышла из комнаты дочери.

Тошнота не проходила. Видимо, у дочери был сильный токсикоз. О каком ребенке в наше время может идти речь? Они еле сводят концы с концами! Этот недоношенный, играющий на губной гармошке, – отец? Не способный заработать даже себе на сносный джемпер и приличную шапку! Ходит в свалявшейся искусственной ушанке, закрыв отитные уши, расчесал бы хоть ее что ли! И шуба такая же вся вытертая, будто у бомжа. Зато сосиски жрет килограммами. Они вот не едят, дорого, а этот в Москву за ними каждый месяц катается в плацкартном вагоне. Она несколько раз пыталась выяснить у дочери, где же он работает, но так толком и не поняла: он числился то наладчиком домофонов, то рыл какие-то траншеи и прокладывал кабель, то собирался заниматься установкой железных дверей, то подряжался работать охранником. Да, время сейчас, конечно, то еще, но нельзя же каждый месяц работу менять!

Лидия Андреевна все же заставила дочь встать и немного поесть. Василиса нетвердой походкой прошла на кухню, села за стол, лениво похлебала куриный бульон и съела две ложки картофельного пюре. Через десять минут ее вырвало. После чего она снова, будто слепая, пошатываясь, быстро прошла в комнату и, не раздеваясь, легла.

Прошло еще три дня. Три дня Лидия Андреевна пыталась заставить Василису что-то проглотить. Та осторожно мотала головой и отворачивалась. Раз в день Лидии Андреевне удавалась что-то в нее впихнуть, но дочь выворачивало снова.

Андрей почти перестал дома разговаривать, был очень рассеянный, постоянно что-то терял, забывал и путал. На попытки Лидии Андреевны обсудить с ним сложившуюся ситуацию никак не реагировал. Тупо молчал и сверлил взглядом их обшарпанную стенку. «Боже мой, ох, уж эти защитники! Чуть где надо принимать решение, сразу в кусты: «Решай сама!»… И так всю жизнь!» – с закипающим бешенством думала Лидия Андреевна.

– Солнышко! Ты же видишь, что все в тебе протестует против этого ребеночка. Надо ехать в больницу, брать направление на аборт. Увидишь: тебе сразу будет хорошо.

– В больницу я не поеду, – разлепила губы дочь.

Лидия Андреевна все же набрала «03»… Снова очень долго ждали, когда прибудет карета. На сей раз приехала врачиха, одетая почему-то в сине-красный лыжный костюм. Халата на ней не было. Бегло осмотрела Василису и сказала, чтобы вызывали участкового терапевта: это не по их части, или лучше бы шли сами в женскую консультацию.

Впереди было два выходных.

Выходные прошли обычно. Лидия Андреевна стирала, гладила, готовила харчи на неделю на все семью, убиралась (правда, заставила Гришу пропылесосить пол). За заботами нависшая над домом тревога, от которой сердце сжималось в комок мерзлого грунта, готового полететь вслед за только что опущенным в землю близким, проваливалась в рваный полуденный сон.

В понедельник вызвали снова участковую, уже открывшую больничный неделю назад. Участковая у них была дура, которой давно было пора сидеть дома и следить за великовозрастными внуками, но успокаивало то, что она была «трясучка» и перестраховщица. Участковая пообещала прислать назавтра медсестру, чтобы сделать анализ крови, и велела Лидии Андреевне принести в поликлинику мочу больной на анализ, а на следующие сутки снова ее вызвать на дом.

Василису по-прежнему сильно тошнило. Она лежала вся зелено-серая, будто побег, помещенный в сырой подвал. Склеившиеся от пота и свалявшиеся грязной паклей волосы прилепились к горячему лбу.

Участковая заявилась через двое суток испуганная и растерянная, сказала, что да, тест на беременность положительный, у дочери повышенный РОЭ, то есть налицо воспалительный процесс, кроме того, в моче присутствует белок и повышенный уровень мочевины, что говорит о почечной недостаточности, но это ничего страшного, это у беременных бывает. Прописала антибиотик и велела пить мочегонное. Посоветовала, что если они хотят родить здорового ребенка, то лучше бы отправить девочку в стационар. Она не гинеколог, конечно, надо бы ее свозить в консультацию, но она может дать направление в больницу по поводу угрозы выкидыша или даже по подозрению на внематочную. С таким диагнозом девочку «скорая» должна забрать, а иначе просто в больницу не попадешь. Даже, если они хотят, она может вызвать «перевозку» прямо сейчас.

Лидия Андреевна принялась звонить Андрею. На этот раз муж проявил несвойственную ему решительность и сказал:

– Вызывай! Я сейчас приеду.

Василиса громко закричала из комнаты, откуда только силы взялись: «Не поеду! Я никуда не поеду!» Участковая пожала плечами и изрекла, что против желания пациента его госпитализировать нельзя. Лидия Андреевна почувствовала опять отчаяние человека, под ногами которого трещит лед: и возвратиться назад нельзя, и вперед уже невозможно, а оставаться посередине грозящей тронуться реки – вообще безумие.

– Набирайте «03», я вам говорю, набирайте, что вы слушаете человека, который не в себе, если что случится, я на вас в суд подам, вам давно на заслуженный отдых пора. Это же надо ребенка безумного слушать!

Врач суетливо стала накручивать диск их старенького разбитого телефонного аппарата, заботливо склеенного и перевязанного лейкопластырем, этого ветерана семейного фронта. Дочь больше голоса не подавала.

Через полтора часа приехали фельдшер и медбрат. Пока дожидались «скорую», Лидия Андреевна успела узнать, что, оказывается, зачастую на вызовы приезжает именно фельдшер, а не врач. А когда вызывают «перевозку», то всегда приезжает фельдшер. На сей раз оба были мужчины, и оба были в халатах. Только медбрат был почему-то в синем застиранном халате, в каком у них на работе ходят уборщицы и слесаря-водопроводчики, чинящие вечно текущий унитаз.

Покуда ждали «перевозку», Лидия Андреевна успела наспех покидать в сумку дочкины вещи для больницы и пришел Андрей.

– Ну все, Васечка, давай подниматься.

Дочь не двинулась.

– Я же сказала, что не поеду, неужели непонятно?

– Ты соображаешь, что говоришь? Я поняла уже, что ты сдохнуть хочешь и нас закопать! Не слушайте ее! Сейчас будем поднимать!

Фельдшер пожал плечами и спросил, где у них туалет:

– У меня расстройство с утра. Грибочков маринованных, наверное, пережрал.

Лидия Андреевна с тоскливым предчувствием пыталась посадить дочь на постели. Та вцепилась в деревянный каркас кровати, грозя его развалить на составляющие, всем своим легким телом упираясь изо всех сил.

– Я же сказала, не поеду! Отстань!

– Хоть бригаду санитаров вызывай, – растерянно оглянулась Лидия Андреевна на Андрея.

Вышел фельдшер:

– Извините нас, мамаша. Существует положение о добровольной госпитализации пациента. Ваша дочь совершеннолетняя. Мы не имеем право ее везти против ее воли. Если бы она была без сознания, тогда да… А так… Нет. Попробуйте ее уговорить – и тогда вызывайте. А сейчас нам ехать надо.

Дочь удовлетворенно улыбнулась, лицо ее даже немного порозовело, будто не поспевшее яблоко, продырявленное червяком.

Лидия Андреевна позвала дочь обедать. Та спокойно встала и медленно прошла на кухню. Села за их круглый стол. Черпала куриный бульон, шкрябая по дну тарелки ложкой, словно вычерпывая воду после проливных и затяжных дождей из лодки. Проглотила две ложки картофельного пюре. Выпила чашку сладкого чая с лимоном, съела три ириски. И снова легла. Лидия Андреевна облегченно вздохнула. Минут через сорок Лидия Андреевна услышала, как дочь зашлась в туалете в кашле, сопроводившем опять открывшуюся рвоту.

Через два дня Лидия Андреевна пригласила домой, предварительно обзвонив всех подруг и знакомых, платного гинеколога из вновь открывшейся клиники «Мать и дитя». Гинеколог ничего нового не сказала, заключила, что у Васи сильный токсикоз, и отвалила.

Еще через пару дней Лидия Андреевна заметила, что у дочери покраснели кисти рук. Она стала звонить опять своей лучшей подруге, что была терапевтом. Подошел ее муж, сказал, что у жены давление и разговаривать она не будет. Голос у мужа был веселый и немного пьяный. Она стала звонить другой подруге, но та гуляла с собакой. Домашние велели ей перезвонить через полчасика. Но и через полчасика, и через час, и через два, и даже около полуночи к телефону больше никто не подошел. «Отключили что ли?» – сообразила Лидия Андреевна.

Вечером Лидия Андреевна зашла в комнату дочки проведать ее, включила свет, но Василиса закричала:

– Выключи! Выключи! Они увидят!

– Кто они? Что увидят?

– Жулики!

– Какие жулики? – Лидия Андреевна почувствовала, что тоненькая жердочка, на которой она стояла, обломилась, и она полетела в ледяную реку.

– Которые в окно заглядывали. Выключи свет и посмотри в окно.

Лидия Андреевна, барахтаясь что было сил и чувствуя, что ледяная вода подступила под сердце, а ноги вот-вот сведет судорога, подошла к окну и чуть отдернула занавеску: