— Или, — перебил ее Роджер и улыбнулся, когда она бросила на него осторожный косой взгляд. — Определенно и несомненно «или».

— Ох… — Она слегка расслабилась, ее пальцы, до боли сжимавшие руль, легли чуть более свободно. — Хорошо. Ладно, хорошо.

Роджер хотел было взять ее за руку, но побоялся, что девушка может потерять управление и с кем-нибудь столкнуться. Вместо этого он положил руку на спинку ее сиденья, позволив своим пальцам осторожно погладить плечо Брианны.

— Ну, в любом случае… Я не думала… я думала… ну, для меня это было… или броситься в твои объятия, забыв обо всем, или послать тебя ко всем чертям раз и навсегда. Я просто не знала, как вывернуться из всего этого и не выглядеть полной идиоткой… а когда пришло твое письмо, все стало еще хуже… ну, ты и сам видишь, я действительно полная идиотка.

Роджер одним движением расстегнул пряжку своего страховочного ремня.

— Ты не врежешься в кого-нибудь, если я тебя поцелую?

— Нет.

— Отлично.

Он придвинулся к Брианне, легко сжал пальцами ее подбородок и поцеловал, коротко и очень нежно. Машина медленно вывалилась с пыльной дороги на широкую стоянку.

Теперь уже Брианна дышала не так тяжело, и краска, заливавшая ее кожу, немного побледнела. Она аккуратно поставила машину на свободное место, заглушила мотор и мгновение-другое сидела неподвижно, глядя прямо перед собой. Потом отстегнула ремень и повернулась к Роджеру.

И лишь несколько минут спустя, когда они наконец вышли из машины, Роджер вдруг сообразил, что Брианна не однажды упоминала о своих родителях, но, похоже, главное тут заключалось в том, что она весьма тщательно избегала упоминания об одном из родителей.

Великолепно, просто великолепно, подумал он, восхищенно глядя на бедра девушки, открывавшей багажник. Она изо всех сил старается не думать о Джейми Фрезере, так какого черта ты ее заставляешь это делать?! Он посмотрел на ворота, над которыми полоскались в волнах теплого летнего воздуха флаги Соединенных Штатов и Шотландии. С горного склона за воротами доносился печальный, протяжный звук волынки.

Глава 4

Удар из прошлого

Роджеру, привыкшему, что ему на время концерта обычно предоставляется помещение либо в задней части фургона для перевозки лошадей, либо в пивнушке рядом с мужской уборной, показалось, что он попал чуть ли не во дворец, когда увидел отведенную ему, и только ему, небольшую комнату за сценой. Она была чистой, там были прибитые к стене крючки для верхней одежды, и там не было пьяного соседа, храпящего прямо на полу у порога. Ну конечно, это же Америка, подумал он, снимая джинсы и бросая их на пол. Другие стандарты, по крайней мере в том, что касается материальной стороны жизни.

Он натянул через голову рубашку с широкими рукавами, гадая, удостоилась ли Брианна такого же уровня комфорта. Он не разбирался в женской одежде, — он не мог судить, например, насколько дорогими могут быть джинсы девушки, — но он немножко понимал в автомобилях. У Брианны был новехонький синий «мустанг», вызывавший у него зуд в руках от желания хоть немножко подержаться за руль.

Ясно было, что родители оставили ей достаточно денег, чтобы она могла жить спокойно; он не сомневался, что Клэр Рэндэлл подумала об этом. Он только надеялся, что денег у Брианны не настолько много, чтобы девушка могла заподозрить его в интересе к ее состоянию. Вспомнив в очередной раз родителей Брианны, он бросил взгляд на коричневый конверт, лежавший в его открытой сумке; стоит ли, в конце концов, отдавать его девушке?

Кошка священника чуть не выпрыгнула из собственной шкурки, когда молодые люди вместе миновали вход для участников и лицом к лицу столкнулись с оркестром волынщиков из Канады (принадлежавших к клану Фрезеров), явившихся на кельтский фестиваль, — они репетировали во всю силу собственных легких, устроившись за артистическими уборными.

Брианна даже слегка побледнела, когда Роджер представил ее руководителю оркестра, своему давнему знакомому. Не то чтобы Билл Ливингстон выглядел так уж устрашающе, нет; просто Брианну ошеломил значок клана Фрезеров на его груди.

Je suis prest, было написано на нем. «Всегда готов». Вряд ли он готов, даже отчасти, подумал Роджер, и ему захотелось дать самому себе хорошего пинка за то, что он притащил сюда Брианну.

Впрочем, она твердо заверила его, что с ней все будет в порядке и ничего не случится, и она тут погуляет, пока он будет переодеваться и готовиться к своему выступлению.

И он предпочел действительно думать о выступлении, пока застегивал тугие пряжки на своем килте, затягивал пояс, надевал длинные шерстяные чулки. Ему предстояло выйти на сцену в утренней части программы, через сорок пять минут, а потом исполнить небольшое соло на вечернем ceilidb. Он примерно представлял, что именно будет петь, но ведь всегда приходилось учитывать, какая именно публика собралась послушать. Если среди зрителей большинство составляют женщины — тогда гораздо лучше примут старинные баллады; если преобладают мужчины, в особенности военные, — тогда следует поднажать на песни вроде «Монтроуз», «Ружья и барабаны», «Чокнутый убийца». Непристойные куплеты отлично подходят для того часа, когда аудитория уже хорошенько разогреется — налившись, например, пивом.

Роджер аккуратно подвернул верхние края чулок и спрятал в правый хорошо отполированный кусочек оленьего рога, привязав его возле икры. Потом быстро зашнуровал высокие ботинки, поторапливая себя. Ему хотелось успеть еще отыскать Брианну, погулять немного вместе с ней, зайти куда-нибудь перекусить и убедиться, что для нее нашлось место, с которого будет хорошо видно все представление.

Он перекинул через плечо плед, пристегнул брошь, надел ремень, на котором висел кинжал и кожаная сумка, отороченная мехом, — и на этом его сборы закончились. Или не совсем. Он остановился, не дойдя до двери.

Древние тускло-зеленые подштанники до колен когда-то представляли собой часть военной амуниции — во времена Второй мировой войны, — и были одной из немногих вещей, оставшихся Роджеру от отца. Конечно, в обычных условиях Роджер не носил никаких кальсон или еще чего-то в этом роде, но под килт он иной раз надевал эту деталь одежды, — в качестве меры защиты от изумительной наглости некоторых зрительниц. Его уже давным-давно предупредили другие выступающие в килтах, но он бы им не поверил, если бы не убедился в их правоте на собственном опыте. Хуже всех, пожалуй, были немецкие дамы, но ему приходилось видеть и американок, весьма быстро приходивших в состояние полной свободы от каких-либо уз, в том числе и от уз морали.

Но он не думал, что сегодня и здесь есть необходимость в такой мере; публика выглядела вполне цивилизованно, и он уже успел убедиться, что сцена расположена вне досягаемости опасных дам. К тому же, вне сцены рядом с ним будет Брианна, и если вдруг она сама решится позволить себе кое-что… Он бросил подштанники назад в сумку, прямо на коричневый конверт.

— Пожелай мне удачи, па, — прошептал он и отправился на поиски Брианны.


* * *

— Уау! — взвыла девушка, обходя вокруг Роджера с вытаращенными глазами. — Роджер, ты просто ужасен! — Она улыбнулась, но улыбка получилась какой-то кривобокой. — Моя мама всегда говорила, что мужчины в килтах неотразимы. Думаю, она была совершенно права.

Он заметил, как она нервно сглотнула, и ему захотелось обнять ее, чтобы обрести мужество, но она уже отвернулась, показывая на множество столиков под тентами.

— Ты не голоден? Я туда заглянула, пока ты переодевался. Мы можем выбирать между осьминогом, зажаренным на вертеле, рыбой в кукурузных лепешках, польскими сосисками…

Роджер взял ее за руку и развернул лицом к себе.

— Эй, — мягко произнес он, — извини. Я бы не стал тебя приглашать, если бы мне вообще пришло в голову, что для тебя это окажется таким потрясением.

— Нет, все в порядке, — Брианна снова улыбнулась, на этот раз более удачно. — Это… я очень рада, что ты меня пригласил.

— Правда?

— Правда. В самом деле. Это… — Она беспомощным жестом обвела яркие волны клетчатых пледов, пожала плечами, как бы немного недоумевая по поводу шума и пестроты красок. — Это так… по-шотландски!

Ему захотелось рассмеяться от ее слов; ничто не могло быть менее шотландским, нежели это дешевое карнавальное сборище туристов, чем эта наглая торговля наполовину забытыми, наполовину фальшивыми традициями.

И в то же время Брианна была права, кое-что здесь действительно принадлежало Шотландии; это была демонстрация древнего шотландского таланта выжить в любых условиях, способности приспособиться к чему угодно, да еще и получить от этого прибыль.

Роджер обнял девушку, притянул к себе. Ее волосы пахли свежестью, как молодая трава, и он ощущал сквозь белую футболку горячее биение ее сердца.

— Ты ведь тоже шотландка, и ты это знаешь, — прошептал он ей на ухо и убрал руку с ее плеча.

Глаза Брианны сверкнули каким-то непонятным ему чувством.

— Думаю, ты прав, — кивнула она, и опять улыбнулась, теперь уже по-настоящему. — Но это не значит, что я должна есть телячьи рубцы с потрохами, верно? Я вон там видела их, и что-то мне кажется, я бы лучше попробовала осьминога на вертеле.

Ему показалось, что она шутит, но Брианна не шутила. На этом курорте главным источником дохода, похоже, были «национальные блюда», как объяснил им один из бродивших вокруг торговцев с лотками.

— Поляки танцуют с полячками, шведы резвятся, как хотят… Иисус, да тут одних часов с кукушками, должно быть, десять миллионов! Испанцы, итальянцы, японский фестиваль цветущей вишни… да вы просто не поверите! — Продавец недоуменно покачал головой, подавая им две бумажные тарелки с гамбургерами и жареной рыбой по-французски. — И тут постоянно все меняется, каждые две недели. Ни минутки покоя, право! Но мы-то продаем еду, мы всегда при деле, нам все равно, какие сегодня блюда главные. — Продавец с некоторым любопытством посмотрел на килт Роджера. — Так вы шотландец, или вам просто нравится ходить в юбке?