— Аня!! Анечка!

Я была бы рада ответить, да язык онемел. Смутно и очень далеко я слышала скрип открывшейся двери, шаги и шепот, больше похожий на крик.

— Аня! Анюта!..Леша, быстрей! Да! Да, сделаю, но я же не врач! Вторая инъекция! Да она белая совсем и ни на что не реагирует. Леха, давай скорее…

Я плавала в тумане и понимала, что нужно вынырнуть, но не могла. Чувства притупились, стали отстраненными и словно не моими. Сергей раздел меня, сунул таблетку под язык и все кричал что-то то в трубку Алеше, то мне в лицо. И плакал.

Он мог себе это позволить, потому что был очень сильным, настолько, что слезы не умаляли его достоинств, не унижали. Ни один из его знакомых, узнай о подобном, не поверил бы, и правильно. Ведь лишь мне Сергей показал себя настоящего — ранимого, сентиментального и тонко чувствующего человека, того, что был загнан глубоко внутрь, одет в броню и маску сурового и жесткого человека.

Вдруг мне стало страшно — если я умру, что станет с ним? Кто удержит его от опрометчивых поступков, охладит горячую голову, поймет эту ранимую душу, упокоит, обогреет, убережет? Кто справится с ним, поможет не только жить, но и выжить?

Я заметалась в поисках выхода из тумана и увидела голубые глаза.

— Алеша?…

— Все хорошо, Анечка, все хорошо…

А кто поможет ему? А Андрею?

Карие глаза и родинка над губой.

— Андрюша…

— Я здесь, малыш, успокойся.

А мне хотелось плакать и кричать. На всех, кто придумал болезни и кинул на головы человечества. И топать ногами, и биться в кровь. Потому что я не хотела умирать, не могла. Потому что это несправедливо, неправильно. Потому что у этих трех замечательных людей есть только любовь и одиночество. Любовь, осужденная и запрещенная Богом и людьми, и одиночество — постылое и безрадостное, полное горечи и печали. Но оно еще не страшно им, потому что я не отдам ему их души и сердца. Потому что буду крепко держать их, и беречь…и жить.

Потому что люблю их.

И Олега.


Кухня походила на брокерскую фирму в самый пиковый час. Мужчины разместились на ней и отзванивались по мобильникам. Андрей, забыв снять пальто, сидел за столом и заказывал Арону Аркадьевичу ужин и завтрак, попутно обговаривая детали предстоящего застолья на даче.

Сергей бродил у окна и злобно шипел в трубку на бестолкового помощника, который никак не мог понять, почему шеф сегодня никуда не поедет и ему придется зависнуть в конторе до будущего года, а потом, срываясь на крик, рисовал Олегу его беспросветное будущее.

Алеша сидел на полу у стены и, листая записную книжку, методично обзванивал дежурные аптеки и лаборатории, консультировался со знакомыми профессорами и доцентами областной кафедры гематологии.

Этого я не слышала и не видела — я спала.


— Все, — Алексей дал отбой и положил трубку на записную книжку. — Завтра в десять кровь должна быть у Яцкого.

Мужчины задумались — как ее доставить?

— Черт! — бросил Сергей, и хлопнул ладонью по подоконнику. — Я хотел выехать в пять, чтобы к двум в городе быть.

— Езжай, — Бросил Андрей. — Я отвезу.

— Тебе придется заехать сюда, — предупредил Алексей.

— У меня заключительная встреча — минут сорок максимум. Перенесу ее на восемь, и в девять буду здесь. Яцкому — это куда?

Пока Алеша объяснял, Сергей сходил в комнату, проверил состояние Ани, вернулся и полез в холодильник:

— Ну недоумок. Полный параллелепипед!

— Пусто? — Андрей не удивился.

— Ага, два яблока и alles. Сучонок, а?

— Перестань ругаться, — одернул Алеша. Андрей глянул на наручные часы:

— Через десять минут будем есть плов и манты. А холодильник загрузим, как ты любишь — от потолка до пола у соседей снизу.

— Да бог с ним, с холодильником, — Сергей вытащил яблоко и захрустел.

Мужчины переглянулись, прикидывая, хватит ли младшему два яблока на пять минут. Всем было прекрасно известно, что когда Сергей нервничает, то начинает в бодром темпе поглощать все съестное, а если оного не находится — звереет и становится абсолютно невоздержан. И крепкие ругательства — это лишь цветочки, могли появиться и ягоды. В виде головы Олега.

Пока старшие думали, Сергей вытащил второе яблоко и, с силой хлопнув дверцей холодильника, шагнул к Алексею, размахивая фруктом, как гранатой:

— Нет, ты видел ее запястья?! Видел кровоподтеки?! Ты понимаешь, что этот… — и смолк, очнувшись под твердым взглядом брата. Отошел к окну, развернулся к присутствующим спиной и захрустел яблоком.

Андрей вопросительно посмотрел на Алешу.

— Не факт, что он, — возразил тот без уверенности.

— Ага. Доказательств нет, свидетелей тоже. Значит, не виновен. Да он убивает ее, понимаете, это же ясно! Какие вам еще нужны доказательства?! Ее труп?! — обернулся Сергей.

— Перестань, — бросил Андрей хмуро и встал, чтобы раздеться. Скинул пальто на руку, похлопал брата по плечу, успокаивая:

— Разберемся.

И вышел, чтобы повесить одежду, а заодно и Аню посмотреть. Когда он вернулся, запел сотовый, возвещая о доставке ужина. Вовремя — Сергей только что кинул огрызок яблока в форточку. Ели молча: Андрей размеренно и чуть лениво, тщательно пережевывая каждый кусочек. Сергей жадно и торопливо, как в солдатской столовой. Алексей задумчиво и нехотя. Он первым перестал мучить манты и отложил вилку:

— Давайте подождем с выводами. Поговорим еще раз. Выясним…

— Что? — Сергей вперил в брата раздраженный взгляд, перестав жевать.

— Подробности, Сережа, выясним. Только тогда будем что-то решать.

Вилка Сергея полетела на стол и брякнула о тарелку. Андрей укоризненно качнул головой, предостерегающе глянув на брата. Тот встретил его, как железные ворота таран, но не выдержал, отвернулся, мигом потеряв интерес к пище.

Алеша отодвинул тарелку и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.


— Как дела, Анечка? — тихий, знакомый голос — родной. И теплая ладонь, пахнущая лекарством и дорогим одеколоном с очень тонким, изысканным ароматом. Я улыбнулась, прижала ладонь к своей щеке, устраиваясь на ней, как на подушке и успокоилась окончательно. Теперь мне ничего не страшно:

— Ты рядом.


Андрей раскупорил бутылку «Чинзано» и, плеснув на дно пузатых бокалов, тихо заметил:

— Он прав, Серый.

— Конечно, он же большой, как жираф, ему видней. Старший. А я…

— И ты прав, — бокал подъехал к его руке.

— Спасибо, — то ли за поддержку, то ли за вино поблагодарил младший брат и взял бокал. — А пояснить, на скудость ума?

— Ты, как обычно, торопишься с выводами и решениями.

— Ага. И ждал-то всего ничего…пять лет, — Сергей хлебнул вина и вытащил сигареты из кармана брошенной на табуретку куртки. — Как вы вообще могли согласиться на подобный брак?

— Она так решила.

— Андрюха, только давай без сказок! «Она», "решила". Анюта, как была ребенком, так и осталась — что она может решить? Для нее любой человек — индивид, святой и неповторимый. Но мы-то не дети. Ты же видишь, куда все идет. И Леша…Понять не могу — он слепой или ему нравится смотреть, как она чахнет?

— Прекрасно он все видит. Но он ее любит.

— Я тоже. И ты.

— Да. Только мы еще и себя любим, а он только ее. Поэтому и пытается понять, а не бездумно сломать. Он делает все, чтобы Аня чувствовала себя полноценной.

За столом повисло молчание. На душе у каждого было мутно, на сердце тоскливо, а подспудное предчувствие чего-то очень плохого усугубляло состояние, заставляя тревогу шириться и расти.

Мужчины дружно встали и прошли в комнату.

Аня спала на Алешиной ладони, крепко прижимая ее своими руками к щеке.

— Как она? — шепотом спросил Андрей, присаживаясь рядом на корточки и вглядываясь в чуть порозовевшее лицо сестры.

— Спит, — констатировал очевидное Алексей.

— Алеша, ты действительно считаешь, что это не ухудшение и пока все в рамках нормы?

— Андрюш, сейчас я ничего не могу сказать. Мне нужна полная картина в динамике. Хотя бы анализы, элементарная коагулограмма, гемоглобин. Сравню с прошлыми данными, тогда будем делать выводы.

— Если б осенью легла в больницу, подобного бы не случилось, — бросил Сергей унылым шепотом. И удостоился укоризненных взглядов. — Знаю, знаю. У этого были проблемы, и Анюта не могла его оставить… Только он потом в Хургаде отогрелся, а у нее — вот! Здравствуй, лажа Новый год!

— Сережа, иди спать, — предложил Алеша, а Андрей поддержал, сопроводив лично до дивана в гостиной. А чтоб младший не сопротивлялся, и сам лег.


В квартире было тихо. Но я чувствовала его присутствие — тонкий аромат его одеколона кружил в воздухе и было что-то еще. Еле слышный шорох шагов, мерная поступь босых ног по паласу.

Я улыбнулась и попыталась отгадать — кто, не открывая глаз. И заранее знала ответ — шаги своих братьев я различу из тысячи. Андрей ступает чуть громче и чуть тверже. Сергей не умеет ходить тихо вообще. Остается, Алеша.

Он стоял у прохода меж кухней и комнатой, прислонившись плечом к стене, и пил чай, поглядывая на меня. На плечи небрежно накинута синяя рубашка, рука в кармане чуть смятых брюк, ступни и, правда, голые. И от чуть взъерошенной макушки до пальцев тех самых босых ступней — он был совершенен.

Я могла бы долго перечислять его достоинства, но разве слова могут в полной мере отобразить суть, объять и показать то, что лежит за их гранью? Нет. Потому, и стараться не буду, скажу лишь, что с Алешей нас связывают особые отношения — не просто доверительные, а абсолютно откровенные.

И это естественно — ведь именно ему пришлось общаться со мной больше, чем другим и более тесно. Вечно занятые родители, научные сотрудники одного перспективного, но уже тогда чахлого НИИ, стремились к глобальным открытиям, мечтая, видимо, о славе Пьера и Мари Кюри, а посему, почти не бывали дома. Симпозиумы, конференции и постоянные исследования какого-то заумно звучащего элемента из периодической системы Менделеева легли в основу их жизни. Остальное было второстепенно и лежало ниже допустимой их честолюбию плоскости. За ней был Алексей, который и тащил на себе братьев и капризную, хилую сестричку на правах старшего. Вернее, в должности оного.